Кей села, включила большую лампу на прикроватном столике и зажгла сигарету. Откинувшись на подушки, она тихо произнесла:
– В общем, ты хочешь сказать, что ты гангстер? Связан с убийствами и прочими преступлениями, а мне нельзя ни о чем спрашивать, нельзя даже задумываться? Это как в фильмах ужасов, когда чудовище предлагает красавице выйти за него замуж…
Майкл с усмешкой повернул к ней изуродованную часть лица.
– Ой, Майки, глупость сморозила… Я совсем не замечаю этого, честно.
– Верю, – он засмеялся. – Мне так даже нравится, только сопли одолевают.
– Хочешь серьезно? Давай, – вернулась к теме Кей. – Если мы поженимся, какой будет моя жизнь? Меня ждет участь итальянской домохозяйки, которая возится с детьми и следит за хозяйством, как твоя мать? А если что-то произойдет? Вдруг ты сядешь в тюрьму?
– Нет, такого точно не будет. Убить меня могут. Посадить – нет.
Он произнес это так убежденно, что Кей невольно засмеялась, в том числе от странной гордости.
– С чего такая уверенность? Нет, правда?
Майкл вздохнул.
– Это как раз то, о чем я не могу с тобой говорить. И не хочу.
Кей надолго замолчала.
– Почему ты вот так сразу зовешь меня замуж, хотя за столько времени даже не позвонил? Я что, настолько хороша в постели?
Майкл серьезно кивнул.
– И это тоже. Однако зачем жениться, если я могу спать с тобой просто так?.. Я не жду ответа сейчас. Мы можем продолжать встречаться, а ты пока обсуди все с родителями. Я слышал, твой отец по-своему очень серьезный человек. Спроси его совета.
– Ты так и не ответил, зачем я тебе.
Майкл достал из тумбочки белый платок, прижал к носу, громко высморкался и утерся.
– Если нужен повод не выходить за меня, то лучше не придумать. Ну как можно терпеть рядом с собой парня, который постоянно сморкается?
– Не уходи от темы! – нетерпеливо потребовала Кей. – Отвечай.
Майкл скомкал платок в кулаке.
– Ладно, первый и последний раз. Ты единственный человек, к которому я когда-либо испытывал симпатию и испытываю до сих пор. Я не звонил, потому что даже не думал, что после всего ты по-прежнему захочешь меня видеть. Конечно, я мог бы найти тебя, обмануть… но не хотел. Я доверю тебе одну тайну, и ты не должна говорить об этом никому, даже своему отцу. Если все пойдет по плану, то примерно через пять лет семья Корлеоне полностью легализуется. Для этого придется провернуть немало хитрых махинаций, зато потом ты сможешь быть очень богатой вдовой. Зачем мне ты? Затем, что я хочу тебя и хочу семью. Хочу детей, уже пора. И я не желаю, чтобы они брали пример с меня, как я брал пример со своего отца. Не в смысле, что он сознательно влиял на меня, нет. Он всегда был против того, чтобы я занимался семейным бизнесом. Хотел, чтобы я стал преподавателем, врачом или кем-то в таком роде. Однако все пошло наперекосяк, и мне пришлось сражаться, защищать семью. Пришлось, потому что я люблю своего отца и восхищаюсь им. Он – хороший муж и родитель, а также друг для тех людей, которым не так повезло в жизни. Хотя эта его черта меня как сына не касается. В общем, я не хочу, чтобы то же случилось с нашими детьми. Они должны вырасти полноценными американцами, американцами до мозга костей. Может, они сами или их внуки пойдут в политику. – Майкл усмехнулся. – Может, кто-то из них даже станет президентом Соединенных Штатов, чем черт не шутит? На лекциях по истории в Дартмуте мы разбирали биографии президентов. Так вот, у многих отцы и деды были теми еще висельниками. Однако я не буду против, если наши дети станут врачами, учителями, музыкантами… Главное, чтобы они никогда не занимались семейным делом. К тому моменту, как они достаточно подрастут, все уже закончится. И мы с тобой будем членами какого-нибудь загородного клуба, как любой уважающий себя зажиточный пенсионер в этой стране. Как тебе такое предложение?
– Сказочное, – Кей кивнула. – Только про вдову хотелось бы поподробнее.
– Повторюсь, это маловероятно. Просто следовало упомянуть, для полноты картины.
Майкл снова промокнул нос платком.
– И все равно не верю. Не верю, что ты такой. Это невозможно, – в полном замешательстве пробормотала Кей. – Что произошло? Не понимаю…
– Извини, больше я ничего объяснять не стану, – мягко произнес Майкл. – Выбрось все это из головы. Ни тебя, ни нашей совместной жизни это касаться не будет.
Кей опустила глаза.
– Как ты можешь звать меня замуж, намекать на любовь, когда даже это слово не в состоянии произнести? Вот ты сказал, что любишь отца, но не сказал, что любишь меня. Неужели ты не доверяешь мне настолько, что не смеешь рассказать о самом важном в твоей жизни? Зачем тогда тебе жена? Вот твой отец доверяет твоей матери. Я это точно знаю.
– Конечно, доверяет. Тем не менее рассказывает ей не все. И вообще, она его доверие заслужила. Не просто потому, что они женаты. Нет, она родила ему четверых детей, когда рожать детей было небезопасно. Она ухаживала за ним и стерегла, когда его ранили. Она верила в него. Сорок лет она во всем ставила мужа на первое место. Если мы проживем столько же, возможно, я кое о чем тебе расскажу. Но, повторюсь, лучше тебе этого не знать.
– Нам придется жить на Лонг-Бич?
– Да. Не переживай, у нас будет отдельный дом. Мои родители не лезут в чужую жизнь, мы сможем делать то, что захотим. Поживем там, пока все не устаканится.
– Потому что в другом месте тебе жить опасно, – заключила Кей.
Впервые за все время их близкого знакомства Кей увидела Майкла в гневе. Этот гнев никак не проявлялся ни в движениях, ни в голосе, а скорее напоминал смертельный холод, исходящий от всего его естества. Кей поняла, что если все-таки решит не выходить за Майкла, то главная причина – вот она.
– Это всё гадости из кино и газет, – с отвращением произнес он. – Ты неверно представляешь себе моего отца и всю семью Корлеоне. Объясню в последний раз, и теперь уж точно в последний. Мой отец – бизнесмен. Он должен содержать жену, детей и друзей, к которым мог бы обратиться за помощью в трудное время. Он не принимает правила общества, потому что эти правила обрекают его жить так, как не должен жить человек с выдающейся силой воли и характера. Пойми, он считает себя ровней сильных мира сего – президентов, премьер-министров, верховных судей и губернаторов. Он отказывается жить в навязанных ему рамках, однако его конечная цель – стать частью общества, но обладать в нем властью, поскольку общество не защищает никого, кроме тех, у кого есть личная власть. А пока он следует собственному моральному кодексу, который считает гораздо более совершенным, чем всякие законы.
Кей слушала и не верила своим ушам.
– Это же бред! Что, если бы все так себя вели? Как бы мы существовали? Мы вернулись бы во времена пещерных людей. Майки, неужели и ты во все это веришь?
Он усмехнулся.
– Я лишь озвучиваю тебе отцовские убеждения. Хочу показать, что он может быть каким угодно, только не безответственным – во всяком случае, не в построенном им мире. Он не психопат-гангстер, убивающий всех налево и направо, как тебе наверняка кажется. Он очень заботливый и по-своему честный человек.
– А во что веришь ты? – тихо спросила Кей.
Майкл пожал плечами.
– Я верю в свою Семью. Верю в тебя и наших будущих детей. Я не желаю полагаться на защиту общества и вверять свою судьбу тем, чье единственное умение – хитростью заставить кучку других людей голосовать за себя. Но это пока. Время моего отца прошло. То, что он делал прежде, сейчас делать очень опасно. Хотим мы того или нет, семья Корлеоне должна стать частью общества. А для этого у нас должна была власть – деньги и прочие активы. Прежде чем выйти из тени, я хочу, чтобы наши дети были полностью обеспечены.
– Ты добровольцем пошел воевать за эту страну, ты герой, – сказала Кей. – Что заставило тебя передумать?
– Это бессмысленный разговор. Может, я просто один из тех закоренелых консерваторов, которых выращивают у тебя в городке. Я забочусь о себе как об индивидууме. Правительство мало что делает на благо народа – вот мой аргумент, хотя и не главный. В общем, я должен помогать отцу, должен быть на его стороне. И тебе нужно решить, будешь ли ты на моей. – Он улыбнулся. – Полагаю, жениться и правда плохая мысль.
Кей похлопала по постели рядом с собой.
– Не знаю пока насчет свадьбы, подумаю; но я два года провела без мужчины и так просто с тебя не слезу. Иди сюда.
Майкл выключил лампу и забрался к ней под одеяло.
– Ты веришь, что после тебя у меня никого не было? – шепотом спросила Кей.
– Верю.
– А у тебя? – спросила она еще тише.
– Была. – Он немного напрягся. – Но последние полгода нет.
Майкл не соврал. После смерти Аполлонии Кей стала первой женщиной, к которой он прикоснулся.
Глава 26
Окна кричаще обставленной гостиной номера люкс выходили на рукотворный сказочный сад позади отеля: пальмы в горшках, обвешанные оранжевыми гирляндами, и два огромных темно-синих бассейна, отражающие звездное небо пустыни. На горизонте виднелись песчано-каменные горы, окружавшие неоновую долину Лас-Вегаса. Джонни Фонтейн опустил тяжелую, богато расшитую серую портьеру и отошел.
Небольшая команда из четырех человек – распорядитель казино, дилер, его сменщик и полуголая официантка – готовилась к частной игре. Нино Валенти лежал на диване со стаканом виски в руке. Он смотрел, как раскладывают стол для блэкджека и ставят шесть мягких кресел, как положено, с полукруглого края, за которым располагаются игроки.
– Супер, супер. – Нино говорил невнятно, хотя голос у него был не очень пьяный. – Давай, Джонни, присоединяйся, сыграем. Разнесем этих обалдуев в пух и прах. Мне везет.
Фонтейн присел на пуфик напротив дивана.
– Я не играю, ты же знаешь. Как ты себя чувствуешь?
Приятель расплылся в улыбке.
– Супер. В полночь придут девчонки, потом ужин, потом снова блэкджек. Слыхал, что я обыграл казино почти на пятьдесят тысяч и они уже неделю на меня наседают?