9 июня 1922 г. во Владимире состоялся показательный суд. Все обвиняемые [кроме епископа Василия (Зуммера), в отношении которого следствие было прекращено], были приговорены к году заключения и тут же амнистированы. Однако лишь в апреле 1924 г. дело было прекращено по кассации. Скорее всего, речь шла о демонстративном запугивании и намерении тем самым внести раскол в епархиальное духовенство.
10 июня Сергий Страгородский был освобожден из тюрьмы и отправлен по месту ссылки – в Нижний Новгород.
Искушение обновленчеством
В мае – июне 1922 г. Русская православная церковь оказалась в сложной ситуации: шли судебные процессы в Москве и Петрограде над духовенством, патриарха Тихона привлекли к судебной ответственности по обвинению в противодействии исполнению декрета ВЦИК. По существу деятельность высших церковных органов была приостановлена. На этом фоне формируется группа православного духовенства, которая добивается от патриарха передачи ей временно, до созыва Поместного собора, права решать церковные дела. Получив их, лидеры обновленчества образуют Высшее церковное управление, заявляют о необходимости созвать Поместный собор не только для определения дальнейшей судьбы патриарха Тихона, но и для проведения реформ по «обновлению» церкви.
Для обновленцев было очень важно привлечь на свою сторону как авторитетных иерархов, так и наиболее крупные епархии. В центре их внимания оказались и митрополит Сергий (Страгородский), и Владимирская епархия. У руководителей ВЦУ (А. И. Введенский, В. Д. Красницкий и др.) уверенности в том, что Сергий примет их сторону, не было. Но учитывая, что Сергий был вне епархии, обновленцы начинают действовать. Во Владимирской епархии образуются многочисленные группы сторонников «Живой церкви», которые требуют проведения епархиального съезда и перехода на сторону ВЦУ. Конференция духовенства группы «Живая церковь» Владимирской епархии постановила: «Священно-церковнослужителей, сознательно не подчиняющихся новой установленной церковной власти… удалить от службы немедленно, не останавливаясь даже перед высшей мерой церковного наказания, т. е. лишением сана».
Таким образом, епархия «уплывала» из рук митрополита Сергия и при назначении сюда епископа-обновленца могла стать бастионом этого движения, совращая в раскол духовенство и верующих.
Суд над духовенством. Митрополит Петроградский Вениамин (Казанский) дает показания
Петроград. Июнь 1922
[Из открытых источников]
В июльском номере обновленческого журнала «Живая церковь» (1922, № 4–5) к полной неожиданности для церковного мира было опубликовано официальное заявление маститых иерархов – митрополита Владимирского и Шуйского Сергия (Страгородского), архиепископа Нижегородского и Арзамасского Евдокима (Мещерского) и архиепископа Костромского и Галичского Серафима (Мещерякова) с признанием обновленческого Высшего церковного управления в качестве единственной канонически законной верховной власти.
Публично признав ВЦУ, митрополит Сергий, очевидно, исходил из желания оградить свою епархию от различных треволнений. Он надеялся перехитрить обновленцев и стоящее за ними ГПУ и, встав во главе ВЦУ как старейший по хиротонии член Синода, постепенно выправить церковный курс в православно-каноническую сторону. Сказалось и опасение утратить церковный центр и тем навредить делу церковного единства. Кроме того, в тот момент нельзя было проверить правдивость слов обновленцев о законности передачи им власти резолюцией патриарха Тихона. Но каковы бы ни были побуждения Сергия и двух других иерархов, последствия воззвания были печальными для Патриаршей церкви: массовый переход верующих в обновленчество. Среди иерархов обычными были рассуждения: уж если «мудрый» Сергий счел возможным подчиниться «Живой церкви», то и нам следует идти за ним. И десятки архиереев потянулись в обновленчество, не говоря уже о многочисленном рядовом духовенстве.
Безусловно, этот документ, за которым в последующем закрепилось название «меморандум трех», оказал влияние на углубление обновленческого раскола. После опубликования «меморандума» Сергий вышел на свободу из-под домашнего ареста и продолжил управление Владимирской епархией, но по-прежнему находясь в Нижнем Новгороде. Архиепископ Евдоким (Мещерский) цитирует строки одного из написанного Сергием летом в 1922 г. посланий митрополита, помогающие нам понять тогдашние внутренние борения митрополита:
«Церковь наша переживает в настоящее время глубокое потрясение, угрожающее самим ее основаниям… виноваты мы, пастыри и правители церкви.
Мы не хотели уразуметь знамений времени, не заметили совершившегося в народной массе переворота, радикальнее которого, может быть, уже не будет до самого конца мира. Занятые будничными мелочами, мы бездеятельно сложили руки и сомкнули глаза перед надвигавшимися на Русскую Церковь испытаниями. И вот плоды этого у всех перед глазами: церковный корабль наш не управляется никем и бедствует, обуреваемый противным ветром…
Правда, не все остались праздными зрителями церковного разрушения. Образовались несколько групп, которые и взяли на себя управление церковью. Мы не менее их желаем обновления нашей церковной жизни на Христовых началах.
Мы не менее негодуем на разные злоупотребления, вкравшиеся в церковную практику и нравы (погоня за показным благочестием, забвение духа Христова, торгашество святыней и под[обное]), за что, может быть, и пришел гнев Божий на нашу церковь.
Мы желаем обновления, но желаем, чтобы оно совершилось согласно божественному преданию нашей Святой Церкви.
Мы ревнуем о незыблемом соблюдении православной веры, издревле преданного церковного чина и церковных канонов.
Но горе нам, если и впредь мы останемся сидеть сложа руки и спокойно смотреть на церковное кораблекрушение. Спасение Церкви и нас призывает к работе, и нам нужно собраться с силами сделать со своей стороны все, чтобы с Божией помощью вывести Церковь Русскую из настоящей беды»[124].
Несмотря на признание ВЦУ, Сергий достаточно выборочно подходил к его распоряжениям. В частности, он не запрещал за богослужениями поминать имя патриарха Тихона[125]. Может, именно его позиция в отношении ВЦУ приводила к тому, что, как отмечалось в сводке 6-го отделения СО ГПУ, во Владимирской епархии в конце июля 1922 г. существовала лишь одна обновленческая группа в г. Суздале во главе с благочинным Антонином Златоустовым[126]. Дополнительные сведения о состоянии обновленчества можно почерпнуть из письма митрополита Сергия к епископу Антонину (Грановскому): «Движение Живой церкви в нашей епархии не имело сколь[ко]-ниб[удь] серьезной почвы. Духовенство (и в очень ограниченном числе) записывалось отчасти страха ради уполномоченных, коих принимало за агентов ГПУ, отчасти по недоразумению, думая, что признавать ВЦУ без Ж[ивой] ц[еркви] нельзя, и поэтому, как только недоразумение рассеялось, записавшиеся спешили вычеркнуться (напр[имер], в Коврове, где кажется единственно – и было кое-что живоцерковное, заслуживающее упоминания)»[127].
В начале июля в Москве «живоцерковники» утвердили устав своей организации. На места рассылались специальные циркуляры, предписывавшие повсеместное создание групп «Живой церкви». В июле из 73 епархиальных архиереев 37 поддержали ВЦУ. Политические декларации обновленцев обеспечили им поддержку рядовых верующих: до 70 % приходов пошли за ними.
Обратим внимание, что политика Сергия Страгородского, не спешившего к публичному противостоянию и жесткому конфликту с обновленцами, до поры до времени была свойственна не только ему. Митрополит Казанский Кирилл (Смирнов) точно также считал преждевременным принимать однозначные решения и предпринимать какие-либо действия. Именно об этом он говорил 24 июля 1922 г. в Богоявленском соборе Казани, где проходило собрание, обсуждавшее возможность участия представителей епархии в Соборе, созываемом ВЦУ в Москве. Кирилл подчеркивал, что ВЦУ – это орган, инициированный властями, а потому преследующий не столько церковные, сколько политические цели. В связи с этим, дабы не вступать в конфликт с государством, надо согласиться с такой целью ВЦУ, как проведение Поместного собора. Отправить туда своих представителей, и они должны будут отстаивать православные позиции. Если же это не удастся, надо будет объявить Собор неправославным и отказаться исполнять его решения. Общим решением собрание поддержало позицию правящего митрополита.
6–17 августа 1922 г. в Москве прошел Всероссийский съезд белого духовенства и мирян «Живая церковь» с принятием программы церковных реформ. Выделим в ней два основных положения: лояльность к власти и уничтожение патриаршества. Кроме того, съезд постановил вынести на рассмотрение собора Российской православной церкви, планировавшегося на 1923 г., вопросы о снятии церковного отлучения с Л. Н. Толстого; об отлучении от церкви участников Поместного собора 1917–1918 гг.; о лишении патриарха Тихона священного сана за контрреволюционную деятельность против советской власти и за организацию «церковной смуты».
Решения августовского съезда активно проводились в жизнь группами «Живая церковь», во множестве образующимися в областях и губерниях Советской России и постепенно подминавшими под себя приходы, сохранявшие верность Патриаршей церкви. Наверно, это был тот момент, когда стало очевидным, что настало время жесткого размежевания: с одной стороны, между обновленцами и теми, кто остался верен патриарху Тихону; с другой – внутри обновленческого движения, между различными группами его составлявшими. Конфронтационность лидеров «Живой церкви» по отношению к епископату и к оппонентам в их собственных рядах привели к тому, что внутри обновленческого движения начинаются расколы. Первоначально формируется группа «Церковное возрождение» во главе с епископом Антонином (Грановским), а вслед за этим – Союз общин древлеапостольской церкви во главе с А. Введенским и А. Боярским. Протоиерей Е. Белков основал «Союз религиозных трудовых коммун». Множество иных обновленческих мелких групп, партий и синодов образовалось в провинции – «Пуританская партия революционного духовенства и мирян» в Саратове. «Свободная трудовая церковь» в Пензе. Между ними всеми началась борьба за церковную власть, в которой нередко идеи церковного обновления отходили на второй план.