Боли нежити, конечно же, не чувствуют — я знал об этом. Но нервные рефлексы должны были сохраниться, иначе жмуры просто не могли бы двигаться. Я не ошибся: удар заставил тварь упасть на одно колено.
Ну, попробуем удар, который сэр Роберт называл "Жнец смерти"…
На жмуре был шишак с кольчужной бармицей и сплошной кованой личиной, закрывающей лицо до подбородка. Будь у меня клеймор Андрея Михайловича, я бы не усомнился в эффективности удара. Тем не менее, я рискнул рубануть по бармице, и меч, подаренный де Фанзаком, меня не подвел — кольчужная сетка разошлась под клинком, раскаленная фламенант-медальоном сталь рассекла шею и перерубила спинной мозг мертвеца. Воин праха повалился в снег, как лишившаяся устойчивости кукла.
Переводя дыхание, я обменялся взглядом с Ганелем и обернулся. Поле боя было за нами. На ногах оставались только два воина праха, и Домаш успешно теснил их, то, что осталось от инквизитора Бодина, продолжало дымить и распространять страшный смрад горелой кости. Все происходящее воспринималось, как в кошмарном сне: звуки боя, звон металла, крики слышались мной как какой-то сплошной гул, будто в уши мне налилась вода. Я бросился на помощь Домашу — это была хорошая идея, потому что одна из тварей разбила щит Домаша, и роздолец с трудом парировал удары своих противников. Я отвлек нежитей на себя и дал ему возможность отбросить выщербленный в бою топор и обнажить меч. Домаш не остался в долгу — он великолепным палаческим ударом с разворота снес башку одному из жмуров, и в конце концов мы совместными усилиями разделались с последней тварью, буквально разделав ее на части.
Едва все закончилось, появился Суббота. Его лицо было бледным и мокрым от пота, глаза горели. В одной руке он держал кройцшип, в другой голову де Сантрая, ухватив ее за волосы.
— Вот и все, — сказал он странным тоном. — Мама может спать спокойно. Семейные дела закончены.
— Лукас, я должен поблагодарить тебя, — сказал я, выступив вперед. — Если бы не ты…
— Знаю, — бросил дампир. — Вы вели себя, как слепые щенята. Тварь приготовила для вас ловушку, и вы чудом спасли свои задницы. Но теперь это неважно. Это был хороший бой.
— Лукас, мы выяснили, зачем вампирам нужен Зерам Ратберт, — произнес я.
— Обыщите Бодина, — посоветовал дампир, бросил голову в снег и сам уселся на кусок, отвалившийся от чаши бассейна.
У инквизитора мы не нашли ничего, кроме перстня и нескольких гельдеров в кошеле. Затем Лукас обошел поверженных солдат праха и каждому отделил череп от тела.
— Можно уезжать, — сказал он, закончив с этим неприятным занятием. — Об остальном поговорим в более уютной обстановке. Этот монастырь действует мне на нервы. Займитесь лошадьми, а я пока осмотрю папашин кабинет.
В таверне "Окорок и бутылка" на полдороги от Харема к Калю мы были одни — местные завсегдатаи, едва мы появились в зале, поспешили убраться восвояси. Хозяин таверны, тучный, опасливый и суетливый, подал гретого вина с пряностями, горячее говяжье рагу с овощами и перцем, теплые караваи свежеиспеченного хлеба, получил плату и, после того как Суббота что-то шепнул ему на ухо, ушел к себе и больше не появлялся в зале. Мы набросились на еду и питье так, как будто не ели неделю — битва в Хареме вымотала нас и выпила все силы. Пили все много, только Элика особо не налегала на вино, зато Домаш опрокидывал кубок за кубком и один умял половину котелка с рагу и большую часть хлеба. Даже Ганель напился и сидел, пьяный и красный, сосредоточенно ковыряя ложкой в своей миске. Дампир почти ничего не ел. Он сидел, закинув длинные тощие ноги в высоких сапогах со стальными подковками на стол, с кубком в руке и смотрел, как мы уписываем горячее.
— Ешьте, ешьте, — велел он, перехватив мой взгляд. — Цените жизнь. Сегодня вы чуть было не потеряли ее.
— Зато узнали много интересного, — заметила Элика, разглядывая на свет стакан с вином.
— Много, — согласился Суббота. — И это хорошо. Я видел только картину. Как вы узнали о подземелье?
— Бодин его нашел, — пояснил я. — Он, видимо, знал о его существовании.
— Проклятые инквизиторы! — Суббота приложился к кубку, откинулся на спинку кресла. — Вот где сидят враги — в Святейшем Трибунале. Я всегда знал, что сулийцы давно их всех скупили с потрохами.
— Дуззар, Бодин — не много ли шпионов Суль в рядах святейшей инквизиции? — заметил я.
— Я подготовлю рапорт для Охранительной Ложи, — произнесла Элика. — Пусть займутся ревнителями веры.
— То, что вы узнали, очень важно, — сказал Суббота. — Но боюсь, мы потеряли слишком много времени. Я так думаю, де Сантрай давно превратил Харем в свое логово. Отсюда он плел свою паутину. Проклятые Братья были его воинством, а дурная слава монастыря отпугивала от него ненужных гостей. Тех же, кто все же отваживался проникнуть в монастырь, ждала незавидная судьба.
— Думаешь, де Сантрай знал о виарийском столе-карте? — осведомился я.
— Уверен, — Суббота взял со стола кувшин с вином, налил себе в кубок. — Иначе зачем он пытался освободить Ратберта из тюрьмы в Ардессе? Сейчас пойдет игра на опережение, кто первый доберется до места, обозначенного на карте.
— Тогда почему он пытался разговорить нас в монастыре?
— Возможно, считал, что не обладает полным знанием. Хотел проверить то, что уже разузнал сам.
— Я уверена, что это Заповедь, — упрямо сказала Элика. — Это идеальное место для тайного хранилища. Заповедь существовала во времена Эская. Столешница стола-карты изготовлена из красного эльфийского дуба — Заповедь единственное место в Кланх-о-Доре, где растет это дерево.
— И что ты предлагаешь, подружка? — Суббота тяжело посмотрел на эльфку. — Отправляться туда немедленно? Ты хоть представляешь себе, что такое Заповедь? Это тысячи квадратных акров непроходимой чащи, в которой можно встретить все, что угодно. Я не удивлюсь, что в этих гребаных лесах еще живы драконы. И ты предлагаешь отправляться туда впятером?
— Не смей называть меня подружкой! — Элика хлопнула ладошкой по столу. — И предложи что-нибудь получше, если ты такой умный.
— О да, конечно — я тупой дампир, который только и умеет, что молоть зерно и резать глотки! Уймись, девочка, ты не в моем вкусе. Но прежде, чем предлагать мне слово, скажи свое, и я выслушаю тебя.
— Да пошел ты! — прошипела магичка.
— Узнаю эльфийских истеричек, — равнодушно ответил дампир. — Не обращайте на меня внимания, дамзель. Я просто пью вино и жду, когда вы четверо выродите хоть одну путную идею.
— А мы ждем твоих предложений, — сказал я, отпив из кубка. — Ты ведь наверняка нашел что-нибудь интересное в логове де Сантрая?
— Ничего, — заявил дампир. — На трупе были только ключ от кабинета, кошель с золотом и печатка. В кабинете я нашел лишь селлуровый шар, который эти твари используют для связи с магистрами Суль, но я не знаю, как им пользоваться. Никаких бумаг. Папашка не оставлял следов.
— А голову зачем забрал?
— Мне за нее заплатят, — Суббота сверкнул глазами. — Л`Аверк выложит мне за эту башку двадцать гельдеров. Голова малака — хороший трофей.
— Он все-таки был твоим отцом, — не удержался я.
— К сожалению. А ты что, хочешь меня разжалобить, мальчик?
— Неужели ты совсем никаких чувств к нему не испытывал?
— Он свел в могилу мою мать и сделал меня тем, что я есть. Полагаешь, я должен быть ему за это признателен? — Дампир поднял кубок с вином. — Знаешь, по совести я мог бы предложить вам выпить за помин души новопреставленного Эмиля де Сантрая. Да вот беда в том, что этой самой души у папаши не было.
— Поступай, как знаешь, — я развел руками. — В конце концов, как ты сказал, это ваши семейные дела.
— Ты становишься умнее, и это похвально, — дампир все же сбросил ноги со стола. — Я не слышу умных предложений.
— Лично у меня только один вариант: отправляться в Заповедь, — сказал я.
— Я поддерживаю Эвальда, — заявила Элика.
— А мне без разницы, панове, — ответствовал Домаш. — Мне все едино, с кем драться, и где подохнуть.
— Милейший лорд Домаш, а что ты там распевал во время боя? — внезапно поинтересовался Суббота. — Я, признаться, не особо вслушивался в слова песни, бо было не до этого. Но ревел ты, как раненный бык. Впечатляюще орал.
— Да пустое это все, — ответил байор и покраснел. — Так, старая роздольская песенка. Весьма похабная, надо сказать, и это, в приличном и чувствительном, особливо дамском обществе к исполнению не рекомендованная.
— Я расслышал в твоей песне, почтенный байор, только " мать заиметая" и "конский член", — подал голос Ганель. — Признаться, я и сам дал волю языку.
— Покайтесь, дети мои, — с самым серьезным видом заявил дампир, глядя на нас, — ибо вы совершили грех сквернословия. Неназываемая Бездна ждет вас, ежели не покаетесь.
— Хватит юродствовать, Суббота, — сказала Элика. — Наше мнение ты услышал. Теперь говори, что задумал.
— Хотел бы я иметь под рукой других бойцов, более опытных и испытанных, — произнес дампир, глядя куда-то в сторону. — Но у меня, как и вас, нет выбора. Жернова судьбы запущены и кого-то они должны перемолоть. Но я здесь старший, потому и приму решение за всех.
— Итак, что будем делать? — спросил я.
— У нас две цели — нечто, скрытое в Заповеди, как вы меня уверяете, и Ратберт. Орден велел мне найти Ратберта. Но есть еще это, — Лукас показал нам серебряный медальон из баз-Харума, висевший у него на шее на цепочке. — Полагаю, Ратберта искать уже не надо, мы узнали, зачем он был нужен вампирам. Он просто ходячий кусок карты, путеводная нить к главному призу. И этот приз находится в Заповеди. Посему едем в Заповедь, другого пути у нас теперь нет.
— Йес! — воскликнул я. — Какого ж хрена ты ломался, Лукас? Ты ж с самого начала принял такое решение.
— Молодость нахальна и бесстрашна, — ответил Суббота таким тоном, что я вздрогнул. — Молодость не боится смерти, потому что не знает ее истинного обличья. А я знаю. Я встречался с ней. И потому я дорожу своей жизнью.