— Просто я выдаю им вперед порцию положенного наказания, ничего более, — ответил злорадно Фиц-Алдельм. — Я поймал этих парней за игрой в кости. Завтра — первый день из трех, когда их будут водить голыми через строй войска. Занятное предстоит зрелище.
Не говоря ни слова, я прошел мимо него и разрезал кинжалом путы на руках Риса.
— Эти люди — мои пленники! — рявкнул Фиц-Алдельм.
Не поведя и бровью, я наклонился, чтобы освободить де Дрюна, но тот взглядом предупредил меня.
Одним движением я переложил нож в левую руку. В тот же миг де Гюнесс ухватил меня за плечо, я резко развернулся и вырвался. Воздух с силой вылетел у него из рта, когда мой правый кулак ударил ему под дых. Он рухнул, словно бык, которому мясник загнал костыль в череп. Я посмотрел поверх его распростертого тела на Фиц-Алдельма, приглашая его напасть. Рис, я знал, стоит рядом и скалится, словно пес на собачьих боях. Впервые после Везле мне было наплевать на последствия. Я вспорю ему брюхо, подумалось мне. Вспорю и оставлю ублюдка подыхать от гнойной заразы, которая неминуемо последует.
Угадав мои намерения, Фиц-Алдельм не шелохнулся.
— Король узнает об этом!
Голос его стал визгливым, как у бабы, ярость смешивалась в нем со страхом.
— И я расскажу Ричарду, — ответил я спокойно, — как мой оруженосец и преданный жандарм тихо-мирно коротали время игрой в кости с моего разрешения. Я присматривал за ними, но отлучился по нужде. А вернувшись, обнаружил, что вы с де Гюнессом избиваете обоих!
— Лжец! Мы тут уже достаточно давно, а тебя и близко не было.
— Я говорю правду, — не моргнув глазом соврал я. — И поклянусь в том перед королем.
— Это будет твое слово против слова двух препоясанных рыцарей, — процедил Фиц-Алдельм и глянул на приятеля, начавшего шевелиться. — Де Гюнесс подтвердит все сказанное мной.
— А Рис и де Дрюн — то, что скажу я. Получается трое против двоих.
Фиц-Алдельм презрительно фыркнул:
— Слово простых солдат недорого стоит по сравнению со словом знатного человека. Этих двоих накажут, так же как и тебя, за нападение на другого рыцаря.
— Еще поглядим, кому поверит Ричард.
Я надеялся, что в голосе моем звучит больше уверенности, чем я ощущал на самом деле.
— Двое на одного, — сказал Фиц-Алдельм, и на лице его светилось торжество.
— Что это я слышу? — раздался возглас. — Двое на одного?
В сарай вошел Андре де Шовиньи, двоюродный брат короля. Взгляд его скользнул по почти неподвижному де Гюнессу на полу, по де Дрюну, все еще стоявшему на коленях со связанными руками, по Рису позади меня и по мне, чей обнаженный клинок был наставлен на Фиц-Алдельма. Пти продолжал приглушенно тявкать.
— Странное зрелище, ей-богу, — сказал де Шовиньи. — Все в порядке, Руфус?
— Фиц-Алдельм обвиняет меня во лжи. Будто бы я не давал разрешения моему оруженосцу Рису и этому жандарму поиграть в кости на чердаке.
Лицо де Шовиньи приняло озадаченное выражение.
— Так я своими ушами слышал, как ты разрешил им.
Фиц-Алдельм уловил удивление в моем взгляде. Я это понял — в его глазах читалась свирепая ярость. Он посмотрел на де Шовиньи, совершенно невозмутимого, и снова на меня.
— Ну? — обратился я к Фиц-Алдельму. — Будем считать это досадное происшествие оконченным или пойдем к королю?
— Не будем больше об этом, — ответил он, медленно цедя слова, точно их приходилось тащить щипцами.
Вежливо кивнув Фиц-Алдельму и пообещав мне, что мы поговорим позже, де Шовиньи оставил нас.
— Хорошо, — сказал я и указал поверх плеча моего врага. — Ты бы лучше позаботился о Пти. Она хромает.
Терьер показался наконец из темного угла. Морда его была окровавлена, на передних лапах виднелись следы укусов, но, завидев хозяина, собака замахала хвостом. Фиц-Алдельм поднял псину на руки нежно, как ребенка, и зашептал что-то ей на ухо. Де Гюнесса он так и оставил у моих ног.
— Пти перешла от крысы дохлой к крысе живой, — пробормотал Рис.
— Держи свои мысли при себе, — предупредил я.
Губы парня беззвучно произнесли: «Однажды я его убью».
Де Дрюн заметил это.
— Я помогу тебе, — сказал он, подставляя запястье, чтобы я мог разрезать веревку.
— Нет, — твердо заявил я и перешел на шепот, чтобы де Гюнесс не услышал: — Это мое дело. Рис?
Парень неохотно посмотрел мне в глаза.
— Я понял.
— Не забывай об этом.
Наша прогулка оказалась памятной не только из-за описанного выше случая. Главным событием того дня стал, как ни странно, не отказ Ричарда от помолвки с Алисой и намерение жениться на Беренгарии, а наскоро устроенный турнир между нами и французами. Благодарить за него следовало Вильгельма де Барра, одного из знаменитейших рыцарей Франции. Этого здоровяка с мощной как бочка грудью и длинной, не по моде, бородой я находил весьма учтивым и приятным. Заприметив на дороге телегу местного крестьянина, груженную сахарным тростником, де Барр со смехом предложил воспользоваться стеблями вместо копий в поединках друг против друга.
Месяцы безделья вымотали всех, и не успели Филипп и Ричард возразить, как мы разбились на две группы — англичане и французы, — вооружились стеблями и приготовились сражаться.
Стоит заметить, что отношения между Ричардом и де Барром завязались не тогда, а раньше. Француз взял верх над королем под Шатору, в том жестоком сражении, когда я потерял своего верного коня Лиат-Маха. Кроме того, однажды он попал в плен к Ричарду и дал слово не убегать. Тем не менее, когда представилась возможность, де Барр ускакал на украденной лошади. Король затаил на него обиду, и, когда француз занял место среди своих товарищей, Ричард быстро примкнул к нам.
К нашему удивлению, король после нескольких попыток так и не смог выбить де Барра из седла и, более того, едва сам не упал с коня по вине ослабевшей подпруги. Багровый от ярости, Ричард обругал француза и велел ему убираться с ристалища, а затем решительно потребовал от Филиппа отослать де Барра во Францию.
После такой ссоры, случившейся на глазах у всех, получить от Филиппа согласие на разрыв помолвки между Ричардом и Алисой было бы почти невозможно, и об этом даже не заикались. Мы, рыцари, говорили друг другу, что, если вопрос не решится в ближайшее время, приезд Беренгарии и королевская свадьба усложнят все еще больше. Филипп не согласится плыть в Утремер с человеком, так бессовестно обошедшимся с его сестрой. А в одиночку Ричард обречен на неудачу. Как только Филипп вернется во Францию, земли в Жизоре и Вексене, а может, и другие сразу же подвергнутся нападению.
Если соглашение не будет достигнуто, вероятность того, что мы доберемся до Святой земли и тем более — возьмем Иерусалим, окажется воистину ничтожной.
Глава 9
Прошел почти месяц, а мы так и не покинули Сицилии. Джоанну я тоже почти не видел, а приезд королевы Алиеноры и Беренгарии по непонятным причинам откладывался. Король и Филипп встречались несколько раз и расставались по большей части раздраженными. Будущее нашего смелого предприятия оставалось сомнительным.
Однажды вечером в гавани разгорелась драка между шайками пизанских и генуэзских моряков и матросами с английских кораблей. По общему мнению, зачинщиками были итальянцы. Беспорядки приняли такой размах, что Ричард смог подавить их только на следующее утро, выступив с сильным отрядом рыцарской конницы. С обеих сторон погибли десятки людей — причем совершенно напрасно, как пенял король капитанам пизанских и генуэзских кораблей. Наложив на пристыженных капитанов тяжелый штраф, а также потребовав судить и повесить зачинщиков из числа моряков, Ричард отпустил итальянцев.
— Божьи ноги! — прорычал он, стукнув кулаком по столу. — Я принимал Крест не для того, чтобы с христианами сражаться!
— Мы все того же мнения, сир, — сказал я. Не было никакой радости воевать против толпы плохо вооруженных пизанцев и генуэзцев.
— Лучше было бы отплыть в Святую землю немедленно, но нужно дождаться мою мать и принцессу Беренгарию. Не знаю, какую игру ведет Танкред, задерживая их. Будь он проклят!
Он имел в виду новость, полученную незадолго до этого. Ее принес еще один Филипп — граф Фландрский. Нам доводилось встречаться с ним прежде, под Шатору, когда французский король и отец Ричарда едва не развязали войну.
По словам графа Филиппа, Алиенора и Беренгария прибыли в Неаполь, от которого рукой подать до Мессины. Чиновники Танкреда сообщили дамам, что на присланных за ними кораблях не хватает места, и они по суше отправились в Бриндизи, где и пребывают с тех пор. Не желая задерживать наше отплытие в Святую землю, Филипп поехал прямиком на Сицилию и явился сперва к Ричарду, так как отношения его с тезкой, Филиппом Французским, были весьма натянутыми.
— Что будете делать, сир? — спросил я.
— Встречусь с Танкредом и, если понадобится, сверну ему костлявую шею, чтобы выжать правду. Меня не удивит, если Филипп приложил к этому руку. Он не упустит случая половить рыбку в мутной воде. Но в подобную игру могут играть двое. Я еще способен обернуть дело с Алисой в свою пользу.
Я понятия не имел, как такое возможно. По мне, королевская помолвка должна была стать еще одной причиной, по которой французское войско никогда не отправится в Святую землю. А стало быть, еще одной причиной, по которой нельзя будет взять Иерусалим.
Седмицу спустя Ричард взял меня с собой в Катанию, город к югу от Мессины, где он встретился с Танкредом. С нашей стороны были архиепископ Вальтер, де Бетюн, де Шовиньи и Филипп, граф Фландрский. Сицилийский король оказался именно таким уродливым, каким его описывали. Низкорослый, колченогий, с лицом, словно вылепленным из глины пьяным гончаром, он тем не менее держался уверенно. Весьма любезно поприветствовав Ричарда, Танкред опустился на колено. Так же поступили его советники дель Пин и Маргаритон, выглядевшие встревоженными, и несколько епископов. Расчетливый шаг Танкреда тут же принес плоды. Ричард отвесил в ответ глубокий поклон. Изначально он шел на переговоры как на поле боя, но теперь стал вести себя спокойнее; чувства и переживания скрылись за непроницаемой личиной государственного деятеля.