Установлен в 2002 г. в скверике перед бывшей усадьбой Сабашниковых в Большом
Лёвшинском переулке, где в советские годы размещались Московский комитет
Красного Креста и детская больница.
Авторы памятника: скульптор-монументалист В. Цигаль; архитекторы Е. Розанов и В. Лазарев.
Ф. Нансен, будучи с 1921 г. верховным комиссаром Лиги Наций по вопросам беженцев, внес большой вклад в дело помощи голодающим Поволжья в Советской России. В 1922 г. удостоен Нобелевской премии мира «За многолетние
усилия по оказанию помощи беззащитным».
Москва. Памятник Фритьофу Нансену
[Из открытых источников]
По настоянию врачей Ленин в эти мартовские дни находился на кратковременном отдыхе вне Москвы. 17 марта он получил информацию о событиях в Шуе. Можно с уверенностью предполагать, что тогда же его посетил и Троцкий, сообщивший подробности о шуйских событиях и о своем плане по ужесточению кампании по изъятию ценностей. Было принято решение обсудить события в Шуе, а также общий ход изъятия церковных ценностей, вначале на заседании Политбюро, а затем на открывающемся 27 марта XI съезде РКП(б). В письме в Политбюро Ленин излагает свое мнение по этим вопросам, фактически во всем поддерживая позицию Троцкого.
Из письма В. И. Ленина в Политбюро
об изъятии церковных ценностей
19 марта 1922 г.
…По поводу происшествия в Шуе, которое уже поставлено на обсуждение Политбюро, мне кажется, необходимо принять сейчас же твердое решение в связи с общим планом борьбы в данном направлении. Так как я сомневаюсь, чтобы мне удалось лично присутствовать на заседании Политбюро 20 марта, то поэтому изложу свои соображения письменно.
Происшествие в Шуе должно быть поставлено в связь с тем сообщением, которое недавно РОСТА переслало в газеты не для печати, а именно сообщение о подготовлявшемся черносотенцами в Питере сопротивлении декрету об изъятии церковных ценностей[116]. Если сопоставить с этим фактом то, что сообщают газеты об отношении духовенства к декрету об изъятии церковных ценностей, а затем то, что нам известно о нелегальном воззвании патриарха Тихона[117], то станет совершенно ясно, что черносотенное духовенство во главе со своим вождем совершенно обдуманно проводит план дать нам решающее сражение именно в данный момент.
Очевидно, что на секретных совещаниях влиятельнейшей группы черносотенного духовенства этот план обдуман и принят достаточно твердо. События в Шуе лишь одно из проявлений и применений этого общего плана.
…В Шую послать одного из самых энергичных, толковых и распорядительных членов ВЦИК[118] или других представителей центральной власти (лучше одного, чем нескольких), причем дать ему словесную инструкцию через одного из членов Политбюро. Эта инструкция должна сводиться к тому, чтобы он в Шуе арестовал как можно больше, не меньше, чем несколько десятков представителей местного духовенства, местного мещанства и местной буржуазии по подозрению в прямом или косвенном участии в деле насильственного сопротивления декрету ВЦИК об изъятии церковных ценностей. Тотчас по окончании этой работы он должен приехать в Москву и лично сделать доклад на полном собрании Политбюро или перед двумя уполномоченными на это членами Политбюро. На основании этого доклада Политбюро даст детальную директиву судебным властям, тоже устную, чтобы процесс против шуйских мятежников, сопротивляющихся помощи голодающим, был проведен с максимальной быстротой и закончился не иначе как расстрелом очень большого числа самых влиятельных и опасных черносотенцев г. Шуи[119], а по возможности, также и не только этого города, а и Москвы и нескольких других духовных центров.
Завершившийся XI партсъезд установил сроки окончания кампании по изъятию ценностей: 15–20 мая в европейской части России и на Украине; 1 июня в остальных губерниях. На съезде были сделаны «внушения» партийным делегациям, на территории которых, как посчитал центр, результаты изъятия были «неудовлетворительными», им предложено было «повторить». В их числе оказалась и делегация Владимирского губкома. Накануне открытия съезда, 26 марта, в письме в Политбюро Троцкий писал: «…во Владимире изъятие было произведено, по-видимому, с преступной небрежностью и дало ничтожнейшие результаты. Необходимо поговорить об этом твердо с владимирской делегацией и добиться от нее проведения декрета целиком»[120].
По завершении съезда действия властей по изъятию церковных ценностей ужесточились, фактически превратившись в подобие военных операций, когда уже не требовалось каких-либо согласований с религиозными центрами, духовенством и верующими.
В последние дни марта 1922 г. митрополит Сергий прибыл в Москву для участия в работе Синода. В Троицком подворье он встречается с патриархом Тихоном. Сам факт его визита к патриарху, как и его отсутствие на расширенном заседании официальных властей, ГПУ и части православного духовенства, поддержавшего изъятие, свидетельствовал, что властные инстанции не видели в нем возможного партнера по переговорам, даже несмотря на то, что Шуя входила в состав Владимирской епархии. Однако и патриарх, и Сергий не могли в тот день обойти молчанием тему изъятия церковных ценностей. Они были едины в том, что необходимо убедить верующих и духовенство не оказывать сопротивления властям при выполнении ими декрета об изъятии из храмов предметов из драгоценных металлов для передачи их в фонд помощи голодающему населению.
Как и ранее, патриарх настаивал, что его послание от 28 февраля не содержит призыва к свершению насилия по отношению к властям. И если оно где-то так понималось, то это неправильно.
Сергий, в свою очередь, ознакомил патриарха с текстом своего послания к пастве. Патриарх, прочитав, одобрил его. В послании содержалась и оценка митрополитом Сергием послания патриарха от 28 февраля, выраженная в таких словах: «Патриарх, указав нам в своем послании церковные правила, ограждающие неприкосновенность священных сосудов для житейского употребления, ни единым словом не призвал нас к какому-либо определенному выступлению: ни к протестам, ни еще менее к защите наших святынь насилием. Его послание только предостерегает нас не относиться с легким сердцем к изъятию церковных вещей, когда есть, чем их заменить, т. е. когда наши собственные драгоценности остаются при нас»[121].
5 апреля, после нескольких дней отсутствия, в Москве вновь объявился митрополит Сергий Страгородский. Он приехал в Троицкое подворье, где у служащих пытался выяснить судьбу нового послания патриарха Тихона к пастве, которое тот обещал властям написать, чтобы еще раз разъяснить свою позицию в отношении декрета ВЦИК об изъятии церковных ценностей и призвать верующих к недопущению каких-либо насильственных мер в ходе изъятия ценностей. Но никто ничего не знал… В одном из писем, посланных Сергием из Москвы 6 апреля, указывается: «…я был у патриарха»[122]. Но, как кажется, это скорее относится к Подворью, а встречи непосредственно с патриархом, очевидно, в тот момент не было. Но о каком послании речь?
М. И. Калинин, председатель ВЦИК, председатель Центральной комиссии помощи голодающим
[Из открытых источников]
Ситуация вокруг православных храмов и среди верующей массы по вопросу об изъятии церковных ценностей была накалена до предела. В значительной мере этому способствовало патриаршее послание от 28 февраля, воспринятое в церковном сообществе и за его пределами как фактический призыв против изъятия, к защите церковного имущества[123]. Патриарх несколько раз вызывается в ВЧК, где до него была доведена озабоченность властей создавшимся положением. Одна из таких встреч, носившая весьма напряженный характер, состоялась 8 апреля. Обе стороны сходились в том, что требуется дополнительное послание патриарха в адрес архиереев, но каждая из них настаивала на собственном понимании его содержания. К позднему вечеру этого дня проект был составлен. Учитывая очень узкий круг людей, еще остававшихся рядом с патриархом на Троицком подворье, с большой долей вероятности можно предполагать соучастие в его подготовке Сергия Страгородского. Наверное, власти, нуждаясь в новом послании патриарха в целях успокоения обстановки, искали того, кто мог бы быть «полезен» патриарху. Зная позицию Сергия, изложенную им в послании к пастве, а также его близость к патриарху Тихону, власти «выпускают» Сергия из Нижнего Новгорода, где он находился в качестве ссыльного. Проект послания был передан патриархом М. И. Калинину для предварительного ознакомления. Однако власти посчитали его публикацию излишней… Думается, линия Троцкого взяла свое, и выбор был сделан в пользу массовых арестов иерархов и духовенства и расширения возможностей обновленческого духовенства в публичном пространстве.
В течение нескольких дней Сергий оставался в Москве. Неожиданно для него, хотя его пребывание в Москве и было санкционировано властями, он был арестован прямо на улице города. Его вывозят в Нижний Новгород, а затем во Владимир, где велось следствие по факту пропажи в 1918 г. драгоценных предметов из ризницы Суздальского Спасо-Евфимиевского монастыря. Среди арестованных по делу были и викарные епископы Сергия – архиепископ Павел (Борисовский), епископы Василий (Зуммер) и Афанасий (Сахаров). Иерархов обвинили в причастности к расхищению ризницы Суздальского Спасо-Евфимиевского монастыря, а также в утаивании ценностей при изъятии и в агитации против сдачи их государству.