Босс мафии был чрезвычайно дородным – «муж с брюшком» в прямом и в переносном смысле, умевший вызывать трепет у окружающих. Под его защитой Майклу нечего было опасаться, но личность гостя благоразумно не раскрывали и на всякий случай советовали ему не покидать виллу доктора Тазы, дяди дона.
Высоковатый для сицилийца, краснощекий и седой как лунь, доктор Таза, несмотря на почтенный возраст, каждую неделю ездил в Палермо посещать публичных девок – чем моложе, тем лучше. Он предложил брать Майкла с собой, но тот отказался. Другим пороком старого доктора была страсть к чтению. Он читал все, до чего мог дотянуться, и пересказывал прочитанное своим пациентам – неграмотным крестьянам и пастухам, – которые держали его за городского сумасшедшего. Ну какое им дело до книг?
По вечерам доктор Таза, дон Томмазино и Майкл сидели в огромном саду среди мраморных статуй, которые на этом острове, казалось, волшебным образом росли из земли точно так же, как и крупный темный виноград. Доктор Таза любил рассказывать про мафию и ее историю, а Майкл Корлеоне был благодарным слушателем. Порой даже дон Томмазино, разнеженный теплым воздухом, ароматным и пьянящим вином, тишиной и красотой сада, делился байками из своей жизни. Доктор специализировался на легендах, дон – на суровой действительности.
В этом старом саду Майкл Корлеоне узнал о корнях, из которых вырос его отец. Изначально слово «мафия» означало «убежище», а затем стало названием тайной организации, члены которой боролись с правителями, веками притеснявшими народ. Сицилия подвергалась самым жестоким гонениям в истории. Инквизиция пытала всех без разбора – и богатых, и бедных. Бароны-помещики и князья Церкви распоряжались пастухами и фермерами как собственностью. Полиция была орудием власть имущих, а потому нет на Сицилии оскорбления страшнее, чем «полицейский».
Бесправные перед лицом такой жестокости, люди привыкли прятать свой гнев и ненависть из страха возмездия. Они научились не выдавать своих намерений и не произносить угрозы вслух, ведь этим можно было навлечь на себя скорую расправу. Они поняли, что организованное общество – их враг, а потому искали воздаяния за обиды у непокорного подполья. Чтобы укрепить свое влияние, мафия создала закон молчания – омерту. В сицилийских деревнях чужак, даже просто спрашивающий дорогу, не получит никакого ответа. А для члена мафии нет страшнее проступка, чем сообщить полиции, кто в него стрелял или покушался на его жизнь. Омерта уподобилась религии. Женщина, чьего мужа убили, не скажет служителям закона, кто убийца, так же, как не скажет, кто похитил ее сына или изнасиловал дочь.
Власти никогда не отличались справедливостью, поэтому люди привыкли полагаться на «робин гудов». И в какой-то степени мафия действительно стала защитницей униженных и оскорбленных. С любой бедой сицилиец мог обратиться к своему капомафиозо. Он был для крестьян и социальным служащим, и околоточным, и заступником; у него всегда имелась наготове корзинка с едой и работа.
Однако доктор Таза умолчал о том, что со временем сицилийская мафия стала неофициальным орудием богатых и даже теневым аналогом полиции – структурой порочного капиталистического общества, ярым противником коммунизма и либерализма, облагавшим любые предприятия независимо от размера своим «налогом». Об этом Майкл Корлеоне вскоре узнал самостоятельно.
И впервые в жизни понял, почему отец и его соотечественники выбирали в Америке стезю воров и убийц, а не законопослушных граждан. Нищета, страх, безысходность претили любому амбициозному человеку, а эмигранты ожидали, что общество будет к ним так же беспощадно, как и на родине.
Из-за бегства на Сицилию сломанная челюсть Майкла не получила должного медицинского ухода, и теперь левая половина лица носила на себе сувенир от капитана Маккласки. Кости срослись плохо, из-за чего лицо перекосило, и в профиль Майкл казался уродом. Это страшно расстраивало молодого Корлеоне, ведь он всегда пекся о своей внешности. Периодически приходящая боль его не беспокоила: доктор Таза давал ему таблетки. Он же предлагал подлатать лицо, однако Майкл уже достаточно знал о докторе, чтобы понять, что это, пожалуй, худший врач на всей Сицилии. Доктор Таза читал все, кроме медицинской литературы, – и не скрывал, что ничего в ней не смыслит. Экзамены он сдал благодаря покровительству самого главного босса мафии на Сицилии – capo dei capi, – который лично поехал в Палермо сообщить преподавателям, какие оценки нужно ставить. И это было еще одним доказательством того, насколько разлагающе мафия действует на общество, в котором пускает корни. Ни личные качества, ни талант, ни труд ничего не значат. Крестный отец просто дарит тебе профессию.
У Майкла хватало времени, чтобы подумать. Днем он гулял по окрестностям в сопровождении пары пастухов из хозяйства дона Томмазино. Пастухи часто шли в мафию в качестве убийц и исполнителей; для них это был чуть ли не единственный способ заработать. Майкл размышлял об организации своего отца. Если она продолжит процветать, то станет такой же раковой опухолью, как здесь, и уничтожит страну. Сицилия уже стала землей призраков. Мужчины бежали отсюда во все уголки мира: кто зарабатывать на жизнь, а кто просто спасался от угрозы смерти за то, что посмел пользоваться своей политической и экономической свободой.
В долгих прогулках Майкла больше всего поражала невероятная красота здешних мест. Он шел мимо апельсиновых рощ, чьи кроны образовывали натуральные тенистые ущелья, мимо каменных фонтанов в виде огромных клыкастых змеиных пастей, высеченных в скалах еще до рождества Христова, мимо домов с огромными мраморными порталами и просторными сводчатыми комнатами, похожих на древнеримские виллы, разваливающиеся или облюбованные бродячими овцами. Остроконечные холмы на горизонте напоминали обглоданные добела и выгоревшие на солнце кости. Сады и поля, словно изумрудное ожерелье на загорелой девичьей груди, украшали сияющей зеленью пустынный ландшафт. Иногда гуляющие доходили до самого Корлеоне, где восемнадцать тысяч человек влачили жалкое существование в лачугах, жмущихся к горе и построенных из добытого в ней же черного камня. За последний год в Корлеоне произошло более шестидесяти убийств; казалось, что над городком витает дух смерти. А еще дальше на смену вкривь и вкось распаханным полям приходил лес Фикуццы – соседней с Корлеоне деревушки.
Телохранители Майкла всегда носили с собой лупары. Убойный сицилийский обрез был излюбленным оружием мафии. Когда Муссолини послал своего верного полицейского пса зачистить Сицилию, тот первым делом приказал снести все каменные стены больше чем по пояс высотой, чтобы убийцы с лупарами не могли устраивать засады. Толку от этого было немного, и тогда министр полиции решил дело, арестовывая и ссылая на каторгу всех мужчин, которых подозревали в связях с мафией.
Когда армия союзников освобождала Сицилию, американское военное руководство посчитало, что все посаженные при фашистском режиме были демократами. Многие из вышедших на свободу мафиози получили должность деревенских старост, городских мэров и официальных переводчиков. Благодаря этому счастливому повороту судьбы мафия смогла вернуть утраченные позиции, став еще могущественнее, чем прежде.
Долгие прогулки, большие порции пасты и мяса, а также бутылка крепкого вина вечером способствовали хорошему сну. В библиотеке доктора Тазы было полно книг на итальянском; впрочем, хотя Майкл владел разговорным диалектом и недолго учил язык в колледже, чтение требовало много усилий и времени. Постепенно его речь почти утратила акцент, но он все равно никогда не сошел бы за местного – максимум за какого-нибудь приезжего из далеких северных провинций, что на границе со Швейцарией и Германией. Зато слиться с местными помогала кривая левая половина лица. Из-за неразвитой медицины подобное уродство часто встречалось на Сицилии. У людей не хватало денег даже на то, чтобы вылечить мелкие травмы, хотя в Америке это было плевым делом, а для более серьезных уродств имелись соответствующие специалисты и оборудование.
Майкл часто вспоминал Кей, ее улыбку и тело, и мучился угрызениями совести за то, что так жестоко бросил ее, даже не попрощавшись. Как ни странно, двойное убийство его нисколько не тяготило: Солоццо покушался на отца, а капитан Маккласки наградил увечьем.
Доктор Таза постоянно подговаривал молодого человека обратиться к хирургу, особенно когда Майкл в очередной раз просил болеутоляющие. Со временем боли становились все сильнее и приходили чаще. Таза объяснил, что под глазом находится сгусток нервов; излюбленным методом пытки у мафиози было найти это место у жертвы острым ножом для колки льда. У Майкла сгусток либо был поврежден, либо туда попал осколок кости. Простая хирургическая операция в госпитале Палермо навсегда уняла бы боль.
Майкл отказывался, а на вопрос почему, с усмешкой отвечал:
– Пусть напоминает мне о доме.
Боль была скорее ноющей и служила своего рода механическим насосиком, промывающим ему череп.
Спустя семь месяцев расслабленной деревенской жизни Майкл заскучал по-настоящему. Да и дон Томмазино вечно пропадал по делам и стал редко появляться на вилле. У него возникли проблемы с «новой мафией» в Палермо – молодыми людьми, наживавшимися на послевоенном строительном буме. Новообретенное богатство помогало им покушаться на угодья старинных боссов мафии, которых они презрительно именовали «усатыми Питами». Дон Томмазино все время уделял защите своих владений, и Майклу пришлось довольствоваться обществом и рассказами доктора Тазы, которые уже начинали повторяться.
Однажды утром Майкл решил прогуляться в горах за Корлеоне. Естественно, в сопровождении пастухов‑телохранителей. От врагов Семьи они бы не спасли, просто чужаку было очень опасно путешествовать в одиночку. Как, впрочем, и местному. Эти края кишели бандитами – бойцами мафии, которые воевали друг с другом, а доставалось всем окружающим. Также одинокого путника могли принять за «расхитителя