Вторая группа, хотя публично и не протестовала, но уклонялась от сотрудничества с Сергием, отказываясь от новых назначений, просясь под благовидными предлогами «на покой» и «в отпуска», а некоторые, не отвергая правомочности власти Сергия, в то же время не поминали его имени как заместителя местоблюстителя за богослужением и продолжали возглашать имя патриаршего местоблюстителя митрополита Петра (Полянского).
Показательно, что даже современные церковные авторы, занимающие субъективно-политизированную, заведомо отвергающую позицию в отношении деятельности митрополита Сергия и его Декларации, вынуждены признавать, что «круг архиереев, не отошедших от митрополита Сергия, был весьма широк»[189]. Они и вошли в третью группу, где насчитывалось до половины наличного состава епископов, среди которых такие авторитетные, как митрополиты Арсений (Стадницкий), Никандр (Феноменов), Михаил (Ермаков), Серафим (Чичагов); архиепископы Иларион (Троицкий), Евгений (Зернов), Петр (Зверев), Прокопий (Титов), Амвросий (Полянский), Феофан (Туляков), Василий (Зеленцов), Борис (Шипулин); епископы Мануил (Лемешевский), Николай (Ярушевич)[190], Венедикт (Плотников), Лука (Войно-Ясенецкий) и другие. Иерархи, исходя из объективных обстоятельств в Советской России, считали, что, только снимая «недомолвки» и «недоговоренности» в отношениях между церковью и государством, в отношении общественного и государственного устройства в СССР, можно надеяться на то, что «тихоновская» церковь «выживет» в новых социально-политических условиях.
Обращение архиепископа Феофана (Тулякова) к верующим
22 октября 1927
[ГА РФ. Ф. Р-9550. Оп. 15. Д. 93. Л. 1]
Не случайно же, спустя годы, вспоминая сложившуюся тогда ситуацию, патриарх Алексий (Симанский) говорил: «Когда преосвященный Сергий принял на себя управление Церковью, он подошел эмпирически к положению Церкви в окружающем мире и исходил тогда из существующей действительности. Все мы, окружавшие его архиереи, были с ним согласны. Мы все Временным Синодом подписали с ним Декларацию 1927 г. в полном убеждении, что выполняем свой долг перед Церковью и ее паствой»[191].
Другой тогдашний ближайший соратник Сергия, епископ Серпуховской Сергий (Воскресенский), высказывался еще более определенно: «Ценой политической Декларации митрополита Сергия была куплена легализация Патриархии и освобождение Церкви от обновленческого засилья»[192].
К Декларации Сергия Страгородского будут обращаться все последующие поколения русских архиереев в России и за ее пределами. К примеру, в 1989 г., в год 400-летия установления патриаршества в России, архиепископ Куйбышевский Иоанн (Снычев), выступая на Международной научно-церковной конференции, выделял две задачи, которые с помощью Декларации стремился решить Сергий: во-первых, достигнуть легализации в условиях Советского государства и общества; во-вторых, преодолеть церковные расколы и сохранить преемственно-каноническую структуру Высшего церковного управления. И давал следующий ответ: «Обе задачи были трудными. Трудность первой состояла в том, что не все еще из православных дошли до ясного понимания самой легализации. Для многих она мыслилась не чем иным, как только подчинением Божьего кесариви, как измена Православию. Отсюда, естественно, всякий шаг, направляемый кем бы то ни было на сближение церкви и государства, уже расценивался как уклонение от истины. Трудность второй задачи заключалась в преодолении неправых мыслей о каноническом достоинстве преемственной церковной власти, передаваемой от одного лица к другому по завещанию, а не по определению Собора, и в пресечении незаконных притязаний стремившихся самочинно присвоить себе права Первосвятителя Русской церкви и стать во главе управления»[193].
И в других своих работах, посвященных церковным расколам 1920–1930-х гг., владыка Иоанн отвечал обличителям митрополита Сергия: «Никакие личные недостатки митрополита Сергия не могут служить оправданием для противников “сергианства”. Церковь признает единственную причину, наличие которой может оправдать отделение от первенствующего епископа, – публично проповедуемую ересь… Личная благонамеренность вождей раскола ни в коем случае не может служить оправданием их незаконных действий. “Ревность не по разуму”, как показывает многовековая церковная история, многократно приводила тех, кто подпадал под ее влияние, к печальному и пагубному концу»[194].
Можно привести свидетельство и современного официального церковного историка протоиерея В. Цыпина, указывающего на тот факт, что «решительное большинство епископов и церковного народа с пониманием отнеслось к церковной политике митрополита Сергия и поддерживало его. Местоблюститель патриаршего престола в двух письмах, адресованных своему заместителю, хотя и с оговорками, согласился с неизбежностью его церковной политики и, что особенно важно, подтвердил полномочия заместителя патриаршего местоблюстителя»[195].
После публикации Декларации Сергий совместно с Синодом предпринимает шаги к развитию политики лояльности церковного института к власти. В октябре издается указ о возобновлении поминовения государственной власти за богослужением с присовокуплением по формуле: «Еще молимся о богохранимой стране нашей, властех и воинстве ея. Да тихое и безмолвное житие поживем во всяком благочестии и чистоте». По сути, возобновлена прерванная традиция, идущая еще от патриарха Тихона и положительно встреченная большинством иерархов, духовенства и верующих. Особо упорствующим в нежелании произносить ее за службой митрополит Сергий говорил: «Я вынужден был сделать то, что я сделал, но если эти молитвы не дают вам покоя, не произносите их».
Заявление митрополита Нижегородского Сергия (Страгородского)
в ОГПУ с просьбой об амнистии священнослужителей
Москва
7 сентября 1927 г.
Сокольники.
Ул. Короленко, д. 3/5.
В Объединенное государственное политическое управление
Заместителя патриаршего местоблюстителя
митрополита Нижегородского Сергия (гр. И. Н. Страгородского)
Заявление
В мае с. г. мне разрешено было образовать при себе Временный Патриарший Синод для управления делами Православной Церкви Московского Патриархата. Впредь до получения формальной регистрации Синод, с дозволения власти, приступил к своей деятельности, каковую продолжает и доныне. С признательностью к Советскому Правительству, пользуясь таким образом самим благом легального существования, мы не можем оставаться равнодушными к судьбе тех представителей православного духовенства, признающего юрисдикцию Московской Патриархии (архиереев и прочих священнослужителей), которые оказались жертвами (может быть, и не без их вины), прежнего нелегального положения нашей Церкви и прежних ее ненормальных отношений к Советскому Правительству.
Теперь одни из них отбывают наказание в местах заключения с различной степенью изоляции, а другие находятся в административной ссылке в более или менее отдаленных местах. Не перечисляем их поименно, потому что и имена их, и место нахождения ОГПУправлению известны. Называем мы их жертвами в том смысле, что не будь ненормальности в отношениях нашей Церкви к Соввласти и получи она права легальности лет пять назад, и поведение вышеупоминаемых духовных лиц, и отношение к ним власти были бы иными, да и теперь можно быть уверенным, что, возвратившись к церковной деятельности при давно жданных новых условиях, эти духовные лица сделают со своей стороны все, чтобы не подать повода к прежним недоразумениям.
Исходя из этих соображений, учитывая, с другой стороны, установление нормальных отношений между Православною Церковью и Советским Правительством и имея в виду, наконец, приближение знаменательного юбилейного праздника десятилетия Соввласти, возглавляемый мною Временный Патриарший Священный Синод сегодня сделал постановление обратиться (и я от своего лица и от лица Синода по его полномочию настоящим и обращаюсь) к ОГПУправлению с усерднейшей просьбой оказать содействие к тому, чтобы при распределении милостей по случаю юбилейного торжества десятилетия не забыты были подведомственные нам православные архиереи и прочие священнослужители, находящиеся в заключении и в ссылках, чтобы на них распространена была юбилейная амнистия с освобождением их от отбываемого наказания и с возвращением из ссылки. Тем же из них, кого не признано будет возможным совершенно освободить от наказания, сделано было возможное улучшение их участи, в виде или сокращения срока наказания, или перевода их из заключения на положение ссыльных, а сосланных в отдаленные места – в места более центральные и культурные и т. п. Смею прибавить, что милость, оказанная нашему православному духовенству, сделает юбилейное торжество действительным праздником не только для всего православного духовенства, но и для всей нашей многомиллионной паствы и еще более привяжет ее к Советскому Правительству и Советскому Государству.
Тогда же в адрес ОГПУ было направлено заявление с просьбой об амнистии и облегчении участи ранее репрессированных священнослужителей. В нем подчеркивалось, что они «оказались жертвами (может быть, и не без их вины) прежнего нелегального положения нашей Церкви и прежних ее ненормальных отношений к советскому правительству». В ответ действительно были освобождены некоторые из них: архиепископы Захарий (Лобов) и Ювеналий (Машковский), епископы Аркадий (Ершов) и Мануил (Лемешевский).