Во время затишья мы останавливались, чтобы скакуны могли напиться и какое-то время не нести нас. Рису пришла в голову блестящая мысль — заказать скорняку поилку из двойной промасленной кожи. Когда король увидел ее, аккуратную, размером в половину обычной каменной, то распорядился снабдить такими же каждых двух рыцарей. Я делил свою с Ричардом и вез ее притороченной к седлу вместе с деревянными рейками такой длины, чтобы вставлять их в поилку и придавать ей нужные очертания. Я проворно собрал ее и вылил половину меха воды в образовавшуюся прямоугольную, похожую на ящик полость. Бедняга Поммерс так хотел пить, что, не держи Ричард поводья, сбил бы меня с ног, стремясь скорее добраться до теплой, как кровь, влаги.
— Первым должен пить Фовель, сир, — сказал я, глядя поверх шеи Поммерса на короля.
Ричард хмыкнул:
— Это ты наполнял поилку, не я.
Мы воистину вместе идем через это пекло, подумал я.
Филип, державшийся позади нас вместе с другими оруженосцами, поспешил выяснить, не нужно ли королю что-нибудь. Он принес хлеб, сыр, оливки и вино, но Ричард от всего отказался. Филип, хлопотливый, как наседка, настаивал, предлагал даже посыпанные орехом пирожные из лучших пекарен Акры. Пирожные уже зачерствели и слегка раскрошились, со всех сторон вылезала медовая прослойка.
— Слишком жарко, чтобы есть, — сказал король, отмахнувшись.
Филип посмотрел на меня:
— Руфус?
Я покачал головой. Пища заботила меня меньше всего. Я указал на колонну жандармов, которая тоже остановилась.
— Пойди-ка проверь, как там Рис. Скажи ему, что пирожные от короля. Он все до единого слопает, или я сарацин.
Усмехнувшись, Ричард велел Филипу выполнить мою просьбу, а прочую провизию раздать солдатам.
— Уж вино-то непременно нужно выпить, — сказал он.
Мы собирались снова садиться в седла, когда заметили приближающегося всадника. Он мчался быстро, низко пригнувшись, и то и дело пришпоривал лошадь. Определенно, у него имелись срочные известия.
— Сир! — воскликнул я.
Ричард обернулся с мрачной улыбкой:
— Саладин сделал ход.
Рыцаря звали Джон Фиц-Лукас. Молодой, рьяный, с загорелым дочерна лицом, он был одним из королевских гонцов. Его послали в самый конец колонны — неблагодарная обязанность, вынуждавшая постоянно ехать в туче пыли, поднятой войском. Уже дважды он послушно отправлялся туда, но не привозил важных донесений.
На этот раз все иначе, решил я. Король оказался прав насчет Саладина.
— Сир! — шагов с пятидесяти крикнул Фиц-Лукас. — Сир!
Ричард запрыгнул в седло еще до того, как гонец успел подъехать, и сразу велел рыцарям двора готовиться к скачке. Свернув опустевшую поилку и приторочив ее позади седла, я достал копье. Длинное, с наконечником, неуклюжее, оно до этой поры было обузой. Теперь, возможно, пришло время пустить его в дело.
— Какие новости, Джон? — окликнул гонца король.
Фиц-Лукас перевел коня на рысь, потом на шаг. Он с головы до ног был покрыт пылью. При попытке заговорить из горла вырвался только хрип.
Король подвел своего скакуна ближе, а когда Фиц-Лукас снял шлем, протянул свою флягу. И разрешил Джону докладывать только после того, как тот отопьет несколько глотков.
— Благодарю, сир, — сказал Фиц-Лукас, кивнув. — Сарацины ударили по обозу на узком участке дороги, где повозкам пришлось вытянуться в одну линию. Учинили страшную резню.
— Где герцог Бургундский? — спросил Ричард.
— Он с рыцарями поотстал, сир. Я их не видел, когда скакал к вам.
— Божьи ноги, я так и знал, что этот болван меня не послушает! — взревел король. — Ты готов, Руфус?
— Да, сир.
Я уже возился с бечевкой, крепившей мой шлем к луке седла.
Король дал знак трубачу и, когда звуки рога стихли, крикнул:
— Саладин нанес удар. Скачем на выручку обозу!
Мы перестроились, Ричард оказался впереди, я следовал рядом. С другой стороны от него были де Шовиньи и де Бетюн. Справа от меня ехали Фиц-Лукас, Торн и еще несколько человек. Наш строй был развернут в шеренги по дюжине человек в каждой. Хотя мы измучились от жары, устали и обливались потом, это не мешало нам жаждать боя и крепко сжимать копье. Чувствуя наше возбуждение, кони гарцевали, задевая друг друга.
— За мной!
Ричард ударил лошадь шпорами и помчался вперед.
Я следовал за ним. Когда я нахлобучил шлем, шум вокруг меня стал чуть более выносимым. То было единственное приятное свойство шлема, о котором я мог помыслить. Он давил с невообразимой силой, и еще внутри его так жарко, словно я сунул голову в турецкую баню. Видел я лишь то, что было прямо перед Поммерсом. Однако я знал, что Ричард едет слева от меня, и слышал стук копыт Фовеля. Кроме того, я догадывался о присутствии Фиц-Лукаса справа. Я не думал о том, насколько близко мои соседи, и испытывал безумное возбуждение. Вот то, к чему мы готовились. То, чему обучены наши кони. Да смилуется Господь над сарацинами, когда мы прибудем, думал я.
Мы скакали в облаке пыли. Справа от нас шли пехотинцы, приветствовавшие нас криками, слева, ряд за рядом, двигались рыцари. Многие махали нам, но мы, сосредоточившись на предстоящей атаке, не отвечали. Мы миновали королевский штандарт, тамплиеров, рыцарей и знатных сеньоров из Анжу и Пуату, госпитальеров.
Ричард перевел дестрие на шаг, мы сделали то же самое. Положение обоза, возможно, было отчаянным, но, если преждевременно измотать скакунов, пользы от нас окажется мало. Я посмотрел налево: мы поравнялись с рыцарями из Бретани. До обоза было недалеко.
— Слышишь? — спросил король.
Навострив уши, я, казалось, уловил лязг оружия и стоны раненых.
— Слышу, сир, — ответил я.
— Будь прокляты эти язычники. Будь проклят Гуго с его упрямством, надменный осел!
Вопреки гневу и явному нетерпению Ричарда, мы какое-то время продолжали вести коней шагом. И лишь когда те задышали ровно и перестали раздувать ноздри, король отдал приказ снова перейти на рысь. Скачка возобновилась, и вскоре мы уже отчетливо различали шум битвы. Было слышно, как капитаны призывают своих людей не отступать, стоять до получения приказа. Я пытался разглядеть что-то, но пыль в этих местах сменилась густым туманом с моря.
— За мной! — взревел вдруг Ричард.
Мы перешли на галоп. Серые клубы пыли мешали видеть, от грохота копыт закладывало уши. Поммерс ходил подо мной, от его движений дергалось копье, зажатое в правом кулаке. Несмотря на туман и ветер, было жарко, очень жарко, но я уже не обращал внимания. Возбуждение овладело мной целиком. Через три с лишним года после принятия Креста я скакал в бой рядом с королем. Моим господином. Моим собратом по оружию.
Пелена рассеялась от дуновения с моря, открыв нашим взглядам пространство слева. Деревья здесь подступали ближе к берегу, суживая проход, как и говорил Фиц-Лукас. Колонны пехоты справа видно не было. Средняя колонна, состоявшая из повозок и обслуги, пришла в расстройство. Валялись телеги, задранные колеса их бессмысленно крутились. Стояли возы с перебитыми в упряжи мулами. Многие были повернуты в сторону моря, иные ехали в том направлении, подгоняемые перепуганными возницами и окруженные толпами сарацинских всадников: мамлюков и тяжелых конников. Повсюду в красных лужах — следах преступления — лежали убитые: возчики, рабочие, прачки, ловцы удачи, порой жандармы и турки. Раненые, которых тоже было много, оглашали стенаниями небо и взывали к Богу о помощи.
Всевышний не показывался. Зато прибыл Ричард.
Враги, яростно визжавшие и занятые резней, не догадывались об этом.
Король не отдавал приказов, просто опустил копье и пошел в атаку. Фовель ринулся вперед, стремительно, как молния. Я скакал следом, отчаянно стараясь не отстать. Оглушительный грохот копыт подсказывал мне, что все придворные рыцари с нами.
Мы обрушились на ничего не подозревавших турок с холодной, рассчитанной яростью. Я видел, как Ричард убил первого. Его копье ударило с такой силой, что противник вылетел из седла, пронзенный насквозь. Король выпустил бесполезное теперь копье и выхватил меч. Издав военный клич, он галопом устремился дальше.
Находясь немного позади — Ричард опередил меня в своем рвении, — я наметил для себя противника, сарацинского всадника в островерхом шлеме. Он все еще очумело глядел на убитого королем товарища, когда его настигло мое копье. Да простит меня Господь, удар получился на славу. Турок поднялся в воздух, будто насаженный на вертел кусок мяса. Затем я разжал пальцы — копье и тело шлепнулись в пыль.
Правая рука извлекла меч. Я искал глазами Ричарда. Ослепленный яростью боя, он никого не ждал. Во мне шевельнулся страх. Преимущество было на нашей стороне, но это не означало, что оторвавшемуся от своих рыцарю не грозила опасность. Я погнал Поммерса вперед, спеша найти государя. Тут мамлюк справа прицелился в меня из лука. Внутри похолодело. Он стрелял почти в упор, я же не мог достать его прежде, чем полетит стрела.
Я дернул поводья. Поммерс, славный конь, развернулся почти на месте и ринулся на мамлюка. Тот перепугался и слишком рано спустил тетиву. Стрела пролетела мимо — очень близко, но мимо. Я взревел от облегчения и радости — и отсек турку руку по плечо. Выражение ошеломленного недоумения разлилось по смуглому лицу; мгновением спустя нагрянула боль. Я повернул Поммерса, не обращая внимания на вопли раненого и фонтан крови, и устремился туда, где в последний раз видел Ричарда.
Я срубил конного турка, проскакал мимо запряженной четверкой мулов повозки, лежавшей колесами вверх. Двое животных были целы, одно мертво, последнее стояло со сломанной ногой. Убитый возница лежал, наполовину зажатый, под одним из дощатых бортов. Мимо со свистом и гудением летели стрелы, но выпускавшие их испуганные мамлюки целились небрежно и оказались не готовы отражать атаку. На сколько хватало глаз, сарацины повсюду обращались в бегство.
Появился Торн с окровавленным до самой рукояти клинком. Мы поприветствовали друг друга. Я спросил, не видел ли он короля, и рыцарь указал мечом в сторону моря. Не сговариваясь, мы оба поскакали туда.