Постановление СНК CCCР об открытии богословского института и богословско-пастырских курсов
28 ноября 1943
[ГА РФ. Ф. Р-5446. Оп. 1. Д. 221. Л. 1]
В начале декабря 1943 г. патриарх Сергий вновь был на приеме в Совете по делам Русской православной церкви. Уже в начале встречи Карпов сообщил приятные известия по ранее подымавшимся вопросам: дано было разрешение на издание церковного православного календаря на 1944 г., тиражом в 15 тысяч экземпляров; не было возражений и по поводу назначения Савинского на должность проректора православно-богословского института[353].
Кроме того, председатель Совета поставил в известность Сергия о Постановлении Совнаркома, определявшем порядок открытия церквей. Он указал и на то, что как на местах, так и в центре будут учитываться мнения правящих епископов и Московской патриархии о необходимости открытия церквей в тех или иных населенных пунктах. Сергий сразу же отреагировал, указав, что желательно скорейшее открытие церкви в Мордовской республике, откуда поступает множество письменных просьб и прибывают ходоки. И в течение всех последующих встреч с Карповым Сергий будет интересоваться, как и где идет открытие православных церквей, и предлагать населенные пункты, где срочно требуется открыть церковь.
В этот приход в Совет для Сергия главным было согласовать архиерейские назначения.
– Георгий Григорьевич, по прежним нашим переговорам я составил список кандидатов на кафедры и хочу сообщить свои предложения: Красноярского архиепископа Луку (Войно-Ясенецкого) – в Пензу; епископа Филиппа (Ставицкого) – в Астрахань; епископа Корнилия (Попова) – на Сумскую епархию.
– У Совета нет возражений, – коротко сказал Карпов.
Сергий раскрыл несколько других листков. – Ко мне, – начал он разговор, – прибывают епископы и кандидаты в епископы с освобожденных территорий. Понимая, что назначать их так сразу на кафедры с моей стороны было бы поспешно, хотел предварительно знать мнение Совета, чтобы ни у них, ни у меня при последующем назначении не было бы административных проблем…
– Кого Вы имеете в виду?
– Это следующие иерархи: архиепископ Черниговский Симон (Ивановский) и епископ Нежинский Панкратий (Гладков). Поставить планируем архимандрита Нектария (Григорьева), прибывшего из Нежина.
После некоторого раздумья Карпов попросил Сергия временно воздержаться от назначения этих лиц, поскольку, как он выразился, они «плохо изучены самим патриархом» и «вовсе неизвестны Совету».
Восстановление епархий и образование новых требовало все большего числа иерархов. Из сохранившихся записей бесед Карпова с патриархом Сергием видно, что этот вопрос был одним из самых обсуждаемых. Часть из вакансий заполнялась либо епископами, воссоединенными с Патриаршей церковью, либо рукоположенными из числа вдовствующего белого духовенства. Усилия патриарха Сергия давали результат: уже к концу 1943 г. епископат состоял из 25 правящих архиереев, в марте 1944 г. насчитывалось 29 архипастырей. Но этого было недостаточно. И если в первоочередном порядке назначались епископы в епархии на освобождаемой от оккупантов территории, то епископские кафедры в «тыловых» областях страны оставались длительное время незамещенными или епископам приходилось окормлять приходы в двух, а то и в трех епархиях.
Известные на сегодня документы Священного синода и Совета по делам Русской православной церкви касательно вопросов посвящения, назначения и перемещения иерархов периода патриаршества Сергия (Страгородского) показывают, что инициатива всегда исходила от патриарха Сергия, что в абсолютном большинстве случаев Карпов просто соглашался с его предложениями, что задержки или отказ в положительном решении всегда были связаны с позицией органов государственной безопасности.
Еще одной попыткой решить «кадровый голод» стало стремление патриарха Сергия добиться освобождения иерархов, в разное время осужденных и отбывавших наказание в лагерях и тюрьмах. Помня слова Сталина на сентябрьской встрече о том, что каждое такое обращение будет рассмотрено, патриарх в октябре 1943 г. направил Карпову письмо с просьбой об амнистии ряда иерархов, которых он хотел привлечь к церковной работе.
Сергий (Страгородский), патриарх Московский и всея Руси
Сентябрь 1943
[Из открытых источников]
В январе 1944 г. Сергий пришел в Совет.
– Есть вопрос, мучающий меня, – сразу начал он встречу. Помнится, осенью прошлого года подавал я в правительство прошение об амнистии иерархам. Столько времени прошло, а известий все нет.
Патриарх говорил, а сам смотрел на Карпова, пытаясь по выражению его лица угадать предполагаемый ответ. Тот, казалось, ждал этого вопроса. И почудилось патриарху, что собеседник хочет ответить отрицательно. Спеша упредить его в этом и до конца разъяснить свою позицию по столь щекотливому вопросу, патриарх продолжил:
– Я не беру на себя решение вопроса, насколько эти лица заслужили наказание, но питаю уверенность, что, окажи им правительство милость, это побудит их показать свою полную лояльность к гражданской власти, загладить свою вину.
– Иван Николаевич, Совет пытался собрать полные сведения о лицах, коих вы упоминали в письме. Но узнать удалось немного, лишь о двенадцати из двадцати шести, и только это обстоятельство заставляло нас не торопиться с ответом. Но раз вы настаиваете…
Заявление патриарха Московского и всея Руси Сергия (Страгородского) председателю Совета по делам Русской православной церкви при СНК СССР Г. Г. Карпову с просьбой об амнистии иерархов церкви, с приложением списка иерархов
27 октября 1943
Автографы Сергия (Страгородского) и Г. Г. Карпова
[ГА РФ. Ф. Р-6991. Оп. 1. Д. 5. Л. 1, 2–2 об.]
Карпов встал, прошел в угол кабинета и отдернул штору, за которой оказался сейф – в его дверце уже торчал ключ. Повернув его, председатель достал тощую серую папку. Вернувшись к столу, положил ее на стол и раскрыл.
– Раз вы настаиваете, – повторил он, – зачитаю сведения, полученные из архивов НКГБ. – Он стал медленно, словно нехотя, читать: «По наведенным справкам в разное время в местах заключения умерли: Павел Петрович Борисовский – митрополит Ярославский Павел; Николай Федорович Кузнецов – архиепископ Сарапульский Алексей; Петр Кузьмич Крошечкин – архиепископ Могилевский Павлин; Владимир Сергеевич Козлов – епископ Уфимский Григорий; Андрей Алексеевич Широков – епископ Волоколамский Иоанн; Владимир Сергеевич Смирнов – епископ Пензенский Феодосий.
Отбыли свое заключение и освобождены, но нынешнее местожительство неизвестно: Сергей Алексеевич Козырев – епископ Бежецкий Григорий; Илья Константинович Попов – епископ Бугурусланский Ираклий.
В отношении нижеследующих лиц Совет не имеет сведений о их судимости, а равно и местожительстве: Виталий Александрович Алентов – епископ Тамбовский и Мичуринский Венедикт; Павел Петрович Абрамкин – архиепископ Петергофский и Буденновский Мефодий; Иван Иванович Никифоров – епископ Орловский Иннокентий; Василий Федорович Шкурко – епископ Яранский Вячеслав».
Карпов смолк. Подавленно молчал и патриарх. Многих он знал лично, и теперь трагическое известие ставило точку в судьбе многих, кто бесследно исчез в мрачные 1930-е гг.
– А что же с остальными? – подал наконец голос Сергий.
– С остальными?.. О них сведений нет… Но мы не оставляем надежды что-либо узнать и уведомим вас о результатах в ближайшее время.
Обо всех своих встречах с патриархом председатель Совета докладывал, как правило, заместителю председателя СНК СССР В. М. Молотову, а в некоторых случаях, по подсказке последнего, писал официальные рапорты на имя Сталина. Получая письменные или устные распоряжения от этих руководителей, Карпов и выстраивал свою линию поведения. Карпову пришлось действовать в непростых обстоятельствах, поскольку в партийных сферах к «возрождению» Церкви относились весьма недоброжелательно. В архивах сохранилось немало «сигналов» тех, кто не одобрял «линии Совета» на нормализацию отношений с церковью и хотел бы возвращения к былым временам, к твердости, решительности и «наступательности» по отношению к «попам». Председателю приходилось лавировать, скрывая свои действия от «любопытствующих» под грифом «секретно» или «для служебного пользования». История распорядилась так, что лишь в самом конце 1980-х гг. стала возможной публикация этих интереснейших документов.
С осени 1943 г. начинается возрождение и монастырской жизни. На тот момент в СССР действовало более 30 монастырей, в большинстве своем открытых в период оккупации. Во всех монастырях насчитывалось более 3 тысяч монашествующих. В дни религиозных праздников монастыри посещало огромное количество паломников. Почти все монастыри вели свое хозяйство: земледелие, ремесла, различные промыслы. Московская патриархия ходатайствовала перед правительством не препятствовать их деятельности. Такой же позиции придерживался и Совет, и ему удалось на тот момент отстоять статус-кво: деятельности монастырей не препятствовали; за ними сохранялись жилые и служебные помещения, земли, скот, сельскохозяйственный инвентарь и подсобные мастерские.
Активизируется в 1943–1944 гг. издательская деятельность Русской церкви. Выпускались настольные и настенные календари, молитвенники, богослужебная литература. К изданной в 1942 г. книге «Правда о религии в России» добавилась новая – «Русская православная церковь и Великая Отечественная война» (1943).
Церковь приступила к изданию своего основного информационного печатного органа – «Журнала Московской патриархии». В нем публиковались статьи о патриотической деятельности церкви, героизме Красной Армии и советского народа, о преступлениях фашистов в отношении народов Советского Союза и религиозных объединений, информация об участии духовенства в работе Чрезвычайной государственной комиссии по установлению и расследованию немецких злодеяний. Постоянно присутствовали материалы по исторической тематике и культурному наследию славянских народов, о памятниках письменности, иконописи, храмоздательстве.