Крестный путь патриарха. Жизнь и церковное служение патриарха Московского и всея Руси Сергия (Страгородского) — страница 46 из 101

● подтверждение преемственности курса лояльности патриарха Тихона,

● просьба о юридическом признании местных и центральных органов церковного управления,

● призыв ко всем верующим быть законопослушными гражданами,

● осуждение политиканства «карловацкого раскола»[176].


Заявление Сергия (Страгородского) в НКВД о регистрации в качестве заместителя патриаршего местоблюстителя

10 июня 1926

[ГА РФ. Ф. Р-6343. Оп. 1. Д. 263. Л. 18–19]


Послание Сергия (Страгородского) к пастве

10 июня 1926

[ГА РФ. Ф. Р-6343. Оп. 1. Д. 263. Л. 20–21]


Одновременно документы распространяются и среди епископата. По мере того как с содержащимися в них идеями знакомятся архиереи, духовенство и церковный актив, растет число сторонников Сергия. Это дает ему основание 13 июня обратиться с пространным письмом к Агафангелу, ставя точку в затянувшейся между ними борьбе за власть. Сергий не знал в тот момент, что сам Агафангел уже признал себя «побежденным», направив письма с отказом от претензий на должность патриаршего местоблюстителя как во власть, так и митрополиту Петру. 17 июня аналогичное письмо со ссылками на «преклонность лет и крайне расстроенное здоровье» было направлено и митрополиту Сергию.

Сам того не ведая, своим «отказом от борьбы» Агафангел нанес серьезный удар по планам Тучкова. Тот, пытаясь хоть как-то их спасти, стремится разжечь конфликт между митрополитом Петром и митрополитом Сергием, устранить последнего от церковных дел и тем обеспечить реванш архиепископа Григория.

Тучков посетил митрополита Петра, находившегося в Суздальском политическом изоляторе, и предложил ему принять ряд мер по церковному устройству. В частности, речь зашла об учреждении в качестве высшего органа церковной власти православного Синода с обязательным включением в его состав архиепископа Григория. В отношении же митрополита Сергия предлагались следующие меры: лишить его прав заместителя местоблюстителя и переместить в Красноярскую епархию, т. е. фактически отправить в «почетную ссылку». Тучков всячески настраивал Петра против Сергия, рассказывая о нем небылицы, передавая слухи и сплетни, обвиняя в интригах и политиканстве. Однако Петр не поддался на уговоры и запугивания, заявив: «По отношению к митрополиту Сергию, одному из заслуженных, просвещенных и авторитетнейших архиереев, пользующемуся уважением иерархов и паствы, подобная мера была бы несправедливой и стала бы посягательством на его достоинство и неслыханным оскорблением». Касаясь же возможности включения архиепископа Григория в состав Синода, Петр заявил, что архиерей, лишенный кафедры и подверженный запрещению, не может быть членом Синода. Так ни с чем и отбыл Тучков в Москву.


Суздальский политический изолятор

Современное фото

[Из открытых источников]


Документы, которые в июне 1926 г. митрополит Сергий подал в НКВД РСФСР, оживленно обсуждались в церковной среде, и их принципиальные положения получили поддержку. Знаменательно, что созвучные идеи независимо (!) от митрополита Сергия были изложены иерархами, находившимися в Соловецком концлагере, в памятной записке «К правительству СССР» (7 июня 1926 г.).

В ней признавалась необходимость «положить конец прискорбным недоразумениям между Церковью и Советской властью»; строить их взаимоотношения на принципах, изложенных в декрете об отделении церкви от государства, лояльности как духовенства, так и верующих к гражданской власти. Одновременно указывалось на сохранение «глубоких расхождений в самых основах миросозерцания между коммунистическим государством и Православной церковью (см. Приложение 2 к настоящей главе).

Оба документа стали известны и пастве Зарубежной Православной церкви. В целом они были восприняты положительно, а первенство митрополита Сергия в церкви никем не оспаривалось. В заключении Архиерейского собора от 9 сентября 1926 г. по поводу послания к пастве указывалось: «В послании митрополита Сергия мы имеем совершенно свободное (едва ли не первое за пять лет) письменное выражение воли высшей церковной власти, для нас вполне обязательной». Именно поэтому послание Сергия предлагалось «принять к руководству и исполнению, не прекращая духовной связи и возношения имени патриаршего местоблюстителя»[177].

Победа митрополита Сергия, сумевшего отстоять единство и целостность Патриаршей церкви, вынудила Тучкова пойти на переговоры с заместителем местоблюстителя. Однако велись они на редкость трудно, дело не раз доходило до острых конфликтов. Временами Сергию казалось, что достигнуть какого-либо компромисса вообще невозможно. Наиболее трудноразрешимым был вопрос о власти в Церкви. Сергий настаивал на проведении Поместного собора для избрания патриарха, увязывая с положительным решением этого вопроса и остальное: заявление о лояльности, нормализацию церковно-государственных отношений. Тучков придерживался прямо противоположных позиций – созыв Собора и избрание патриарха должны зависеть от выполнения выдвинутых НКВД условий легализации.

Отсутствие положительных результатов в переговорах с властями, неизвестность судьбы митрополита Петра, распоряжение которого было единственной опорой и основанием для полномочий Сергия Страгородского, подталкивали иерархов к поиску мер, которые при всех неожиданных обстоятельствах сохраняли бы преемственность канонической высшей церковной власти. Родилась идея провести избрание патриарха путем письменного опроса возможно большего числа иерархов, в том числе и находившихся в ссылке и заключении. Непосредственно ее инициировали архиепископ Свердловский Корнилий (Соболев), в прошлом ученик и постриженник митрополита Сергия по Санкт-Петербургской академии, и епископ Павлин (Крошечкин).

В начале октября 1926 г. епископ Павлин приезжал к митрополиту Сергию в Нижний Новгород и изложил план «избрания патриарха», спрашивая совета, как ему поступить. Сергий завил, что как заместитель патриаршего местоблюстителя, т. е. как лицо официальное, он сможет поддержать этот план лишь в случае обращения к нему авторитетных архиереев. Столь осторожный ответ, скорее всего, был связан с ведущимися переговорами с ОГПУ и НКВД о легализации «тихоновской» церкви на основании поданных Сергием документов и предполагаемым выездом в Москву для встреч и обсуждений в соответствующих, властью уполномоченных кругах.

Спустя месяц Павлин вернулся и представил подписи примерно 25 епископов, в том числе и пребывавших на Соловках, о проведении письменного опроса. Сергий написал обращение к иерархам с предложением высказаться по существу и отдал этот документ Павлину. В ноябре 1926 г. были получены ответы более 70 опрошенных иерархов. Большинство высказалось за митрополита Казанского Кирилла (Смирнова).

Вызывает чувства недоумения и протеста встречающаяся в литературе оценка данного действия епископов как «канонической двусмысленности». Конечно, спустя почти 100 лет теоретизировать, выносить менторские суждения и оценки проще и безопаснее, чем искать и, главное, действовать, находясь в тягчайших обстоятельствах и рискуя жизнью ради сохранения церкви как единого организма. Думаю, что и архиереи, участвовавшие в письменном голосовании, были не меньшими знатоками церковных канонов, чем их сегодняшние критики. Представляется, что за формулировкой «выборы патриарха» скрывалось желание определить кандидата, который в экстремальных условиях мог бы сохранить церковное управление, опираясь на выданный ему «мандат доверия» епископата. Наверно, голосовавшие, что называется, держали в уме окончание осенью 1926 г. срока ссылки митрополита Кирилла (Смирнова) и возможность его выхода на свободу. Результаты голосования стали бы для него опорой в его церковной деятельности.

Но ОГПУ не дремало и вскоре напало на след. Начались массовые аресты епископов по наскоро сфабрикованному делу «о контрреволюционной группе, возглавляемой митрополитом Сергием». По оценкам современников, в тот период на различные сроки ссылки и тюрьмы были приговорены не менее 40 русских епископов. Бросили в вятскую тюрьму и митрополита Кирилла, отбывавшего ссылку в Зырянском крае.

Наконец, к началу декабря подобрались и к митрополиту Сергию. Его обвинили не только в организации «незаконного сбора» подписей епископов под предложением, не санкционированным советской властью, но и в поддержании «незаконной» переписки с заграничным духовенством. 12 декабря 1926 г. Сергий был арестован и вывезен из Нижнего Новгорода в Москву, на Лубянку, в четвертый раз в советские годы.


Москва. Площадь Курского вокзала. Открытка

1920–1930-е

[Из архива автора]


Московские обыватели и гости, толпившиеся в ранний час на перроне и площади Курского вокзала, с удивлением наблюдали странную картину. Черный «воронок» подкатил вплотную к последнему вагону состава, только что прибывшего из Нижнего Новгорода. Молодой солдатик с винтовкой наперевес вскочил на подножку и быстро прошел в вагон, еще двое встали с двух сторон от двери. Через несколько минут показался высокий старик с непокрытой головой, с черной, с густой проседью, длинной бородой. Тяжело спустившись, Сергий Страгородский, а это был он, сделал шаг и, взятый с двух сторон под руки конвоирами, был посажен в автомашину. Рядом поместились и конвоиры.

Машина мчалась в центр города, не останавливаясь на перекрестках и не обращая внимания на сигналы светофоров, да и в этот ранний воскресный час ни пешеходов, ни автомашин почти не было. Черные шторы, практически не пропускавшие света, не давали разглядеть, куда они направлялись. «Но, – подумалось Сергию, – выбор и не особенно велик. Либо Лубянка, либо Бутырка, что ж еще в очередной раз власть может мне предложить». Наконец остановка, отрывистые команды, тяжелый скрежет железных ворот… И вновь движение. И вновь остановка. Наверное, на этот раз окончательная. Дверца открылась – сразу стало понятно: Лубянка.

Сергия впустили внутрь. Перед ним коридор. Неожиданно появились двое сопровождавших. Один пошел впереди, другой сзади. Отрывистая команда: «Пошел!» – так и двигались полутемным коридором. Тишина прерывалась только командами «Стой!» на каждом из поворотов, где конвоиры сменяли друг друга. На очередном повороте, пока конвоиры о чем-то переговаривались, Сергий взглянул чуть в сторону и обомлел. Он узнал эту серую дверь… То была камера, где в заключении томился патриарх Тихон. «Вот и свиделись…» – подумалось. Незаметно для конвоиров перекрестился. Сделав по команде несколько шагов вперед, оказался перед другой дверью. Еще несколько томительных секунд… дверь открылась, и его подтолкнули в камеру… Дверь закрылась.