— Интересные обычаи, — произнес я.
— Если у тебя бы с собой щенок, ты мог бы выменять его на любую красотку в этом глане, — сказал сэр Роберт. — И урулы при этом были бы уверены, что ты сильно продешевил.
— Это твой сын? — внезапно спросил Гаренджен, показывая на меня.
— Да, это мой сын, — неожиданно для меня ответил рыцарь. — Единственный.
— У тебя всего один сын, и это плохо, — сказал кочевник. — Если твоего сына убьют в бою, твой род прервется. Некому будет отомстить убийцам.
— На все воля Матери, мой друг, — сказал сэр Роберт. — Я не буду роптать.
— Славный нукар должен оставить после себя большое потомство, — назидательным тоном изрек Гаренджен. — Ты воин, и должен позаботиться об этом.
— Я обязательно подумаю над этим, вождь, — не без иронии ответил сэр Роберт.
— У твоего сына хороший меч, нукар Роберт, — заметил Гаренджен.
— Это наследное оружие, доставшееся моей семье от великого предка, — ответил сэр Роберт. Я понял его: видимо, наш гостеприимный степняк положил на мой клинок глаз и решил намекнуть нам, что не прочь получить его, как подарок от гостей хозяину. Делать ему такой шикарный подарок мы, естественно, не собирались. — Это реликвия, которой мы очень дорожим.
— Я бы хотел купить такое оружие для своих сыновей.
— Что тебе мешает? — спросил сэр Роберт.
— Цена. Вы дорого просите за вашу сталь. Много золота.
— Так ли дорого? Терванийцы просят дороже.
— Их оружие лучше. Но меч твоего сына лучше терванийских.
— Мой меч не хуже. Его ковал мастер Фраберг-старший из Рейвенора — благослови его Матерь! И в нашем войске немало воинов с таким же отличным оружием.
— Тем лучше. Однажды мы заберем у вас ваши мечи и ножи бесплатно.
— Полагаешь, мы готовы их отдать?
— Роздольский байор, у которого я забрал этот меч, — тут Гаренджен похлопал ладонью по клинку у себя на поясе, — тоже не хотел его отдавать. Но он потерял и меч, и жизнь.
— Ты хорошо говоришь, Гаренджен, — ответил сэр Роберт, — но вспомни, что, в конце концов, роздольцы выгнали вас из своих земель. И этот меч должен напоминать тебе не только сраженного тобой байора, но и тысячи воинов твоего народа, которые полегли в той войне.
— Мы еще вернем себе то, что потеряли.
— Ты хочешь войны между нами?
— Сейчас — нет. Но мир не будет вечным.
— Почему ты так думаешь?
— Между волком и бараном и не может быть мира.
— Значит ли это, что урулы хотят с нами войны?
— Сейчас у нас много других забот, — уклончиво ответил Гаренджен. — Прошлая зима была снежной и голодной, и скота стало меньше. Многие гланы откочевали на север, чтобы найти лучшие пастбища.
— Почему же твой род не последовал за ними?
— Потому что такова была моя воля.
— Могу ли я спросить уважаемого вождя? — осмелился я, польщенный тем, что сэр Роберт назвал меня сыном.
Гаренджен кивнул. Теперь на меня смотрели десятки внимательных глаз.
— Если бы у тебя было много хорошего оружия, что бы ты сделал? — спросил я.
— Я бы выполнил волю Тенки, божественного Отца, — ответил Гаренджен, сверкнув глазами. — Сделал бы так, чтобы восход и закат одинаково боялись меня.
— Разве такое возможно?
— Много, много лет назад, — начал кочевник, не глядя на меня, — мы были могущественным народом. Наши всадники держали в страхе все соседние племена, платившие нам дань золотом, скотом и рабами. Сегодня от нашего величия остались лишь воспоминания древних стариков и песни, которые поют у костров мои воины. Я хочу вернуть времена нашей славы. Так хочет Тенки и его небесные дети.
— Война всегда приносит горе, — сказал сэр Роберт. — Твои нукары храбры и искусны в бою, но их слишком мало. Сегодня судьбы народов решают большие армии. Даже самое лучшее оружие в руках твоих воинов не принесет тебе победы.
— Кто говорит об одном глане? Когда-то мы были единым народом, гордо именовавшим себя Койсу — совершенные. Мы не боялись никого, а соседи наши стонали в страхе, лишь увидев следы наших коней. Даже во времена нашествия каракутонов мы смогли защитить наши земли. Сегодня я вижу, как чужаки захватывают наши земли. Они учат наших детей новой вере и строят могучие крепости на древних кочевых путях. Хорошо ли это? Я говорю — нет!
Гаренджен добавил несколько фраз на своем языке, и собрание одобрительно загудело.
— Ты о терванийцах говоришь? — спросил сэр Роберт.
— Они пришли на эту землю незваными. Они хитры и коварны. Они предпочитают не меч, а слово.
— Одна терванийская крепость так тебя страшит, о, вождь?
— Одна крыса приведет за собой остальных. Вскоре после того, как терванийцы построили Баз-Харум, многие вожди поспешили увести свои гланы на север.
— С чего бы? — вдруг спросил молчавший до сих пор Лукас Суббота.
— Чтобы сохранить чистоту крови, веру в наших богов и не уподобиться предателям, осквернившим само имя Койсу.
— Понятно, вождь. Тебе не нравится, что часть западных гланов после войны за Роздоль ушла в имперские земли, осела там и приняла нашу веру?
— А ты бы радовался тому, что твой народ разделился, и часть его приняла Тенки, как единственного хозяина жизни?
— Нет, — честно сказал рыцарь. — Однако тем самым они спасли свои детей и обрели мир и безопасность. А твоя мечта объединить в один народ все гланы, кочующие по Дальним степям, представляется мне благородной, но несбыточной.
— Нет ничего несбыточного, если Тенки ведет тебя.
— Путь к войне — не самый лучший.
— Этот мир изменить нельзя, — ответил Гаренджен. — Его законы просты. Есть те, кто едят, и те, кого едят. Есть тот, кто проливает кровь и тот, чью кровь проливают. Небо не может стать землей, а земля небом. Хочешь выжить — убивай, иначе умрешь. Тот, кто не хочет быть волком, станет добычей волка.
Между тем начали подавать горячее. Женщины с замотанными лицами втащили в шатер несколько больших чугунных котлов с просяной кашей и огромными кусками баранины. Перед пирующими появились широкие блюда с жареным на вертелах мясом, лепешками и просяной лапшой, плавающей в растопленном бараньем жире и молоке. Наши прислужницы начали разливать вино и хмельную брагу из молока.
— То есть, — продолжал сэр Роберт, которому определенно были интересны откровения нашего хозяина, — ты собираешься воевать и с нами, и с терванийцами?
— Это неизбежно, как приход лета или старости, — с подкупающей откровенностью ответил Гаренджен. — Я же сказал тебе, нукар Роберт, что между волком и бараном не может быть мира.
— И с кого ты собираешься начать?
— Тенки скажет мне, с кого начать.
— Желаю тебе долгих лет жизни и победы над врагами, — сказал сэр Роберт, поднимая чашу.
— Почему твои повелители не воюют с Тервани? — спросил вождь, который решил отбросить дипломатические иносказания и околичности.
— Думаю, тебе стоило бы спросить моих повелителей. Я слишком незначительный человек в моей стране и не могу дать тебе ответа.
— Хеш! Но рано или поздно большая война неизбежна.
— Ты предостерегаешь или прорицаешь, вождь?
— Двенадцатый век Тенки на исходе, — загадочно сказал Гаренджен. — Скоро наступит время изменения, на которое падает тень Черного. Степи напоятся кровью и огласятся криком умирающих. Уже сейчас зло, которое несут чужаки на нашу землю, приносит свои плоды.
— Какое зло?
— Чужаки хотят лишить нас веры в богов, в которых верили отцы. И боги наказывают нас за это. Древний ужас возвращается. Мои воины видели в степи черные тени и слышали вопли каракутонов.
— Кого слышали? — не понял я.
— Живых мертвецов, — пояснил Суббота. — Вампиров.
— Звучит страшновато, — согласился сэр Роберт.
— Мы готовы к войне. Хочу спросить тебя, нукар со знаком солнца на одежде — готов ли ты к ней?
— Терванийцы нам не враги, если ты об этом. Тервания от нас далеко, и у алифов Бар-Ясина свои заботы. А с нежитью мы сражались, и будем сражаться всегда.
— Истинный воин видит врагов повсюду, особенно если они стоят по обе руки от него. Незавидна участь муки, размалываемой между жерновами, — сказал Гаренджен.
— Ты можешь заключить союз с нами.
— Койсу никогда не будет собакой, бегущей за хозяином, — с презрением сказал кочевник. — Но никто не осудит волка, добивающего ослабленного козла.
— Твои слова наполняют меня страхом, почтенный вождь. Уж не желаешь ли ты столкнуть империю и Терванию, чтобы избавиться от двух врагов сразу?
— Если бы мог, столкнул. Твое здоровье, нукар Роберт!
— Я понимаю, почему ты ненавидишь терванийцев, — с иронией сказал сэр Роберт. — Они занимают ваши исконные кочевья, обращают койсу в свою веру. И твоя нелюбовь к империи мне понятна. Война за Роздоль не могла не оставить шрамов в вашей памяти. Однако лучше бы смирить гордыню и принимать мир таким, каков он есть. Война, как я уже сказал, принесет твоему народу только горе. В мире и так немало зла, зачем же умножать его?
— Это наш путь. Тебе не понять этого, гость.
— Раз так, наверное, не стоит говорить о вещах серьезных.
— Ты сказал, что держишь путь в Баз-Харум, — сказал вождь. — Могу ли я спросить тебя, почтенный, что тебе понадобилось в логове терванийского шакала?
— Я слышал, что начальник Баз-Харума очень любит устраивать состязания воинов, и хотел бы поучаствовать в них.
— Ты? Старый и седой? Или твой сын будет выходить на поединки?
— Ну, не такой уж я и старый, — с улыбкой ответил сэр Роберт. — Я еще могу поднять меч и крепко ударить им врага. Да и сын у меня не промах.
— Тогда пусть боги направляют твое оружие, — тут Гаренджен знаком велел налить всем еще. — Будем пить и есть, и не думать о завтрашнем дне. Тенки угодно, чтобы сердца наши возвеселились. Пусть будет так, как хочет Отец мироздания!
Для ночлега нам отвели особый шатер, поставленный рядом с шатром Гаренджена. Впрочем, после пира я ушел в гостевой шатер один — мои старшие товарищи остались беседовать с Гарендженом.