Карло Рицци, отчаянно желая жить и обливаясь потом от облегчения, что его не убьют, прошептал:
– Барзини.
– Хорошо, хорошо, – тихо произнес Майкл и взмахнул правой рукой. – Уезжай немедленно. Снаружи ждет машина; тебя отвезут в аэропорт.
Карло вышел первым, остальные трое сразу за ним. Хотя уже стемнело, двор был залит светом прожекторов. Подъехала машина. Это была машина Карло, но водителя он не узнал. На заднем сиденье в углу расположился еще кто-то. Лампоне открыл пассажирскую дверь и жестом пригласил Карло садиться.
– Я позвоню твоей жене и скажу, что ты едешь, – пообещал Майкл.
Карло сел. Его шелковая рубашка промокла от пота.
Машина тронулась, быстро двигаясь в направлении ворот. Карло повернул голову, чтобы получше рассмотреть человека сзади – может, кто-то знакомый… В этот момент Клеменца легко и ловко, как девочка, надевающая ленточку на голову котенка, накинул на его шею гарроту. Гладкая струна врезалась в кожу, и Клеменца рывком дернул. Карло Рицци забился, будто рыба на леске, но Клеменца держал крепко, затягивая удавку все туже, пока жертва не обмякла. Салон машины заполнило зловоние: тело Карло, чувствуя приближающуюся смерть, опорожнилось. Клеменца еще несколько минут на всякий случай подержал гарроту, потом отпустил и убрал в карман. Труп Карло завалился на дверь. Чуть погодя Клеменца открыл окно, чтобы немного проветрить салон.
Победа Корлеоне была абсолютной. В тот же день Клеменца с Лампоне дали волю своим боевым бригадам и наказали тех, кто покушался на территорию Семьи. Нери поставили во главе реджиме Тессио. Букмекеров Барзини вывели из дела, а двоих главных киллеров застрелили, пока те мирно доедали обед в итальянском ресторане на Малберри-стрит. Нечистого на руку устроителя рысистых бегов тоже убили, когда он возвращался домой после прибыльной ночи. Двое крупнейших ростовщиков из портового района пропали; несколько месяцев спустя их нашли в болотах Нью-Джерси.
Одним свирепым ударом Майкл Корлеоне вернул Семью на главенствующие позиции в Нью-Йорке и заслужил себе имя. Его уважали не только за тактическую гениальность, но и за то, что самые влиятельные капореджиме из семей Барзини и Татталья немедленно перешли на его сторону.
Триумф немного подпортила сцена, которую Майклу устроила сестра.
Конни вернулась домой с матерью, оставив детей в Вегасе. По дороге на Лонг-Бич она изо всех сил сдерживала вдовье горе. Когда же лимузин остановился, Конни, прежде чем мать успела ее остановить, бросилась по мощеной дорожке к дому Майкла и влетела в гостиную, где сидел он с женой. Кей поднялась навстречу, чтобы утешить и по-сестрински обнять Конни, но не успела сделать и шага.
– Вшивая скотина! – исступленно завопила сестра. – Ты убил моего мужа! Дождался, пока папа умрет, чтобы никто тебе не помешал, и убил его. Убил! Ты винил его за Санни, вы все винили. А обо мне ты подумал? Нет, конечно, тебе на меня плевать. Как мне теперь быть? Как мне быть?!
Она выла и рыдала. Двое телохранителей Майкла подошли сзади и замерли в ожидании приказов от босса. Тот спокойно ждал, когда иссякнет поток проклятий и обвинений.
– Конни, – ошарашенно пробормотала Кей, – что ты такое говоришь? Ты просто расстроена.
Конни взяла себя в руки.
– А почему он всегда был со мной так холоден? – Ее голос сочился ядом. – Почему, по-твоему, он держал Карло здесь? Все это время он знал, что убьет моего мужа, но не смел, пока был жив отец. Отец его остановил бы. Он знал об этом и ждал. И для отвода глаз согласился быть крестным нашего ребенка… Бессовестный ублюдок! Ты думаешь, что знаешь своего мужа? Знаешь, скольких он убил вместе с моим Карло? Открой газету. Там Барзини, Татталья и другие. Мой брат всех их убил!
У нее снова начиналась истерика. Конни попыталась плюнуть брату в лицо, но во рту у нее пересохло.
– Отведите ее в дом и вызовите врача, – велел Майкл.
Двое охранников немедленно схватили Конни за руки и поволокли прочь.
Кей все еще не могла прийти в себя.
– Майкл, почему она это говорит? Откуда у нее такие мысли?
– Просто истерика, – Майкл пожал плечами.
Кей заглянула ему в глаза:
– Милый, это ведь неправда? Скажи, что это неправда.
Майкл устало вздохнул.
– Ну конечно. Поверь. Единственный раз я разрешаю тебе спросить про мои дела. И отвечаю: это неправда.
Он никогда не был более убедительным. Кей смотрела мужу прямо в глаза и видела в них все взаимное доверие, накопленное за годы брака. Никаких сомнений быть не могло: он не лгал. Кей грустно улыбнулась, Майкл обнял ее и поцеловал.
– Нам обоим нужно выпить, – сказала она.
Кей пошла на кухню за льдом и услышала, как открылась входная дверь. Выйдя в прихожую, она увидела Клеменцу, Нери и Рокко Лампоне в сопровождении телохранителей. Майкл стоял к ней спиной; тогда она сдвинулась так, чтобы видеть его профиль. В этот момент Клеменца торжественно обратился к ее мужу:
– Дон Майкл.
На глазах у Кей все почтительно склонились. Майкл напоминал статую римского императора, который властью, данной свыше, распоряжается жизнью и смертью своих подданных. Одна рука на бедре, в профиле читается холодная гордость. Тело надменно расслабленно, вес перенесен на ногу, чуть отставленную назад. Он смотрит на своих генералов – своих капореджиме. В этот момент Кей поняла, что все обвинения Конни – правда. Она убежала на кухню и заплакала.
Книга девятая
Глава 32
Но окончательной победы семья Корлеоне добилась не после кровавой расправы над врагами, а спустя год тонких политических маневров, доказавших, что Майкл Корлеоне – самый могущественный главарь мафии в США. Двенадцать месяцев Майкл поровну делил время между штаб-квартирой на Лонг-Бич и новым домом в Лас-Вегасе, а к концу года принял решение прикрыть весь нью-йоркский бизнес и продать дома и недвижимость за городом. С этой целью он в последний раз прилетел с семьей на Восточное побережье. За месяц планировалось свернуть дела, пока Кей будет заниматься упаковкой и переправкой домашней утвари, а также другими хозяйственными мелочами.
Корлеоне больше никто не угрожал, и Клеменце разрешили основать собственную Семью. Место капореджиме занял Рокко Лампоне, а Альберто Нери возглавил службу безопасности всех подконтрольных Семье отелей в Неваде. Хейген тоже работал на Майкла на Западе.
Время вылечило некоторые старые раны. Конни Корлеоне помирилась с братом. На самом деле уже через неделю после своего срыва она извинилась перед Майклом за обвинения и заверила Кей, что все это была истерика молодой вдовы. Не надо ее слушать и тем более верить.
Нового мужа Конни нашла без труда. Не прошло и положенного на траур года, а ее постель уже согревал приятный молодой человек, нанятый Корлеоне на должность секретаря. Он был из приличной итальянской семьи и окончил лучший бизнес-колледж в Америке. Естественно, брак с сестрой дона гарантировал ему безбедное существование.
Кей Адамс Корлеоне обрадовала свою родню по мужу, пройдя посвящение в католическую веру. Ее сыновья, естественно, тоже принадлежали к этой церкви. Того требовал обычай, хотя Майкл не особенно это приветствовал. Он предпочел бы воспитывать детей в американском духе и протестантизме.
К немалому ее удивлению, Кей понравилось жить в Неваде. Она полюбила местные пейзажи: горы и каньоны из вызывающе красного камня, выжженные пустыни, неожиданные и сладко освежающие озера, даже жару. У ее сыновей были собственные пони, а у нее – настоящая прислуга, не телохранители. Да и Майкл зажил почти нормальной жизнью. Он владел строительной фирмой, вступал в предпринимательские клубы и общественные комитеты, проявлял здоровый интерес к местной политике, хотя излишней публичности избегал. Жизнь налаживалась. Кей радовалась, что нью-йоркский особняк будет продан и Лас-Вегас станет для них постоянным домом. Ей не хотелось возвращаться в Нью-Йорк, и поэтому она невероятно оперативно организовала упаковку и перевозку скарба, а к последнему дню чувствовала нестерпимое желание уехать поскорее. Так пациентам, долгое время пролежавшим в больнице, не терпится выписаться.
В этот последний день Кей Адамс Корлеоне проснулась на рассвете. Снаружи гудели грузовики, готовые вывозить мебель из домов. Уже после обеда вся семья Корлеоне, включая вдову старого дона, отправится назад в Лас-Вегас.
Когда Кей вышла из ванной, Майкл сидел в кровати, подложив под спину подушку, и курил сигарету.
– На кой черт тебе ходить в церковь каждое утро? Ладно по воскресеньям, но не в будние же дни? Ты прямо как моя мать. – Он потянулся и включил настольную лампу на тумбочке.
Кей присела на край кровати надеть чулки.
– Просто новообращенные католики относятся ко всему более серьезно.
Майкл коснулся пальцами ее теплого бедра чуть повыше чулка.
– Не надо, – остановила его Кей. – Сегодня у меня причастие[46].
Майкл оставил попытки задержать ее и сказал с улыбкой:
– Если ты такая верующая, то почему позволяешь детям филонить?
Кей увидела направленный на нее «взгляд дона», как она про себя называла это выражение лица мужа. Ей стало неуютно и тревожно.
– Еще успеют находиться. Когда вернемся домой, буду заставлять их чаще.
Поцеловав мужа на прощание, Кей вышла. Воздух на улице уже прогревался. Восходящее на востоке солнце было красным. Кей подошла к воротам, где стояла ее машина. Мама Корлеоне во вдовьем трауре уже ждала на пассажирском сиденье. Поездки на утреннюю мессу стали их каждодневным ритуалом.
Кей поцеловала старушку в морщинистую щеку и села за руль.
– Ты завтракала? – подозрительно спросила мама Корлеоне.
– Нет, – ответила Кей.
Вдова дона одобрительно кивнула. Кей как-то раз забыла, что накануне святого причастия запрещено с полуночи принимать пищу. С тех пор прошло много времени, но после того случая мама Корлеоне постоянно проверяла невестку.