Заканчивали завтрак в молчании.
– Я готов был биться об заклад, что это Карло или Клеменца, – произнес наконец Хейген за кофе. – На Тессио ни за что не подумал бы. Он ведь лучше всех.
– Скорее, расчетливее. Просто этот ход показался ему самым умным. Он либо выдает меня Барзини и получает все, что принадлежало семье Корлеоне, либо остается со мной, и его уничтожают. Он считает, что я не смогу победить.
Хейген помолчал, а потом нехотя спросил:
– А ты сможешь?
Майкл пожал плечами.
– Шансы так себе, но политический вес и власть стоят десяти боевых бригад. Мой отец единственный это понимал. Почти все его связи у меня в руках, и никто об этом еще не знает. – Он ободряюще улыбнулся. – Они назовут меня доном… Но черт, как же обидно за Тессио!
– Ты согласился на встречу?
– Да, через неделю. В Бруклине, на территории Тессио, где я буду «в безопасности». – Майкл снова засмеялся.
– До тех пор будь осторожен.
Впервые в жизни Майкл смерил Хейгена холодным взглядом.
– Это я и без консильери знаю.
В течение недели, предшествовавшей переговорам между Корлеоне и Барзини, Майкл продемонстрировал Хейгену всю свою осторожность. Он не покидал пределов Лонг-Бич и принимал посетителей только в присутствии Нери. Случилось лишь одно неприятное осложнение: старший сын Конни и Карло должен был пройти конфирмацию в церкви, и Кей попросила Майкла быть крестным. Майкл отказался.
– Я редко тебя о чем-то прошу, но, пожалуйста, ради меня… Конни так этого хочет… И Карло тоже. Для них это очень важно. Пожалуйста.
Она видела, что ее настойчивость злит мужа, и уже готовилась услышать отказ, однако Майкл, к ее удивлению, кивнул.
– Хорошо. Но я не могу выезжать за пределы нашего двора. Пусть организуют приезд священника и обряд здесь. Я заплачу, сколько потребуется. Если церковь встанет в позу, скажите Хейгену, он разберется.
И вот накануне встречи с Барзини Майкл Корлеоне стал крестным отцом сыну Карло и Конни Рицци. Он подарил мальчику очень дорогие часы и золотое кольцо. В доме Карло устроили небольшой праздник, куда пригласили обоих капореджиме, Хейгена, Лампоне и всех, кто жил по соседству, включая, конечно же, вдову дона. Конни так переполняли эмоции, что она весь вечер обнимала брата и его жену. Даже Карло Рицци расчувствовался, постоянно тряс руку Майкла, по поводу и без называя его крестным отцом – в духе старой родины. Да и сам Майкл никогда не был таким веселым и открытым.
– Думаю, теперь Карло с Майки подружатся по-настоящему, – шепнула Конни на ухо Кей. – Подобные события очень сближают.
Кей сжала золовке локоть.
– Я очень этому рада.
Глава 30
У себя в квартире в Бронксе Альберто Нери тщательно чистил свою старую форму из шерстяного гаруса. Значок он отстегнул и положил на стол, чтобы потом отполировать. Табельная кобура с пистолетом висела на стуле. Как ни странно, полузабытое занятие приносило удовольствие. Чуть ли не впервые с того момента, как почти два года назад от Альберто ушла жена, он чувствовал себя счастливым.
Он женился на Рите, когда она оканчивала школу, а он только-только поступил на службу в полицию. Невеста была скромная, темноволосая, а строгие итальянские родители заставляли ее приходить домой не позднее десяти вечера. Нери был влюблен по уши; он обожал ее за невинность, воспитание и смуглую красоту.
Поначалу Рита Нери восхищалась мужем – его невероятной силой, которая наводила ужас на окружающих, а также твердым пониманием, что правильно, а что нет. Альберто редко бывал тактичен. Не согласный с настроем собеседников или чьим-то мнением, он либо молчал, либо резко возражал. Вежливые споры – это не про него. Характер у него был подлинно сицилийский, и в гневе Аль бывал страшен, однако на жену никогда не срывался.
Всего за пять лет Нери стал одним из самых грозных полицейских во всем Нью-Йорке. Причем одним из самых честных. Правда, к исполнению обязанностей подходил по-своему. Он терпеть не мог отморозков, и если видел кучку малолетних хулиганов, пристающих по вечерам к прохожим, то разбирался с ними быстро и радикально. Он всегда решал проблемы силой, истинную величину которой не вполне осознавал.
Как-то вечером на Сентрал-Парк-Уэст Аль выскочил из патрульной машины и сгреб в охапку сразу шестерых отморозков в черных шелковых пиджаках. Напарник остался на водительском кресле, чтобы не мешать Нери. Эта шестерка, всем лет по семнадцать, тормозила прохожих и молодецки-угрожающим тоном спрашивала «Закурить не найдется?» – но дальше слов не заходила. Еще они свистели девушкам и делали в их сторону похабные жесты более французского, нежели американского толка.
Нери выстроил всех шестерых у каменной стены, отделявшей Центральный парк от Восьмой авеню. Смеркалось, но у Нери было при себе излюбленное орудие: большой и тяжелый фонарь. Револьвер он никогда не доставал – незачем. Хватало гневного выражения лица, которое в сочетании с формой и значком вызывало такой ужас, что обычные отморозки даже пикнуть не смели. Действовало на всех без исключения.
– Как звать? – спросил Нери у первого парня и услышал в ответ какое-то ирландское имя. – Вали отсюда. Еще раз сегодня увижу – распну.
Он дернул фонариком, и юноша поспешно удалился. Со следующими двумя история повторилась; Нери отпустил и их. А вот у четвертого имя оказалось итальянское. Он даже повернулся к Альберто – мол, земляк земляка не обидит (а внешность у полицейского была типичная).
– Итальянец? – ровным голосом спросил Нери, взглянув на парня.
Тот самоуверенно ухмыльнулся, и Нери с размаху ударил его по лбу фонариком. Парень рухнул на колени; лицо заливала кровь из рассеченной раны, но кость осталась цела.
– Ты засранец, позор рода итальянского! – рявкнул полицейский. – Ты своим поведением порочишь всех нас! Поднимайся. – Он пнул парня в бок, не сильно, но ощутимо. – Еще раз увижу в этом пиджаке, врачи по частям тебя собирать будут. Ступай домой и не высовывайся. Будь я твоим отцом, тебе бы несдобровать.
С остальными двумя Нери даже возиться не стал – просто пинками отправил их прочь, велев больше не попадаться ему на глаза.
Обычно все проходило быстро, и зеваки, которые могли бы возмутиться поведением Нери, просто не успевали собраться. Альберто прыгал в патрульную машину, и напарник давал ходу. Конечно, порой попадались совсем отбитые, которые сопротивлялись и даже хватались за нож. Участь их была незавидной. Нери стремительно и жестоко избивал недоумков до полусмерти, а потом запихивал в машину. Тех затем обвиняли в нападении на полицейского; впрочем, с арестами приходилось повременить, пока нападавших не выпишут из больницы.
Видимо, чересчур прямолинейный молодой человек чем-то не угодил участковому сержанту, и спустя какое-то время Нери перевели в окрестности штаб-квартиры Организации Объединенных Наций. Дипломаты вовсю пользовались своей неприкосновенностью и парковали лимузины где попало, не обращая внимания на знаки. Нери пожаловался начальству, но ему велели не мутить воду. Однако как-то ночью неправильно припаркованные автомобили перекрыли собой целую улицу. Было за полночь, и Нери, достав свой огромный фонарь, принялся крушить лобовые стекла представительских авто. Даже самым высокопоставленным дипломатам пришлось бы ждать замены несколько дней. На полицейский участок обрушился шквал негодующих требований пресечь подобный вандализм. Через неделю до кого-то дошло, что произошло на самом деле, и Альберто Нери сослали в Гарлем.
Одним воскресным днем вскоре после перевода Нери взял Риту и поехал в Бруклин навестить свою вдовую сестру. Как и положено сицилийцу, Альберто ревностно оберегал родственницу и минимум раз в несколько месяцев приезжал к ней проверить, всё ли в порядке. Сестра была намного старше его, а ее сыну Томми уже исполнилось двадцать. Без мужского влияния он совсем отбился от рук, стал водиться с дурными компаниями, влезал в драки. Нери как-то пришлось воспользоваться знакомствами в полиции, чтобы отмазать племянника от обвинений в краже. Он даже не стал ругаться, а просто предупредил: «Томми, еще раз доведешь мою сестру до слез, и я лично вправлю тебе мозги» – не угроза, а так, дружеское напоминание. И пускай Томми был самым лихим парнем в лихом районе, дяди Аля он боялся до чертиков.
Накануне Томми вернулся домой поздно и все еще спал. Мать пошла разбудить его – мол, оденься и спускайся обедать, дядя с тетей зашли в гости.
– Да ну вас всех на хрен, я спать хочу, – грубо буркнул парень из-за двери.
Мать прошла на кухню и виновато улыбнулась.
Сели обедать. Нери спросил у сестры, не доставляет ли Томми ей хлопот. Та мотнула головой.
Нери с женой уже собрались уходить, когда племянник наконец поднялся. Пробубнив что-то нечленораздельное вместо приветствия, он прошел на кухню и оттуда заорал:
– Эй, мам, приготовишь мне чего-нибудь?
По тону это явно была не просьба, а требование избалованного ребенка.
– Вот встал бы к обеду и поел! – крикнула в ответ сестра. – Я не собираюсь готовить снова!
Подобные неприятные сцены были обычным делом, но Томми спросонья был не в меру раздражителен.
– Ну и хер с тобой! Пойду поем на улице.
Зря он это сказал. Дядя Аль набросился на племянника, будто кот на мышь. Его завели не конкретные слова Томми, а то, что он, очевидно, говорил с матерью в таком тоне каждый день. При Альберто он старался сдерживаться, а в это воскресенье отчего-то забыл про осторожность. Что ж, сам виноват.
На глазах у двух перепуганных женщин Аль безжалостно и методично избил племянника. Поначалу парень пытался защищаться, потом сдался и стал молить о пощаде. Нери расквасил ему лицо в кровь, затем схватил за волосы и ударил головой о стену. После врезал в живот, уложил на пол и пару раз ткнул носом в ковер. Наконец, велев женщинам подождать дома, выволок Томми на улицу к своей машине. Там он прочитал племяннику душеспасительную лекцию: