Мальчик побежал прочь звать папу. Майкл Корлеоне с несколькими охранниками, дежурившими у ворот, помчался в сад. Вито лежал ничком, сжимая в кулаках горсти земли. Его подняли и перенесли в тень каменной веранды. Майкл присел рядом, держа отца за руку, а остальные вызывали «скорую» и личного врача.
С превеликим усилием дон открыл глаза, чтобы в последний раз увидеть сына. От обширного инфаркта его обычно румяное лицо почти посинело. Он чувствовал запах сада, золотое свечение слепило глаза.
– Жизнь так прекрасна… – прошептал Вито Корлеоне.
Ему повезло: он не видел слез женщин, так как умер еще до их возвращения из церкви, приезда «скорой» и даже прихода врача. Умер в окружении мужчин, держа за руку своего самого любимого сына.
Похороны прошли с королевским размахом. Присутствовали доны и капореджиме Пяти Семей, а также семей Тессио и Клеменцы. Джонни Фонтейн, несмотря на попытки Майкла его отговорить, тоже явился – и сразу же попал в заголовки желтой прессы. В одном интервью он назвал Вито Корлеоне своим крестным отцом и лучшим человеком на свете, которого он когда-либо встречал; для него честь отдать ему последние почести, и плевать, кто что об этом подумает.
Прощание состоялось в особняке на Лонг-Бич по старинным традициям. Америго Бонасера отдал все долги Семье, проделав свою лучшую работу и подготовив друга и крестного отца к прощанию с той же любовью, как мать готовит дочь на выданье. Все отмечали, что даже смерть не смогла стереть с лица великого дона благородство и достоинство. Подобные слова наполняли Америго Бонасеру гордостью и необычным ощущением власти. Ему одному было ведомо, насколько жестоко смерть обошлась с внешностью дона.
Пришли все старые друзья и вассалы. Были Нацорине с женой, его дочь с мужем и детьми. Люси Манчини и Фредди, прилетевшие из Лас-Вегаса. Том Хейген с семьей. Доны Сан-Франциско и Лос-Анджелеса, Бостона и Кливленда. Гроб несли Рокко Лампоне, Альберто Нери, Клеменца, Тессио и, конечно же, сыновья дона. Все дома в тупике на Лонг-Бич были заставлены венками.
За воротами собралась толпа газетчиков и фотографов, а также грузовичок без опознавательных знаков – в нем сидели фэбээровцы и записывали эпохальное событие на кинокамеру. Некоторые репортеры, попытавшиеся проникнуть на сами похороны, обнаружили, что по периметру стоят вооруженные охранники, проверяют документы и требуют приглашения. Так что никого из папарацци внутрь не пропустили, хотя обращались с ними очень вежливо и даже вынесли им закуски. Репортеры пробовали заговаривать с выходящими, но получали в ответ лишь молчаливые каменные взгляды.
Майкл Корлеоне почти весь день провел в угловой библиотеке с Кей, Томом Хейгеном и Фредди. К нему по очереди приводили людей, выражавших соболезнования. Майкл принимал их с почетом и уважением, и некоторые обращались к нему «крестный отец» или «дон Майкл». Только Кей замечала, как муж кривит губы.
Потом к семейному кругу присоединились Клеменца с Тессио, и Майкл лично разлил им напитки. Немного поболтали о делах. Майкл сообщил, что вся недвижимость, принадлежащая Корлеоне, и все дома будут проданы строительной фирме, причем с баснословной прибылью, что еще раз доказывало дальновидность великого дона.
Империя окончательно перемещалась на Запад. Семья Корлеоне полностью прекратит свою деятельность в Нью-Йорке. Все знали, что это давно решено; оставалось лишь дождаться ухода дона на покой или его смерти.
Кто-то отметил, что в последний раз столько народу в этом доме видели почти десять лет назад, в день свадьбы Констанции Корлеоне и Карло Рицци. Майкл подошел к окну, выходящему в сад. В тот день он сидел там с Кей и даже не думал, что его судьба повернется столь непостижимым образом. Последними словами дона были «Жизнь так прекрасна». Майкл не мог припомнить, чтобы отец хоть раз говорил о смерти. Он как будто слишком уважал ее и не смел произносить это слово всуе.
Осталось поехать на кладбище и похоронить великого дона. Майкл взял Кей под руку и вышел в сад, чтобы присоединиться к траурной процессии. За ним шли капореджиме со своими бойцами, потом обычные люди, к которым крестный отец успел проявить участие: пекарь Нацорине, вдова Коломбо с сыновьями и бессчетное множество других жителей его мира, которым он правил твердо и справедливо. Даже кое-кто из бывших врагов пришел оказать последние почести.
Майкл смотрел на всех с натянуто-вежливой улыбкой. Это его не впечатляло. «Впрочем, – подумал он, – если при смерти я смогу сказать “жизнь так прекрасна”, то все остальное не важно. Если я настолько верю в себя, то ничто больше не имеет значения». Он пойдет по стопам отца, будет заботиться о своих детях, родных, окружающих. Но его дети вырастут в другом мире. Они станут врачами, артистами, учеными. Губернаторами. Президентами. Кем захотят. Он сделает все, чтобы они влились в общечеловеческую семью, однако, как суровый и мудрый отец, будет очень пристально за ней следить.
На следующее после похорон утро все высокопоставленные лица семьи Корлеоне собрались на Лонг-Бич. Незадолго до полудня их пригласили в опустевший особняк дона, где ждал Майкл.
Собравшиеся не без труда разместились в угловом кабинете. Среди них были оба капореджиме, Клеменца с Тессио; рассудительно-профессиональный Рокко Лампоне; очень тихий и знающий свое место Карло Рицци; Том Хейген, ввиду кризиса забывший, что исполняет исключительно юридические функции; и Альберто Нери, который старался держаться вплотную к Майклу, прикуривая новому дону сигареты, смешивая ему напитки и демонстрируя непоколебимую верность, невзирая на постигшую Семью катастрофу.
Смерть дона стала сокрушительным ударом. Без него они лишались половины влияния и почти всех рычагов давления, чтобы противостоять союзу Барзини и Татталья. Все в кабинете это знали, а потому ждали, что скажет Майкл. В их глазах он еще не заслужил права называться новым доном. Будь крестный отец жив, сын мог бы получить бразды правления официально. Теперь его роль наследника была уже не столь очевидной.
Майкл подождал, пока Нери разнесет напитки.
– Я просто хочу сказать всем, что понимаю ваши чувства, – веско произнес он. – Я знаю, вы уважали моего отца, но теперь возникает вопрос, как быть с вами и вашими семьями. Кто-то наверняка задумался, не повлияет ли произошедшее на наши планы и на мои обещания. Скажу сразу: не повлияет. Все будет идти как оговаривалось.
Клеменца вздохнул и опустил свою патлатую бычью голову. Когда-то черные волосы серебрила седина, а черты лица, скрытые под складками жира, казались неприятными.
– Теперь Барзини и Татталья возьмутся за нас всерьез. Майки, тебе придется отбиваться – или договариваться с ними.
Все заметили, что Клеменца обращается к Майклу на «ты», и уж тем более не зовет его «доном».
– Посмотрим, что будет. Пусть сначала в открытую нарушат мир.
– Уже, Майк, – тихо произнес Тессио. – Сегодня утром в Бруклине начали работу две их букмекерские конторы. Мне сообщил капитан полиции, который отвечает за прикрытие подпольного бизнеса на этом участке. Через месяц мне негде будет повесить шляпу.
Майкл задумчиво посмотрел на капореджиме.
– Вы что-нибудь с этим сделали?
Тессио мотнул узкой головой.
– Нет, не хотел создавать лишних неприятностей.
– И правильно. Примерно то же хочу сказать всем: наберитесь терпения, не реагируйте на провокации. Дайте мне несколько недель, чтобы привести дела в порядок, посмотреть, куда дует ветер. А потом я устрою так, что все останутся в выигрыше. Мы еще проведем совещание, где примем окончательные решения.
Альберто Нери начал выпроваживать посетителей. Все удивились, что аудиенция прошла так быстро.
– Том, – резко окликнул Майкл, – задержись на пару минут.
Хейген подошел к окну, выходившему во двор. Он подождал, пока капореджиме, Карло Рицци и Рокко Лампоне в сопровождении Нери не выйдут за ворота, а потом, обернувшись к Майклу, спросил:
– Все политические связи переведены на тебя?
Майкл расстроенно покачал головой:
– Не все. Не хватило четырех месяцев. Мы с доном как раз работали над этим. Но судьи у меня – мы с них начали, – а также самые важные люди в Конгрессе. Нью-йоркские представители крупных партий трудностей, конечно же, не вызвали. Семья Корлеоне гораздо могущественнее, чем все думают, хотя я надеялся сделать ее непобедимой. – Он улыбнулся Хейгену. – Впрочем, ты уже наверняка сам обо всем догадался.
Том кивнул.
– Да. Только одного не пойму – почему ты меня отстранил. Но я вообразил себя сицилийцем – и в итоге понял и это.
Майкл засмеялся.
– Старик так и думал. Однако такой роскоши я себе больше позволить не могу. Ты нужен мне здесь, хотя бы на ближайшие несколько недель. Позвони в Вегас, объясни все жене. Скажи, что задержишься.
– С какой стороны они к тебе подойдут? – задумчиво спросил Хейген.
Майкл вздохнул.
– Дон мне все объяснил. Барзини выберет кого-то из моего близкого окружения, на кого, по его мнению, я не подумаю.
– Вроде меня, например? – Хейген улыбнулся.
– Ты ирландец, – Майкл улыбнулся в ответ. – На тебя они полагаться на станут.
– Я наполовину немец, наполовину американец.
– Для них все одно – ирландец. Нери тоже им не подходит – он бывший коп. К тому же вы оба очень близки ко мне, а это большой риск. Рокко Лампоне, наоборот, далек. Нет, выбор у них между Клеменцей, Тессио и Карло Рицци.
– Ставлю на Карло, – тихо сказал Хейген.
– Посмотрим. Долго они выжидать не будут.
И правда, уже на следующее утро, во время завтрака, раздался звонок. Майкл пошел ответить в библиотеку.
– Всё, встреча с Барзини назначена через неделю, – сказал он Тому, вернувшись на кухню, и засмеялся. – Будем договариваться о «новом мире» после смерти дона.
– И кто тебе позвонил? – спросил Хейген.
Оба знали, что тот, кто будет договариваться о встрече, – предатель.
– Тессио, – Майкл разочарованно усмехнулся.