Решение об эвакуации было объявлено представителю Московской патриархии 7 октября[305]. Местом нового размещения, предположительно, назывался г. Чкалов[306]. Начались сборы, но дата отъезда переносилась из-за болезни Сергия, как-никак ему шел 75-й год. В эти тяжелые дни, казавшиеся ему последними в «земной юдоли плача и печали», митрополит составляет завещание и намечает преемника.
День отъезда, 14 октября, совпал с праздником Покрова Пресвятой Богородицы. В праздничном послании к московской пастве Сергий вновь призывает верующих исполнить достойно свой религиозный и гражданский долг, не щадя жизни встать на защиту Отечества.
Указ Московской патриархии
об эвакуации Патриархии в г. Чкалов
№ 7
13 октября 1941 г.
Слушали: Предложение патриаршего местоблюстителя следующего содержания: «В переживаемое нами тревожное время не только простое благоразумие, но и прямой долг служебный повелевает нам, насколько возможно дольше, уберечь наше центральное церковное управление от всяких случайностей войны и тем оградить Русскую православную церковь от опасности сделаться легкой добычей всяких волков в овечьей коже, которые не преминут воспользоваться случаем, чтобы “отторгати ученики во след себе”» (Деян. 20, 30). В этих видах я полагал бы временно перенести местопребывание Московской патриархии из Москвы в г. Чкалов. Для управления делами Патриархии и других служебных надобностей меня имеет сопровождать в Чкалов управляющий делами кафедральный протоиерей Н. Ф. Колчицкий, протодиакон Антоненко, иподиакон И. Разумов и др. приглашенные частные лица.
2. На время отсутствия Патриархии из Москвы заведование церковными делами по г. Москве возлагается на Преосвященного архиепископа Алексия (Палицына), которого назначаю почетным настоятелем церкви Даниловского кладбища с титулом архиепископа Волоколамского, и с тем чтобы Преосвященный с помощью епархиального секретаря прот[оиерея] С. К. Даева и служебного персонала канцелярии Патриархии дела общецерковные и всю корреспонденцию, поступающую на мое имя, направлял ко мне в г. Чкалов, равно как и отчет о своих распоряжениях по г. Москве.
3. На то же время Преосвященный архиепископ Можайский Сергий (Гришин) имеет местопребывание в г. Уфе, с поручением ему управления Уфимской епархией и с сохранением за ним должности по Московской епархии.
Определением от 13 октября 1941 г. за № 58 постановлено.
По содержанию предложения дать (посылаются) указы к исполнению Преосвященным епархиальным архиереям, а также вышепоименованным Преосвященным, духовенство же и приходы Московской епархии и г. Уфы оповестить чрез канцелярию.
Подлинник подписали:
Послание патриаршего местоблюстителя,
митрополита Московского и Коломенского Сергия (Страгородского)
к московской пастве в связи с началом Великой Отечественной войны
День Покрова Пресвятой Богородицы
1/14 октября 1941 г.
Божиею Милостию
патриарший местоблюститель
Смиренный Сергий, митрополит Московский
и Коломенский,
православной и боголюбивой пастве московской
желает мира и в вере преуспеяния
Вторгшийся в наши пределы коварный и жестокий враг, по-видимому, напрягает все свои силы. Огнем и мечом проходит он нашу землю, грабя и разрушая наши села, наши города.
Но не в первый раз русский народ переживает нашествие иноплеменных, не в первый раз ему принимать и огненное крещение для спасения родной земли.
Силен враг, но «велик Бог земли Русской», как воскликнул Мамай на Куликовом поле, разгромленный русским
воинством. Господь даст, придется повторить этот возглас и теперешнему нашему врагу. Над нами Покров Пресвятой Девы Богородицы, всегдашней Заступницы Русской земли. За нас молитвы всего светозарного сонма святых, в земле нашей воссиявших. С Божиею помощью и в эту годину испытаний наш народ сумеет по-прежнему постоять за себя, и рано или поздно, но прогонит прочь наседающего чужанина.
Такая надежда, как железная броня, да оградит нас от всякого малодушия перед нашествием врага. Каждый на своей страже, на своем посту будем бодро стоять, содействуя обороне отечества нашего и ревниво храня драгоценные заветы нашей святой православной веры. Да не потерпят наши московские святыни того, что случилось со святынями других городов, захваченных немецкими ордами.
В Великом Новгороде, в храме Св. Софии, едва не тысячу лет оглашавшемся православным богослужением, на днях служил лютеранский пастор. Да не будет подобного здесь, в сердце Святой Руси. Ходят слухи, которым не хотелось бы верить, будто есть и среди наших православных пастырей лица, готовые идти в услужение ко врагам нашей Родины и Церкви, – вместо святого креста осеняться языческой свастикой. Не хочется этому верить, но если бы вопреки всему нашлись такие пастыри, я им напомню, что Святой нашей Церкви, кроме слова увещания, вручен Господом и духовный меч, карающий нарушителей присяги.
Во имя этой от Бога данной мне власти я, как архиерей, имеющий силу вязать и решать, призываю к покаянию всех, поколебавшихся из-за страха ли, или по другим причинам, а тех, кто покаяться не хочет, объявляю запрещенными в священнослужении и предаю церковному суду для еще более строгого вразумления. Бог поруган да не будет.
На тех же, кто, не щадя своей жизни, подвизается на защиту Святой Церкви и Родины, и на всех, кто своими молитвами, сочувствием, трудами и по жертвованиями содействует нашим доблестным защитникам, да пребудет благо словение Господне, Того благодатию и человеколюбием всегда, ныне и присно и во веки веков. Аминь.
К вечеру того же дня Сергий с группой ближайших сотрудников отправился на Казанский вокзал[307]. В ее состав входили митрополит Николай (Ярушевич); архиепископы Иоанн (Соколов) и Сергий (Гришин); управляющий делами протоиерей Николай (Колчицкий), протоиерей Александр (Смирнов), протодиакон Георгий (Антоненко), келейник митрополита иеродиакон Иоанн (Разумов); еще несколько человек обслуживающего персонала.
На запасных путях Казанского вокзала формировался специальный эшелон. К вагонам подъезжали одна за другой грузовые и легковые автомашины, сновали грузчики, носильщики с баулами и тюками, толпы возбужденных эвакуируемых. Царила обычная для вокзала суета. Необычным было лишь то, что вокруг поезда стояли вооруженные патрули, тщательно проверявшие документы. Руководил ими генерал, одетый в форму НКВД. Казалось, он знал всех прибывших к эшелону, безошибочно указывал каждому из обратившихся к нему, где какой эшелон стоит и каков кратчайший путь к нему.
Вот и очередной автомобиль. Вышел элегантный, интеллигентного вида человек с внешностью киноактера, в модном осеннем пальто и мягкой шляпе. С ним рядом седобородый, высокий, богатырского вида старец. Первый был Александр Введенский – обновленческий первоиерарх Московский и всех обновленческих церквей в СССР, второй – митрополит Виталий (Введенский), один из обновленческих правящих архиереев. С ними рядом стояли миловидная, хорошо одетая молодая блондинка и пожилая женщина в черном платье, похожая на монахиню. Франтоватый молодой человек с усиками, похожий на Александра Введенского, и другой молодой человек с рыжей бородой и с безумными блуждающими глазами, от которого пахло водкой, хлопотали возле багажа. То была семья обновленческого первоиерарха.
В вагоне, куда они вошли, уже находились попутчики: несколько скромно одетых людей – руководители баптистской церкви страны и такой же скромный бородатый человек – старообрядческий архиепископ Московский и всея Руси Иринарх (Парфенов).
Едва уселись по местам – в дверях опять суматоха, занесли чьи-то вещи, кто-то громко говорил около вагона. Открылись двери, и в сопровождении нескольких человек вошел среднего роста старик с седой окладистой бородой, в золотом пенсне, одетый в рясу и монашескую скуфейку.
– Какая встреча! – бросился к нему митрополит Александр.
Улыбнувшись, митрополит Сергий, а это был он, промолвил:
– Да уж, встреча!
Последний раз они виделись осенью 1922 г. Тогда Введенский был преуспевающим молодым протоиереем, заместителем председателя обновленческого Высшего церковного управления, а «старик» являлся членом этого управления. Теперь Введенский – не молодой и не такой уж преуспевающий – был первоиерархом Обновленческой церкви, а вошедший носил титул патриаршего местоблюстителя Русской православной церкви. Рядом с Сергием стоял петроградский товарищ юношеских лет Введенского – митрополит Киевский Николай (Ярушевич). Всем им теперь предстоял совместный долгий путь в неизвестность.
Наконец в 16:40 состав медленно отошел от перрона вокзала. За окнами продолжалась московская жизнь, а в вагоне уже думали о том, каков будет путь к конечному пункту и как скоро они туда доберутся. На перроне кто-то махал платком и утирал слезы, слышались возгласы прощания. Проплывали в окне военные, железнодорожники, обыватели… и никто не обращал внимания, никто не мог и догадаться, что поезд увозил на Восток руководителей религиозных организаций СССР.
Медленно, лишь иногда набирая скорость, состав шел с частыми остановками по Подмосковью. Один из участников переезда протоиерей А. П. Смирнов вспоминал впоследствии:
«Москва скрылась из глаз… Поезд пробегает дачные места… Задерживается долго в Раменском. На горизонте ежеминутно вспыхивают зарницы заградительного огня. В памяти оживают сообщения о бомбежке немцами многих пассажирских поездов…