Новые территории, на которых действовало более 3 тысяч православных храмов и 60 монастырей и было 14 правящих архиереев, доставляли определенные проблемы Московской патриархии. Дело в том, что тамошние православные епархии в послереволюционный период заявили о своей церковной самостоятельности. Теперь, в новых политических обстоятельствах, неизбежно должны были вноситься изменения в их церковную жизнь. Патриарший местоблюститель, митрополит Московский и Коломенский Сергий стремился упорядочить здесь церковную жизнь и взять ее под контроль.
Сложная религиозная ситуация складывалась в Молдавской ССР, прежде всего на территории бывшей Бессарабии. Как отмечают исследователи, местные власти не формулировали и не объявляли о масштабных планах антицерковных мероприятий. Однако даже первые шаги в части приведения к общесоюзным требованиям, предъявляемым к действовавшим религиозным объединениям, – изъятие метрических книг, введение гражданской регистрации актов состояния, национализация церковной и монастырской собственности вызвали настороженность верующих, опасение, что будут ликвидированы все церкви и молитвенные дома[270].
Недовольство верующих молдавские власти попытались преподнести как политические, антисоветские действия, но не встретили «понимания» в Москве. Буквально за месяц до начала войны секретарь ЦК КП(б) Молдавии П. Г. Бородин вынужден был в директивном указании секретарям укомов, горкомов и райкомов КП(б) Молдавии предписать считаться с «глубокими религиозными чувствами населения Бессарабии»[271]. Более того, 7 июня 1941 г. в инструктивном письме секретаря ЦК КП(б) Молдавии М. М. Бессонова, касавшегося «антирелигиозной пропаганды» и необходимости ее улучшения[272], вновь указывалось на факты «администрирования и ущемления религиозных чувств трудящихся»: во время службы представители власти вошли в храм и стали изгонять оттуда детей; милиционер во время службы с папироской в зубах и в фуражке, насвистывая веселый мотив, прошел в алтарь и предложил священнику после службы явиться в милицию; председатель сельсовета вошла в храм, составила акт о закрытии церкви и предложила крестьянам пойти на полевые работы; учитель поймал собаку, прицепил ей на шею крест и пустил по селу, показывая ее крестьянам со словами: «Смотрите, бежит поп»[273]. Партийная власть требовала устранить эти «недостатки».
Центральные, а вслед за ней и республиканские партийно-советские органы не мешали Московской патриархии восстанавливать свою юрисдикционную власть на территории бывшей Бессарабии. Как известно, в 1918 г. Бессарабия была присоединена к Румынии и православные приходы были включены в состав Румынской церкви, но Московская патриархия не признала эти действия канонически верными. 3 декабря 1940 г. митрополит Сергий (Страгородский) подписал распоряжение о направлении епископа Тульского Алексия (Сергеева)[274] в Молдавию. В нем указывалось: «Он командируется в г. Кишинев по делам службы в качестве Управляющего православными общинами Кишиневской, Бельской, Измаильской и Черновицкой епархий сроком на 6 месяцев».
В мае 1941 г. «работа» епископа обсуждалась в Московской патриархии. Очевидно, признана она была положительной. Указ Московской патриархии, подписанный митрополитом Сергием, гласил: «Для пользы церковного дела в Бессарабии и Буковине нахожу целесообразным и благовременным Преосвященного Тульского, временно управляющего Кишиневской и др[угими] епархиями, утвердить на Кишиневской кафедре с присвоением ему титула архиепископа Кишиневского и Бессарабского, оставив в его управлении епархии Измаильскую и Белецкую и возложив на него общее попечение о самостоятельной Черновицкой епархии применительно к положению об областном архиерее».
Религиозная ситуация на вновь вошедших в состав Советского Союза территориях привлекала внимание органов НКВД и позднее выделенного из него НКГБ. Оба наркомата «традиционно» рассматривали своих «подопечных» – религиозные организации в качестве возможных политических противников советской власти. Но вместе с тем в их деятельности присутствовал и вполне очевидный прагматизм, т. е. стремление использовать религиозный фактор в целях сохранения социальной стабильности в новых советских регионах. Первостепенное внимание было направлено на православный епископат и приходские общества, в отношении которых ставилась задача установить «оперативный контроль» и предотвратить попытки «использования иностранными разведками и их агентурой церковных организаций для борьбы с советской властью».
Соответствующий разработанный план действий, после одобрения Сталиным, претворялся в жизнь. Его основными практическими пунктами стали, во-первых, роспуск самостоятельных православных епархий иных церковных юрисдикций и, во-вторых, перевод их в юрисдикцию Московской патриархии, с назначением туда в качестве епархиальных архиереев «агентов НКГБ СССР». Последнее указание надо воспринимать критически, поскольку для НКВД – НКГБ все, чья гражданско-политическая позиция приближалась или совпадала с видением этих наркоматов, причислялись, безотносительно их реальных официальных контактов со спецорганами, к «агентам» их влияния и исполнителям их воли. На самом деле, не отрицая единичных фактов официально оформленного сотрудничества священнослужителей со спецслужбами, признаем, что их было очень и очень мало, и таковые «агенты» присутствовали во всех более или менее крупных религиозных организациях[275].
Прежде всего православные общества в западных областях Украины и Белоруссии были выведены из-под юрисдикции Польской автокефальной церкви. «Самостоятельность» этой церкви не признавал ни патриарх Московский и всея России Тихон (Беллавин), ни патриарший местоблюститель митрополит Крутицкий Петр (Полянский). Митрополиту Московскому Сергию Страгородскому юрисдикционный вопрос удалось разрешить почти безболезненно, так как абсолютное большинство православного населения новых территорий признавало себя неотъемлемой частью Русской церкви. Соответствующие прошения о присоединении к Московскому патриархату подписали и подали большинство архиереев. В октябре 1940 г. митрополит Сергий (Страгородский) своим указом на базе западных епархий Украины и Белоруссии образует Западный экзархат. Экзархом и главой Волынско-Луцкой епархии с центром в Луцке назначается архиепископ Николай (Ярушевич)[276]. В марте 1941 г. он возводится в сан митрополита, в июле становится митрополитом Киевским и Галицким, экзархом Украины.
Сложнее ситуация была в Прибалтике. Действовавшие здесь православные епархии после революции 1917 г. кто раньше, кто позже заявили о своей церковной самостоятельности. Оказавшись на советской территории, они должны были определить свое отношение к Московской патриархии, т. е. перейти в ее юрисдикцию. Теоретически они могли этого и не делать, но на практике, в существовавших в СССР политико-правовых условиях, такое было невозможно.
По немногим из дошедших до нас писем митрополита Сергия (Страгородского) мы можем представить его точку зрения на церковные проблемы на данных территориях, к примеру, в письмах епископу Александру (Толстопятову) от 21 мая 1940 г. и 17 января 1941 г. соответственно:
«…наши новые области заставляют-таки беспокоиться. Новая заплата не сразу пристает к старой одежде. Все у них там как-то по-своему. В особенности трудно дается усвоить, что прежняя их автокефалия на церковном языке называется “раскол” со всеми следующими отсюда выводами: что все, признаваемое за ними, признается лишь “икономии” ради, а, строго говоря, по канонам ни на что они рассчитывать права не имеют. Они же представляют дело приблизительно вроде Вашего переезда из Череповца в Слободской: взял чемодан, купил билет и с Богом. Много еще придется с ними потерпеть, втолковывая таблицу умножения…
…Ждет устройства Бессарабия. Туда командирован епископ Алексий Сергеев. В Западную Украину и Белоруссию поехал (временно) экзархом архиепископ Николай Ярушевич. Теперь нянчимся с Латвией и Эстонией. Командирован в Латвию и Эстонию наш архиепископ Сергий. Латвия принесла покаяние, а об Эстонии пока не знаем»[277].
В 1940 г. митрополит Сергий предложил митрополиту Эстонскому Александру (Паулусу) и митрополиту Латвийскому Августину (Петерсону) вернуться в Московскую патриархию. После переговоров духовенство и приходы перешли в юрисдикцию Московского патриархата. На Таллинской кафедре правящим архиереем остался архиепископ Александр (Паулус), который дал клятву верности Московской патриархии.
В Литву в начале 1941 г. вместо скончавшегося митрополита Виленского Елевферия (Богоявленского) был направлен архиепископ Дмитровский Сергий (Воскресенский), с возведением в сан митрополита и с назначением главой учрежденного в марте 1941 г. Прибалтийского экзархата.
Однако очень скоро на «новые советские территории» во все более широком масштабе стал привноситься уже имевшийся опыт «урегулирования» отношений с религиозными организациями: ликвидировались религиозные партии и церковно-общественные объединения; закрывались философско-теологические факультеты в государственных учебных учреждениях, монастыри, храмы, церковные типографии и магазины религиозной литературы; национализировалась собственность религиозных обществ; депортировалась часть духовенства. В качестве оправдания этим и другим подобным мерам использовался тезис о том, что среди духовенства и церковного актива особенно много тех, кто борется с советской властью и выступает за возвращение старых порядков.
Накануне Великой Отечественной войны казалось, что правящая коммунистическая партия близка к достижению провоз