— Спасибо вам, милорд, спасибо!
— Да благословит вас Матерь-Воительница, милорд шевалье!
— Благословенны будьте, милорд шевалье! Вы спасли меня и моего ребенка…
— Без вас нас бы всех убили. Спасибо вам!
— Бедный мальчик! Упокой Матерь его душу…
— Спасибо вам, спасибо! Да хранит вас Матерь!
— Вот они, наши мальчики! — Нетрезвая, пестро одетая девица выскочила из толпы и кинулась на шею Ригосу. — Живы, хвала Матери! Сегодня всем дам бесплатно!
Послышались смешки, толпа оживилась. Шок у этих людей начал проходить.
— Вина! — закричало сразу несколько голосов. — Выпьем за здоровье императора и нашего шевалье!
— Вина! — подхватили в толпе. — Слава! Слава!
Ну вот, началось, подумал я. Сегодня эти люди будут праздновать свое избавление от смерти. Сегодня в Фор-Авек будет весело. Всем будет весело, кроме меня.
Оказывается, у любой победы бывает очень горький привкус.
Привкус невосполнимой потери.
Отряд, посланный мной на север, вернулся через неделю. Пейре лучше меня справился с заданием — он уничтожил основные силы мятежников и не потерял ни одного человека. Но, главное, Элика вернулась живой и невредимой. И с обидой на меня. Никаких эмоций при встрече, только сдержанное, издевательски-почтительное приветствие ("Целую руки, милорд шевалье!"). Сойдя с коня, эльфка тут же потребовала приготовить ей ванну и ушла в свои покои.
Отчет де Торона был по-военному сухим и лишенным красочных тошнотворных подробностей. Зато пана Домаша было не унять, особенно после того, как в замковой трапезной, где я распорядился накрыть стол для де Торона и его людей, он принял на грудь пару ковкалей местной полынной водки.
— Ох, и веселый был поход, пан Эвальд, ну и поход! — рассказывал он, брызгая слюной и сверкая глазами. — Вовремя мы поспели, нечего сказать. В самую точку поспели, истинно! Бродяги уже со свсей округи к Дроммарду собрались, и было их там, что псов на собачьей свадьбе. Город обложили кольцом и ворота принялись ломать огроменным бревном на манер тарана. А тут мы объявились, яко с неба свалились, ха-ха-ха! Ну, мессир де Торон и атаковал с ходу. Мудрое было решение, я бы тоже так поступил, клянусь честью своей и имением! Встали мы клином и вдарили прямо на мост, туда, где большинство этих бездельников около тарана роилось. Надо было это видеть, милостисдарь Эвальд — мужепесы эти, как увидели наше приближение, так таран свой поиметый бросили и в ров начали со страху прыгать. А мы их — мечами да секирами по головам! Да и дамзель Элика чары на них напустила какие-то, отчего ужас их несусветный охватил, и впали они в полное расстройство духа. Так что о сопротивлении никто из этих стервецов и не помыслил, только о пощаде просили, но мы помнили, что ты нам наказал и потому… — Тут Домаш ударил ладонью по столу. — Эх, давно мой меч столько крови не пил, как в тот день! Всех вырезали, поголовно. Из сотни один не ушел. Дюжину мятежников, впрочем, мессир Пейре взял в плен, да и то затем, чтобы шерифу для показательной экзекуции передать. А уж шериф, шериф-то! — Домаш захохотал. — Видел бы ты, милостисдарь, как он выбежал нам на встречу и чуть ли не копыта у лошадей от радости целовал! А потом пир у себя в усадьбе закатил горой, чтобы нас за героизм наш и помощь неоценимую отблагодарить и почествовать! Наутро просыпаюсь я, а на площади уже молодцов-ребеллянтов вешают. Не стал его милость шериф волынку тянуть, быстро это дело организовал. Народу на радость, воронам на угощение.
— Я уже сообщил в Рейвенор о бунте и о том, что было сделано лично мной, — сказал я. — Теперь непременно сообщу и о ваших заслугах, судари. А сейчас отдыхайте, я ненадолго оставлю вас…
Дверь в комнату Элики была открыта. Эльфка уже переоделась в чистую одежду — ее дорожный костюм был брошен в корзину у двери. Она сидела у растопленного камина с книгой в руке и никак не отреагировала на мое появление.
— Ты не пришла обедать, — сказал я, закрыв за собой дверь. — В чем дело?
— Я не голодна, — Элика даже не посмотрела на меня. — И мне хочется побыть одной.
— Этот пергамент я нашел у Дуззара, — сказал я, положив на стол свиток из сумки инквизитора. — Взгляни на него. Похоже, опять шпионское донесение. Это может быть важно.
— Хорошо.
— Ты ничего не хочешь мне сказать?
— Нет, ничего. Нам не о чем говорить.
— Ты так считаешь?
— Я все знаю, — Элика все-таки отложила книгу и посмотрела на меня. — Я знаю, что Домино была здесь. И ты мне об этом не сказал.
— Это наши с ней дела. Прости, но тебя они не касаются.
— Ах, Эвальд, ды даже не понимаешь, что ты натворил! Когда я вызвалась перед Охранительной Ложей сопровождать тебя в Фор-Авек, я сделала это для того, чтобы уберечь тебя от роковых ошибок. И не смогла.
— О каких ошибках ты говоришь?
— В первую очередь о твоих отношениях с Домино.
— Еще раз повторяю — моя личная жизнь…
— Личная жизнь! — взорвалась эльфка. — Глупец! Ты настолько одержим своими страстями, что не понимаешь очевидного. Харрас Харсетта должен был попасть в Рейвенор, в хранилище Ложи. Нельзя было отдавать его виари, нельзя!
— Объясни, почему.
— Потому что теперь у магистров Суль появился повод окончательно уничтожить мой народ. И виноваты в этом ты и твоя подружка.
— Домино здесь не при чем.
— Ты так считаешь? Зря. Твоя любовь сделала тебя слепым. Хочешь, я скажу тебе, чего ты добился? Ты вообразил, что твоя любовь поможет сблизить виари и людей. Что твоя связь с наследницей дома Зералина окажется залогом будущего союза между моим народом и империей. Но ты забыл об одной простой вещи, мальчик — ты действуешь, как представитель ордена. Как фламеньер. Твои решения и действия мои соплеменники воспринимают как решения и действия воина, представляющего империю. Ты вводишь их в заблуждение.
— Мне наплевать на империю. Меня заботит только Домино и наше счастье.
— Это понятно. Ты ослеплен любовью. Не сомневаюсь, что ваше свидание с Домино не ограничилось только разговорами.
— Это не твое дело, Элика, — я начал злиться.
— Конечно, не мое. Только вот что я тебе скажу, мой милый салард: ваша… ночь любви может иметь самые неприятные последствия для всех. Пока Домино была девственницей, ее способности Нун-Агефарр не могли быть полностью реализованы. Но теперь все изменилось. Женская темная природа Домино благодаря тебе вырвалась на свободу и стала могучей подпиткой для ее магических способностей. Теперь она полноценная, освобожденная от всех мистических ограничений Гленнен-Нуан-Нун-Агефарр. И я не знаю, радоваться этому или пугаться.
— Ты лжешь. Ты говорила мне как-то, что сила Нун-Агефарр может покинуть Домино, если она вступит в связь с мужчиной. Именно поэтому нам не давали видеться и общаться.
— Нун-Агефарр непредсказуема. Да, она может покинуть арас-нуани, но может и возрасти стократно, если девочка вступит во взрослую жизнь. Риск слишком велик.
— И вы хотели оставить Домино старой девой?
— Зачем? Если бы экспедиция на Порсобадо прошла успешно, Кара нашла бы Харрас Харсетта с помощью Домино, а потом избавила девочку от ее страшного дара при помощи найденного артефакта.
— Кара мертва. Ее убили слуги Суль.
— Я бы ее заменила! Прокляни тебя предки, неужели ты не понимаешь простейших вещей? Я прибыла с тобой на этот остров не затем, чтобы показывать тебе в купальне свою задницу или пить с тобой кевелен! У меня была одна задача — отыскать Кару и ее практикантов живыми или мертвыми. Убедиться, что Кара, Домино и артефакт не попали в лапы магистров.
— И чтобы случилось, попади они к магистрам?
— Большая беда. Этого нельзя было допустить.
— Замечательно, — сказал я с иронией. — Нам осталось бы только доложиться — так мол и так, маги мертвы, эльфийская волшебница и артефакт у сулийцев. Дружно готовимся к концу света.
— Это был бы идеальный вариант для твоих врагов в братстве, Эвальд. В этом случае твоя миссия была бы объявлена проваленной — со всеми вытекающими для тебя последствиями. Так что радуйся, что Кара оказалась умнее Дуззара.
— А если бы мы нашли магов живыми, и артефакт был бы доставлен в Рейвенор?
— Ложа при помощи артефакта смогла бы избавить Домино от магического дара. Это, помимо прочего. И тогда опасность была бы устранена, и все получили бы все, что хотели.
— Конечно, — сказал я. — Империя получила бы видимость мира с Суль и могущественный артефакт. Магистры Суль получили бы Домино, потерявшую свою силу, а может и сам артефакт, который стал бы нахрен никому не нужен. Может, заплатили бы за них империи золотом, которого у сулийцев много. Ты получила бы благодарность и награду своего начальства. Спрашивается — что получил бы я?
— Карьерный рост. Репутацию в братстве. И расположение очень влиятельных людей в Рейвеноре.
— То есть, я не получил бы Домино при любом раскладе?
— Эвальд, иногда мне хочется смеяться, когда я слышу тебя, а иногда хочется тебя ударить. Неужели эта девочка так много значит для тебя?
— Я люблю ее.
— Есть еще политика. Интересы империи.
— Знаешь, Элика, я даже не знаю, что сказать. Спасибо, ты раскрыла мне глаза. Я и раньше догадывался, что ваша сраная империя — это всего лишь колосс на глиняных ногах, а братство фламеньеров — сборище тупых чванных ублюдков, давно утративших свою силу. Теперь мне все ясно вдвойне: вы боитесь магистров Суль. Боитесь до дрожи в коленках и потому закрываете глаза на все, что они делают. На позорную дань, которую твой же народ веками платит этим упырям. На то, что эмиссары Суль не таясь, орудуют в ваших землях, плодя в них вампиров и прочих тварей. Клянусь, я начинаю понимать Дуззара! Вы, как живым щитом, прикрылись несчастными виари и покорно делаете то, чего от вас хотят сулийцы — готовите крестовый поход на восток, против Тервании. В этой войне империя и алифат измотают друг друга, и придет время магистров. Вот тогда начнется новое Нашествие, которое уже никто не сможет остановить. Сэр Роберт понял это и пытался хоть как-то этому помешать, но впал в немилость и пожертвовал жизнью, чтобы остановить зло, расползающееся по империи. Но командоры плевать хотели на сэра Роберта и его верность долгу. — Я перевел дыхание, от волнения мне не хватало воздуха. — А теперь вам плевать на судьбу несчастной девочки, на мою любовь — вы просто используете нас, а потом отшвырнете, как обглоданную кость! Но вам это не зачтется, милые мои. Суль не оценит ваших иудиных поцелуев. Мы все станем их рабами, если они победят. Так кто из нас слеп, Элика? Кто из нас предатель?