Основными методами борьбы с другими религиозными организациями объявлялись внедрение в религиозные организации «доверенных лиц» – шпионов и агентов, разделение и борьба групп в религиозных организациях. Кроме того, планировалось максимально привлечь науку, искусство, образование.
Окончательная реализация нацистского плана «строительства религии и церкви» ожидалась через 25 лет. Тогда «новая» религия объявляется государственной, т. е. обязательной для всех граждан. В ней отсутствует духовенство, речи будут произносить только «национальные государственные ораторы», являющиеся государственными служащими. Будут удалены из храмов иконы, кресты и другие предметы культа; отвергнуты многие из христианских таинств и обрядов; закрыты религиозные учебные заведения; запрещены Библия и иная христианская богослужебная и религиозная литература; повсюду в молитвенных помещениях изображена свастика; на алтарь вместо Библии положена книга фюрера «Mein Kampf», а слева от нее – меч.
Для реализации политики НСДАП в отношении религий и церквей в 1936 г. было создано Министерство церковных дел. С образованием в 1939 г. Главного управления имперской безопасности (РСХА) оно стало ведущей силой в реализации религиозной политики. IV управление РСХА (гестапо) имело специальный отдел («церковный реферат»), который осуществлял надзор за деятельностью христианских церквей и «религиозных сект», иудейских организаций и франкмасонов. Другие отделы гестапо, ведавшие делами на оккупированной территории и контрразведкой, также входили в непосредственный контакт со служителями культа и использовали их в своей работе. Добавим, что касательство к религиозно-церковным организациям имели и такие структуры, как СД – служба безопасности СС, разведывательное управление СС, а также зипо – полиция безопасности.
Усилия всех этих ведомств внутри Германии и за ее пределами сосредоточивались по двум направлениям: разрушение (внутреннее и внешнее) традиционных устойчивых церковных структур, «атомизация» конфессий и церквей; тотальный контроль за всеми проявлениями религиозной жизни. В соответствии с этим ставились практические задачи: негласное наблюдение за религиозными организациями всех направлений, изучение настроений духовенства и верующих, внедрение агентуры в церковные административно-управленческие структуры, вербовка агентуры из среды священно- и церковнослужителей, продвижение «нужных людей» на различные иерархические должности, а также в церковных и общественных фондах, комитетах и т. п.
Министерство церковных дел в отношении православных приходов, действовавших на территории рейха и принадлежавших к различным церковным юрисдикциям, ставило перед собой задачу их объединения («унификации»). В качестве «ядра» нового церковного объединения власть полагала Русскую зарубежную церковь. Это в большей мере объяснялось свойственными руководителям и активу церкви политическими взглядами – активные антисоветизм, антикоммунизм, клерикализм. Через единую Православную церковь, которой только одной будет предоставлено государственное признание, власти надеялись иметь возможность воздействовать на русскую эмиграцию, обеспечив ее политическую лояльность и поддержку военным действиям рейха.
В 1938–1939 гг. в связи с расширением территории рейха юрисдикция Германской православной епархии при поддержке Министерства церковных дел распространилась на православные приходы в Австрии, Чехии, Бельгии, Люксембурге, Лотарингии, Словакии, Венгрии. Отныне во всех епархиях и приходах верующие должны были возносить молитвы «о христолюбивых властях народа Германского, о державе, победе, пребывании в мире, здравии, спасении их и Господу Богу нашему наипаче поспешити и пособити им во всем и покорити под нозе их всякого врага и супостата». Во главе епархии был поставлен епископ Потсдамский Серафим (Ляде) с титулом «епископ Берлинский и Германский».
Однако план министерства создать некую влиятельную наднациональную Православную церковь не мог быть реализован, поскольку ведущими принципами церковной политики нацистского руководства оставались децентрализация православного мира и поддержка самостоятельных и независимых национальных православных церквей на оккупированных территориях. Так, после падения Польши единая Польская православная церковь была раздроблена на церковные организации по национальному признаку (русские, польские, украинские). По мере расширения рейха внимание обращалось и на другие Православные церкви – Болгарскую, Греческую, Сербскую, Румынскую. Их стремились также включить в орбиту влияния рейха и его церковной политики.
Еще до начала реализации своего плана «drang nah Osten» спецслужбы нацистской Германии активно «работали» с Русской православной церковью за границей – религиозной организацией, возникшей в начале 1920-х гг. на базе православных приходов, располагавшихся в Западной Европе и руководимых иерархами, покинувшими Советскую Россию в годы Гражданской войны или сразу после ее окончания. По своим политическим взглядам тогдашний глава Архиерейского синода Русской православной церкви за рубежом митрополит Анастасий (Грибановский) и другие иерархи были среди тех представителей русской эмиграции, которых не покидала надежда на крах коммунизма, падение ненавистных им советской власти и «Совдепии». Это, естественно, учитывалось Гитлером, и потому особых препятствий деятельности этой церкви на территории Германии не чинилось.
Не случайно 12 июня 1938 г. митрополит Анастасий (Грибановский) в благодарственном адресе Гитлеру за помощь, которая была оказана германскими властями в строительстве православного храма в Берлине[266], писал:
«Моления о Вас будут возноситься не только в сем новопостроенном храме и в пределах Германии, но и во всех православных церквах. Ибо не один только германский народ поминает вас с горячей любовью и преданностью пред Престолом Всевышнего. Лучшие люди всех народов, желающие мира и справедливости, видят в Вас вождя в мировой борьбе за мир и правду. Мы знаем из достоверных источников, что верующий русский народ, стонущий под этим рабством, ожидающий своего освобождения, постоянно возносит к Богу молитвы, чтобы Он сохранил Вас, руководил Вами и даровал Вам Свою всесильную помощь. Ваш подвиг за германский народ и величие германской империи сделал Вас примером, достойным подражания, и образцом того, как надо любить свой народ и свою родину, как надо стоять за свои национальные сокровища и вечные ценности»[267].
С началом Второй мировой войны Русская православная церковь за рубежом, как и в целом антисоветски настроенная часть русской эмиграции, достижение своих политических целей и осуществление надежд на возвращение в Россию увязывала с ходом войны, с перенесением военных действий на территорию СССР.
1 сентября 1939 г. митрополит Серафим (Ляде) в послании к пастве выразил политическое отношение церкви к начавшейся Второй мировой войне. Вопреки реальным историческим обстоятельствам, предшествовавшим войне, глава епархии возложил ответственность за войну и неизбежно ей сопутствующие страдания многих миллионов людей, не на Германию, а на «кровавые силы [Советский Союз. – М. О.], которые двадцать лет назад предприняли попытку санкционировать главенство и власть люмпенов, а побежденных обречь на бессилие, нужду и гибель, и этим попрали самым бесцеремонным образом Божественную и человеческую справедливость». Серафим призвал паству «доказать на деле свою благодарность Германскому правительству и германскому народу за пристанище, сочувствие и за все то хорошее, что они нашли в этой стране». Все это, по мысли иерарха, должно было вылиться в оказание всемерной помощи «жертвам кровопролития» и «самоотверженное выполнение воинского долга православными, сражающимися в рядах Германской армии» (см. Приложение 1 к настоящей главе).
Последовавшее в 1939–1940 гг. вхождение Прибалтики, Бессарабии и западных областей Украины и Белоруссии в состав СССР существенно изменили общую религиозную ситуацию в Советском Союзе. На этой территории действовали тысячи самых разнообразных религиозных объединений: православные, старообрядческие, католические, греко-католические, лютеранские, баптистские, пятидесятнические, адвентистские, иудейские… Десятки православных, католических и старообрядческих монастырей.
Здесь авторитет и влияние духовенства на население были гораздо сильнее, чем в других республиках, что не могла не осознавать центральная партийно-советская власть, и потому ею предписывалось проводить более осмотрительную церковную политику. В статье Ем. Ярославского «О задачах антирелигиозной пропаганды» (1940) об этом говорилось так: «Понятно, что в недавно присоединившихся к СССР союзных республиках вопрос о религии имеет особенное значение. Там еще сильна власть религии, которую всячески насаждали буржуазные режимы. Там в течение десятилетий обманывали население сказками о “религиозных гонениях” в СССР, о том, что будто бы у нас запрещают молиться и т. д. Вот почему нам нужно быть очень тактичными при объяснении вреда религии трудящимся новых советских республик. Конечно, и там произойдет та революция в сознании трудящихся, которая произошла в нашей стране за двадцать два года, но она пойдет гораздо быстрее, потому что эти народы получают советскую власть в готовом виде, а мы за советскую власть дрались на фронтах Гражданской войны. Они в готовом виде получают всю советскую организацию, все созданные советской властью учреждения и весь накопленный за это время опыт. Путь, пройденный нами, они с помощью всего Советского Союза пройдут гораздо скорее»[268].
Подтверждение существенности религиозного фактора на новых советских территориях содержится в многочисленных документах партийных органов, например, Белоруссии[269]. Правда, в соответствии с партийными антирелигиозными установками в этих документах, свершаемые в храмах, молитвенных домах и монастырях богослужения, обряды и таинства; звучащие проповеди духовенства и его призывы «укреплять веру», «следовать Библии», «молиться о Божием заступничестве», «надеяться на Бога, не падать духом и не унывать», «ходить в храмы и молиться»; присутствие множества молящихся, в том числе детей и молодежи, характеризовались и воспринимались партсовработниками как свидетельство противостояния и противодействия новой власти со стороны духовенства и верующих.