— Ведь мы оба знаем, чем она кончится.
— Честь моей сестры вне подозрений! — огрызнулся Филипп Капет.
— Найдется множество людей, способных подтвердить мое обвинение, — громко заявил Ричард. — Один из них стоит сейчас передо мной.
Французский король потрясенно посмотрел на Филиппа Фландрского.
— Ты?!
— Да, сир. Я не стану лгать. То, что говорит Ричард про своего отца и Алису, — правда.
— И это только один, — сказал Ричард. — Есть многие другие.
Воцарилась мертвая тишина.
К моему удивлению, французский король оправился первым.
— Ну хорошо. Вы с моей сестрой не поженитесь.
Ричард был захвачен врасплох.
— Ты согласен?
— Да. Но сестра должна получить щедрое возмещение.
— Само собой. Какую сумму ты имеешь в виду?
— Десять тысяч марок.
Ричард даже не моргнул.
— Это справедливо.
Напряжение пошло на убыль. Невероятно, размышлял я, как трудность, назревавшая годами подобно гнойнику, разрешилась, и притом сравнительно легко. Французский король повсюду трубил о чести своей сестры, но в итоге и для нее нашли сходную цену.
Филипп, казалось, обрадовался тому, какой простой выход нашелся из безнадежного по видимости положения. Он рассыпался в любезностях, предложил возобновить договор о дружбе, чтобы во всеуслышание засвидетельствовать крепость их союза, а заодно показать, что Ричард волен жениться на ком пожелает. Придя в дружеское расположение духа, два монарха уладили территориальные разногласия, касавшиеся многострадальных Жизора и Вексена, а также иных областей. Филипп дерзко предложил, чтобы де Барру вместе с остальными французами разрешили отправиться в Утремер. Ричард согласился при условии, что этот знаменитый рыцарь не будет попадаться ему на глаза.
— Пусть Филипп думает, будто кое-что выиграл, — шепнул я де Бетюну.
— Верно. Но французишка совсем не рад, — последовал ответ. — Обрати внимание на его лицо, когда ему кажется, что на него не смотрят.
Встреча подошла к концу. Ричард и Филипп обменялись поцелуем мира. Наш король завел разговор с архиепископом Вальтером, а Филиппа обступили его соратники. Я продолжал исподтишка наблюдать за Капетом и вскоре перехватил его взгляд, направленный на Ричарда.
В нем не было доброжелательности — лишь злость и чувство унижения.
Филиппу нельзя верить, решил я. И осознал горькую истину: вопреки подтвержденному союзу, будущее совместного предприятия двух королей в Святой земле по-прежнему покачивается на острие ножа.
Глава 10
Мои подозрения подтвердились несколькими днями позже, тринадцатого марта. За несколько часов до того, как королева Алиенора и Беренгария должны были пристать в порту Реджо, Филипп вышел в море. Ричард, совершенно невозмутимый, не пытался его остановить. Стоя на палубе галеры — первые несколько лиг мы провожали Филиппа — и глядя, как французский флот медленно уходит на юг, король повернулся ко мне и сказал:
— Я бы на его месте поступил так же.
— Филипп вам этого не забудет, сир, что бы он ни говорил, — отозвался я, припомнив злобный взгляд французского монарха.
Ответом на мое предупреждение стали смех и заявление о том, что Филипп волен поступать, как ему заблагорассудится.
Король имел полное право быть уверенным в себе, но мне показалось, что не стоит так пренебрежительно относиться к Филиппу. Попытка Капета заключить союз с Танкредом была лишь крайним звеном в череде происков, и Ричард понимал это. Но он пребывал в приподнятом настроении, говорил только о матери и о Беренгарии, поэтому я прикусил язык.
Затем мы взяли курс на Реджо, направляясь на встречу с Алиенорой и Беренгарией. Мне, как и всем, не терпелось поглядеть на невесту государя. Ей предстояло плыть с нами в Святую землю — как и Джоанне, по словам Ричарда. Последняя новость была самой чудесной, и, когда я поделился ею с де Бетюном, тот принялся нещадно подтрунивать надо мной.
Алиенора и Беренгария ждали в цитадели Реджо, где их любезно поселил тамошний сеньор. Возбужденный, как ребенок, Ричард сбежал по сходне в тот же миг, как ее установили. Он был красиво одет: пурпурная туника, коричневые шоссы, на поясе — кинжал в богатых ножнах. Возвышаясь на полголовы даже над самыми рослыми спутниками, с гривой рыжевато-золотистых волос, выделявшей его среди чернявых итальянцев, он выглядел величественно.
У ворот цитадели Ричарда встретил майордом. Король шагал стремительно, и низенькому пузатому чиновнику приходилось почти бежать, чтобы не отстать от него. Проводив нас до дверей в большой зал, он остановился, отдуваясь, и стал смотреть, как Ричард идет к женщинам, что устроились на оконных сиденьях в дальнем конце зала.
Я узнал его мать, потом пробежал взглядом по остальным в надежде вычислить Беренгарию. И решил, что это худенькая девушка с желтоватой кожей и длинными черными косами, не сводившая глаз с короля. Одетая в платье из синей шерсти, она выглядела довольно привлекательной. Но не чета Джоанне, поймал я себя на мысли.
Алиенора поднялась на ноги, и стало ясно: вот оно, истинное воплощение королевского достоинства и красоты. Лицо королевы излучало радость, но полностью скрыть следы усталости ей не удалось.
— Ричард, ты приехал!
— Мама! — Ричард преклонил колено и, схватив обе ее руки, расцеловал их. — Какое счастье видеть тебя.
— Встань. Ты ведь король, — пристыдила его Алиенора, просияв, однако, при этих словах.
Ричард снова расцеловал ей руки, встал и принялся рассматривать худенькую девушку с длинными косами. Взгляд его оценивающе скользил по ней, снизу доверху. Большинство женщин смутились бы и отвели глаза, но Беренгария ответила таким же взглядом.
— Ричард, это не лошадь, — с укором заметила Алиенора.
— Точно, мама, — усмехнувшись, сказал король. — Прошу простить меня, госпожа.
— Прощать тут не за что, сир, — ответила Беренгария по-французски с сильным выговором. — Вам занимательно видеть меня в первый раз, как и мне вас.
— И каким вы меня нашли? — спросил Ричард с лукавым видом.
— Таким же красивым, как вас описывают.
Он радостно засмеялся, склонился, взял ее руку и поцеловал унизанные перстнями пальцы.
— А такой прекрасной девушки, как вы, сударыня, я целый век не встречал.
Беренгария расцвела. Как мне предстояло выяснить, по большей части она была серьезной, но стоило ей улыбнуться, и в комнате становилось светлее.
Не задержавшись в Реджо, мы отправились на корабле в Баньяру, где все еще обитала Джоанна. Мне вновь довелось наблюдать радостную встречу, на этот раз между матерью и дочерью. Слез пролилось немало, и даже Ричард, как я заметил, потирал уголки глаз. Пока Алиенора и Джоанна рассказывали друг другу, как прожили последние четырнадцать лет, король и Беренгария направились в тот самый сад, по которому я прежде прогуливался с его сестрой. Рыцари — де Бетюн, де Шовиньи, Фиц-Алдельм и я — удалились в передний двор, где под присмотром Риса, Филипа и других оруженосцев стояли кони.
— Она не из робких, это хорошо, — сказал я.
— Ага, — согласился де Шовиньи. — Ричард — это стихийное бедствие. Ему нужна сильная женщина.
— Похоже, она ему понравилась, как и он ей, — добавил де Бетюн. — Многообещающее начало.
— Пусть родит королю сына, и все будет хорошо, — заявил Фиц-Алдельм.
Наш разговор коснулся подготовки к отплытию, продвигавшейся довольно споро. Долгожданная свадьба Ричарда и Беренгарии пока не могла состояться: шел Великий пост. Нам предстояло отплыть, как только на корабли погрузят все необходимое, а капитаны сочтут погоду благоприятной.
После стольких месяцев Утремер снова стал казаться досягаемым.
Приготовления завершились к десятому апреля, среде Страстной седмицы. Королева Алиенора отбыла неделей раньше, проведя в обществе Ричарда и Джоанны всего три дня. Расставание матери и сына принесло еще больше волнений, чем в прошлом году в Нонанкуре: никто не знал, увидятся ли они снова. Архиепископ Вальтер уехал вместе с Алиенорой, но в последнее утро отвел меня в сторону и напомнил о епитимье. После этого меня несколько ночей преследовали сны о Генри.
Завершением погрузки король руководил лично. Рыцарских коней, как ронси, так и дестрие, держали на берегу до самого конца. Как бы их ни выучивали, замкнутое пространство и путешествие по морю лошади переносят плохо. Скакунов заманивали на борт, затем каждого заводили в отдельное стойло и привязывали ему голову. Под животом пропускали широкий парусиновый ремень, чтобы животное не упало во время качки. Ричард сам погрузил Урагана, и я, воспользовавшись случаем, повел по сходне Поммерса. Мне не хотелось оставлять его, но Рис вызвался быть на корабле и приглядывать за всеми моими конями, поэтому я не слишком беспокоился.
Я также видел, как грузили последние дромоны, низко осевшие в воде под тяжестью припасов: бочек с водой, соленой свининой и говядиной, мешков с мукой, солью, орехами, сушеными фруктами. В трюмах нашлось место для бочонков с вином, кувшинов с медом и целебными настоями, одеял и палаток. Были закуплены паруса, весла, канаты и запасные рули. Заносили тысячи стрел, вместе с дополнительными древками для луков и ложами для арбалетов. Камни для метательных машин служили балластом, сами же эти орудия разбирались на части и складывались под палубой. Даже башню Матегрифон разъяли для перевозки.
Жители Мессины радовались нашему уходу. Многие, наверное, посылали вслед нам проклятия, но так, чтобы мы не слышали. Да нам и не было до них дела. «С глаз долой — из сердца вон», — гласит любимая поговорка моего отца. Мы отплыли из города на юг, подгоняемые попутным ветром, красные с золотом знамена Ричарда реяли на мачтах. Берега пролива расступались по мере того, как Сицилия и Италия отдалялись друг от друга.
— Великолепное зрелище, — сказал Ричард, стоя на палубе галеры, когда мы вышли в открытое море.
Все пространство до горизонта было покрыто кораблями — их насчитывалось более двухсот. Три четверти составляли дромоны и большие грузовые суда, пузатые чудовища, тяжело покачивавшиеся на волнах. Кроме них, были еще быстроходные галеры с развешанными вдоль бортов яркими щитами и вымпелами на мачтах — сторожевые псы, охраняющие стадо от врагов.