— Трусы! — кричал он. — Возвращайтесь и деритесь!
Рис плавным движением вскинул арбалет, прицелился и выстрелил. Стрела прошелестела в нескольких дюймах над головой у турка. Затем, знаком велев Филипу подобрать оставленный щит, парень зашагал обратно к стене, перезаряжая оружие.
— Рис! — прошипел я.
Оруженосец и ухом не повел.
«Вот болван!» — подумал я. Турок целился в него из арбалета, а Рис был в одной тунике и без щита.
Король хранил спокойствие — такие отчаянно храбрые выходки были ему по душе.
Турок спустил тетиву; стрела упала с небольшим перелетом. Рис, успевший перезарядить, в свою очередь нажал на спусковой рычаг. Стрела отколола кусочки камня рядом с левой рукой сарацина, которую тот как раз положил на парапет.
— Хороший выстрел, — выкрикнул турок по-французски с сильным выговором. Он встал на что-то, поэтому стал виден его торс. — Давай сыграем. Я стреляю — ты стоишь ровно, не уворачиваешься. Если промахнусь, ты стреляешь, я стою ровно, не двигаюсь. В том клянусь Аллахом, великим и милосердным.
— Ему солнцем голову напекло, — сказал я. — Рис!
И опять мой оруженосец не подчинился.
— Идет! — ответил он и подошел еще на несколько шагов.
Де Дрюн смачно выругался себе под нос, Торн начал молиться.
В других промежутках между зубцами появились люди — шум привлек защитников крепости. Я опасался, что вся эта чертова орава начнет стрелять в Риса, но турок прокричал им что-то на своем языке — видимо, просил не вмешиваться.
Когда турок выстрелил, я затаил дыхание и возблагодарил Бога, когда стрела чиркнула по плечу Риса, порвав тунику, но не причинив ему вреда.
Рис вскинул арбалет, не спеша навел его, потом спустил тетиву.
Трудно было судить, но мне показалось, что пролетевшая мимо стрела разминулась с левым ухом турка на ширину пальца.
Рис огорченно посмотрел на нас.
— Это забава для слабоумных. Иди сюда! — прорычал де Дрюн.
Парень не подчинился.
Ричард хранил молчание.
Мне хотелось заговорить, понудить Риса вернуться, но я прикусил язык. То была его судьба.
— Снова моя очередь, — с ухмылкой заявил противник Риса.
— Так.
Турок не торопился.
— Как тебя зовут? Из какой ты страны? — спросил он.
— Мое имя Рис. Я из Уэльса.
— Никогда не слышал про этот Валес. Там тоже все время идет дождь, как, говорят, бывает во Франкии?
Рис хмыкнул:
— Да почти каждый день. А как тебя зовут?
— Грайр.
— Старайся лучше, Грайр, — произнес Рис мужественно. Правда, голос его чуть заметно дрожал. Но стоял он твердо.
Турок прицелился.
В животе у меня вырос комок страха. Я не мог заставить себя смотреть, поэтому зажмурил глаза.
Щелк.
Ни шума рассекаемого воздуха, ни звука удара о тело или о землю.
Открыв глаза, я увидел, что турок, чертыхаясь, возится с арбалетом.
— У него соскочила тетива, сир, — с удовольствием пояснил я королю. Иногда такие осечки случались.
— Бог все видит, — злорадно произнес Ричард.
— Теперь мой выстрел, — обратился к противнику Рис. — Стой спокойно.
— У меня тетива соскользнула, — отозвался Грайр. — Давай я выстрелю еще раз, а потом ты сделаешь два.
«Нет!» — хотелось закричать мне. Ричард помрачнел, но ничего не сказал. Де Дрюн и Филип побледнели.
— Конечно, — сказал Рис.
Ну все, он покойник, подумалось мне. Второй раз турок не промахнется.
Пока Грайр хлопотал и возился со своим оружием, прилаживая тетиву, Рис спокойным и рассчитанным движением прицелился и выстрелил.
Стрела глубоко вошла в грудь турку. Тот повалился навзничь, даже не охнув, и мгновение спустя до меня донесся удар тела о землю.
— Ты не исполнил уговора, Грайр, — крикнул Рис, перекрывая гневный гомон с укреплений. — Не исполню и я, именем святого Дионисия.
Он развернулся и побежал.
Воздух потемнел от стрел лучников и арбалетчиков — товарищи Грайра стремились отомстить за него. Слава богу, все они промахнулись.
Когда Рис добрался до нас, я сильно сдавил ему плечо. Он только кивнул, но мы поняли друг друга без единого слова.
— Вот это состязание так состязание, — сказал Ричард, очень довольный.
— Сир, вы не сердитесь, что я выстрелил, не дав ему снова пустить стрелу? — спросил Рис, несколько обеспокоенный.
— Адово пламя, нет! Ты не виноват, что у него сорвалась тетива. А очередь была твоя.
Когда король пообещал ему в награду кошель серебра, улыбка Риса стала еще шире.
В приподнятом настроении, старательно держась вне пределов досягаемости вражеских луков и арбалетов — державшие их воины наблюдали теперь за нами, — мы направились в наш лагерь на Ле-Торон.
— Что на тебя нашло? — прошипел я на ухо Рису, как только улучил возможность.
Его лицо приняло невинное выражение.
— Я только хотел доказать королю, что умею стрелять не хуже, а то и лучше его. Отказаться от брошенного Грайром вызова означало признать себя трусом. Я обязан был согласиться. Но, честно говоря, я в тот миг был так близок к тому, чтобы обделаться, как никогда прежде.
— И не ты один, — отозвался я.
Слегка спятившие, мы расхохотались.
Наше появление вдохнуло в Филиппа новую отвагу. Хотя осадные орудия еще не прибыли — безветрие задерживало везшие их корабли близ Тира, — он настоял на общем штурме утром девятого июня. Ричард был в ярости, но остановить французского короля не мог. Вместо того чтобы объединиться и сообща заняться Проклятой башней, после того как ее изрядно повредили камнеметами, мы разделили силы. Наша задача состояла в том, чтобы прикрывать французов с боков и оборонять рвы, обращенные в сторону гор, где в трех милях от нас располагался лагерь Саладина.
Чтобы понять, как разворачивались предыдущие сражения, Ричард потратил час на беседу с Филиппом, Ги де Лузиньяном и другими давними участниками осады. С Конрадом Монферратским, чьи люди не разрешили нам войти в Тир, он разговаривать отказался. Позднее король поделился с нами тем, что узнал. Всякий раз, когда христиане шли на приступ, воины Акры зажигали костры, стучали в барабаны, тамбурины и даже медные тазы, чтобы известить Саладина. В итоге каждый бой приходилось вести в двух местах: у городских стен и на краю нашего лагеря.
Мы заняли отведенные нам позиции и, когда сарацины, отозвавшись на призыв из Акры, обрушили на нас волну конницы, твердо встретили их. Смертоносные залпы арбалетов косили неверных без счета. Хотелось бы мне, чтобы у наших союзников дела шли так же успешно. Во время затишья Ричард отправился посмотреть, как идет приступ. Вернулся он мрачный, сетуя на полный беспорядок. Тучи стрел разили французов десятками, а греческий огонь испепелял как людей, так и осадные машины. Лишь героические усилия таких бойцов, как брат Ги де Лузиньяна Жоффруа, мешали врагу обратить наших союзников в позорное бегство.
Битва вскоре закончилась — обескровленные французы больше не выдерживали. Зато нам удалось оттеснить войска Саладина с боков и ото рвов. Наносить ответный удар они не рвались. Настроение у нас в тот вечер было отменным. Стены Акры устояли, но наши потери были невелики, а враг обломал о нас зубы.
На следующий день Ричард принял посланцев от пизанских и генуэзских воинов. Поговорив некоторое время с теми и другими по отдельности, он отослал их с добрым напутствием.
— Быстро же они отвернулись от Филиппа, — сказал он мне. — Но с охотой я приму только услуги пизанцев.
— Генуэзцы едва ли сумеют служить и Филиппу с Конрадом, и вам, сир.
Ричард фыркнул:
— Для захапистых генуэзцев вполне обычно служить двум господам. Они клянутся в преданности нашему делу, но на уме у этих торгашей только монеты. Пизанцы такие же, но им хотя бы хватает ума ждать и хранить мне верность.
День спустя раздражительность Филиппа достигла новых высот. Разозлившись на обслугу камнеметов — эти люди просили прибавки к жалованью, хотя не сумели разрушить городские стены, — он выгнал со службы почти всех. Видя, что французские стенобитные машины остались без присмотра, сарацины устроили вылазку и разрушили большинство их. Не уцелел даже носитель причудливого имени «Мальвуазен».
Ричард тем временем принял французских стенобитчиков на свой кошт и довершил унижение Филиппа, предложив платить по четыре безанта в месяц любому рыцарю — в лагере обреталось множество тех, кто не имел сеньора, — который пойдет к нему на службу. Филипп платил только три.
В тот же самый день, десятого июня, нашу башню Матегрифон выгрузили с кораблей и собрали неподалеку от Проклятой башни. К берегу, слава богу, подходили дромоны, и вскоре уже можно было видеть наши катапульты и требушеты, а рядом с ними — пирамиды булыжников, добытых в сицилийских каменоломнях.
Переговариваясь с начальниками наших новых камнеметчиков, Ричард надзирал за установкой осадных машин близ Матегрифона. Я тоже был там, вместе с Рисом и Филипом. Как только очередное орудие занимало свое место, король производил пробный выстрел из него. Захватывающее зрелище — даже когда снаряд летел слишком высоко и падал на город или слишком низко, разбиваясь о толстенное, несокрушимое подножье стены. Вносились поправки в угол возвышения или положение самого орудия, и делался следующий выстрел.
Когда камень попадал в цель, сметая часть укреплений или унося в мир иной зазевавшихся турок, толпа зевак разражалась радостными воплями. Из лагеря подтянулись сотни христиан: миряне, воины, духовные лица. Присутствие Ричарда и мощь его осадных машин сообщали всем веселое воодушевление, несмотря на огненно-золотой шар, горевший посреди безоблачного неба. Видавшая виды катапульта под названием «Божья праща», построенная на деньги простых солдат, была установлена усилиями тридцати с лишним человек рядом с одним из королевских орудий. Улыбающийся Ричард снизошел до того, чтобы посмотреть за ее стрельбой, лично запустил камень и был встречен восторженными воплями.
Он решил не уходить, даже когда прибыл гонец с известием, что замечен корабль с Джоанной и Беренгарией. С ними плыла и дочь Исаака Комнина. Сгорая от желания увидеть сестру короля, но не смея возражать, я не находил себе места, а между тем солнце клонилось к морю, осеняя землю оранжево-красным заревом, конечно же напоминавшим мне кровь. Наши машины снова и снова посылали камни. Проклятая башня лишилась крыши, обрушилась изрядная часть прилегавшей к ней стены. Ричард приказал сосредоточить все наши усилия здесь.