– Чувствуешь себя хорошо?
– Да.
Маленькая церковь в раннем утреннем свете казалась полузаброшенной. Витражи не пропускали жару, и внутри было прохладно. Кей помогла свекрови подняться по белым каменным ступеням, а потом пропустила вперед. Старушка предпочитала садиться в первые ряды, поближе к алтарю. Кей еще минуту простояла на пороге. В последний миг на нее всегда накатывал некий страх и нежелание входить.
Наконец она шагнула в прохладную тень. Обмакнула пальцы в чашу со святой водой и перекрестилась, легко коснувшись пересохших губ. Перед ликами святых и распятием в красных стаканчиках подрагивали огоньки свечей. Кей опустилась на колени в проходе, затем прошла на один из рядов и там встала на деревянную перекладину скамьи в ожидании призыва к причащению. Она склонила голову словно в молитве, хотя пока не была вполне к ней готова.
Только под этими сумрачными сводами Кей позволяла себе думать о тайной жизни мужа и о том ужасном вечере год назад, когда он, воспользовавшись их взаимным доверием и любовью, убедил ее, будто не убивал мужа своей сестры.
Именно из-за этой лжи Кей ушла от Майкла, а не из-за самого убийства. На следующее же утро она забрала детей и уехала к родителям в Нью-Гемпшир. Никому не сказала ни слова, даже не осознавала, что делает. Майкл все понял сразу. В тот же день он позвонил ей, а потом оставил в покое. Лишь спустя неделю к ее дому подъехал лимузин с нью-йоркскими номерами. За рулем сидел Том Хейген.
Вместе они провели ужасные полдня – самые ужасные в ее жизни. Они пошли прогуляться по лесу за ее городком, и Хейген держал себя с ней отнюдь не галантно.
Кей в ответ попыталась вести себя жестоко и дерзко, но такой образ ей совсем не шел.
– Что, Майкл послал тебя угрожать мне? Я ожидала, что за тобой вылезут «парни» с автоматами и заставят меня вернуться.
Впервые за все время знакомства она увидела на лице Хейгена злость.
– Подобной бабьей глупости я в жизни не слышал, – грубо бросил он. – Уж от кого, от кого, а от тебя не ожидал, Кей. Приди в себя.
– Ладно.
Они шли по проселочной дороге среди деревьев.
– Почему ты сбежала? – спросил Хейген.
– Потому что Майкл мне солгал. Он обманул меня, когда стал крестным отцом мальчика Конни. Я не могу любить человека, который меня предал. Не могу с этим жить. Не могу позволить ему воспитывать моих детей.
– Не понимаю, о чем ты говоришь.
– Я говорю, что он убил мужа своей сестры! Что тут непонятного?! – обрушила она на Тома весь свой праведный гнев. – И он мне солгал.
Долгое время они шли в тишине.
– Ты никогда не узнаешь, правда это или нет, – произнес наконец Хейген. – Объективности ради, допустим, что так и есть. Заметь, я не ничего не утверждаю. Но что, если б я дал тебе обоснование его поступка, а то и несколько?
Кей угрюмо посмотрел на него.
– Впервые наблюдаю тебя в роли адвоката. Это не лучшая твоя роль, Том.
Хейген усмехнулся.
– Хорошо. Просто выслушай. Что, если Карло подставил Санни под удар намеренно? Что, если в тот день он специально избил Конни, чтобы выманить Санни из-под защиты? Что, если он подсказал врагам устроить засаду у въезда на Джонс-Бич? Что, если ему заплатили за помощь в убийстве Санни? Что тогда?
Кей не отвечала.
– И что, если дон, великий человек, – продолжал Хейген, – не смог заставить себя должным образом отомстить за сына, потому что у него не поднялась рука лишить любимую дочь мужа? Что, если это было для него чересчур, и он в итоге сделал Майкла своим наследником, зная, что тот возьмет грех на себя и снимет груз с его плеч?
– Но все это в прошлом! – Из глаз Кей хлынули слезы. – Все были счастливы. Почему нельзя было простить Карла? Почему нельзя было обо всем забыть?
Она свернула на лужайку к ручью. Хейген последовал за ней, присел на траву и вздохнул. Оглядевшись, он вздохнул снова.
– В твоем мире это было бы возможно.
– Я выходила замуж за другого человека.
Хейген натужно усмехнулся.
– Если б он остался прежним, то был бы уже мертв, а ты сделалась бы вдовой.
– Хватит говорить загадками, Том! – вспылила Кей. – Можешь хоть раз в жизни сказать напрямую? Я понимаю, Майклу это тяжело, но ты ведь не сицилиец; ты можешь отнестись к женщине как к равной – как к человеку! – и сказать ей правду.
Снова повисло долгое молчание. Хейген опустил голову.
– Ты плохо понимаешь Майка. Ты злишься, потому что он тебе солгал. А он ведь предупреждал тебя не соваться в его дела. Ты злишься, потому что он стал крестным сына Карло, однако ты сама его уговорила. Впрочем, это и правда был удачный ход. Классическая тактика: сблизиться с жертвой, прежде чем ее убить. – Хейген мрачно усмехнулся. – Достаточно прямо?
Кей не ответила и отвернулась.
– Хорошо, вот тебе еще, – продолжил Хейген. – Майка после смерти дона собирались убить. Знаешь, кто его подставил? Тессио. Поэтому его нужно было устранить. И Карло нужно было устранить, потому что прощать предательство нельзя. Майкл, может, и простил бы, но предатель не простит себя никогда, что и делает его опасным. Твой муж очень ценил и уважал Тессио. И свою сестру он любит. Но он пренебрег бы своим долгом перед тобой, своими детьми и семьей, передо мной и моей семьей, если б оставил Тессио и Карло в живых. Они были угрозой всем нам.
Кей слушала, а по ее лицу текли слезы. Наконец она спросила:
– Майкл специально послал тебя, чтобы ты мне все это рассказал?
Хейген в искреннем изумлении вскинул брови.
– Боже упаси! Он велел передать, что ты можешь получить все, что захочешь, и делать все, что захочешь; главное, хорошо заботься о детях. – Он улыбнулся. – И еще сказал, что ты – его дон. Шутка такая.
Кей положила ладонь на руку Хейгену.
– Он не приказывал тебе рассказать мне остальное?
Том поколебался, как бы не решаясь раскрыть последнюю тайну.
– Ты так и не поняла… Если Майкл узнает, что я тебе все рассказал, я труп. – Он снова замолчал. – Ты и дети – единственные в этом мире, кому он не навредит никогда.
Спустя пять минут, показавшихся вечностью, Кей встала с травы, и они направились к дому. Уже на подходе Кей сказала:
– Поужинаешь у нас, а потом отвезешь меня с детьми в Нью-Йорк?
– За этим я и приехал.
Через неделю после возвращения к мужу Кей начала подготовку к своему крещению в лоне католической церкви.
Из глубин церкви донесся колокольный звон, призывающий к покаянию. Кей легонько ударила себя кулаком по груди, как учили. Колокол зазвонил вновь, и со всех сторон послышалось шуршание: это причастники поднялись со своих мест и выстроились у ограды алтаря. Присоединившись к ним, Кей опустилась на колени. Опять зазвонил колокол, и она снова ударила кулаком по сердцу. Перед ней встал священник. Кей слегка запрокинула голову и открыла рот, принимая из его рук безвкусный опреснок. Этот миг был самым страшным. А потом тонкий хлебец растаял во рту, и она наконец была готова сделать то, зачем пришла.
Очищенная от грехов и благословленная, Кей склонила голову и сложила руки на алтарной ограде. Слегка сдвинулась, чтобы меньше давить на колени.
Она выбросила из головы все мысли о себе и детях, весь гнев, все несогласие и все вопросы. А затем, с искренним и глубоким желанием верить и быть услышанной, как и каждый день после убийства Карло Рицци, стала молиться о душе Майкла Корлеоне.