[280]. Что ж, с битвами придется подождать. Никакой заварушки не предвиделось, и Сигурд приказал своему флоту выдвинуться на север, высадить его в Яффе, а самим идти к Акре. В Яффе Сигурд встретился с королем Балдуином I: два монарха осыпали друг друга поцелуями взаимного уважения, а затем отправились в Святой город.
Сигурду выпала честь первым из западных королей посетить Утремер, и встречали его по-королевски. Монархи вступили в Иерусалим во главе торжественной процессии «всего духовенства, одетого в альбы и другие великолепные церковные одежды и распевавшего гимны и песни»[281]. За процессией последовал тур по святым местам Иерусалима и окрестностей, после которого два короля вместе окунулись в Иордан. Великий скальд Эйнар Скуласон позже сочинил вису, чтобы запечатлеть этот знаменательный момент:
Балдуин подарил Сигурду щепку от Креста Господня, и юноша обещал отвезти ее домой и поместить у гробницы святого Олава, легендарного норвежского короля, крестившего некогда языческое королевство. (Через несколько десятилетий после этого Олава канонизировали — несмотря на то, что жизнь его была исполнена буйного насилия и окончилась в 1030 году смертью от рук его же подданных[283].) Согласившись, что Олав тем не менее заслуживает этой почести — обломка святейшей реликвии подлунного мира, два христианских короля решили, что теперь они просто обязаны отправиться на север и осадить Сидон.
К моменту появления на Востоке Сигурда государства крестоносцев значительно выросли. Иерусалимское королевство вобрало в себя почти все побережье от Яффы до Акры — красивого и надежно укрепленного портового города, который крестоносцы захватили в 1104 году. Расположенное к северу от Иерусалима новое графство Триполи — и далее княжество Антиохийское — господствовали почти над всеми крупными населенными пунктами от Бейрута до Александретты. А вот города Тир и Сидон, расположенные между Иерусалимом и Триполи, упорно сопротивлялись. Сигурда с его военным флотом и многотысячной дружиной как раз и не хватало латинянам, чтобы подчинить себе один из этих городов — а если повезет, то и оба.
Как пишет историк из Дамаска Ибн аль-Каланиси, осада Сидона началась 19 октября 1110 года и длилась сорок семь дней. Шестьдесят ладей Сигурда, «полные воинов», блокировали город. Сила норвежцев была так велика, что египетский флот, стоявший в 36 километрах в порту Тира, не рискнул идти на север и прорывать блокаду[284]. Тем временем Балдуин готовился штурмовать стены Сидона с суши. Горожане пытались отпугнуть осаждающих камнями, которые они бросали вручную и из катапульт. Инженеры армии латинян принялись строить штурмовую башню, которая передвигалась на прикрепленных к основанию шкивах, «закрыв [ее] виноградными лозами, циновками и сырыми шкурами волов»{74} для защиты от зажигательных снарядов и греческого огня[285].
Когда башня была готова, ее подтащили к стенам Сидона; теперь с ее верхнего этажа солдаты могли обстреливать из арбалетов улицы города. Ибн аль-Каланиси пишет, что франки держали на башне запасы воды и уксуса для тушения огня. Альберт Аахенский слыхал, что граждане Сидона пытались сделать подкоп под башню, но их план был раскрыт и сорван. В конце концов защитники города решили, что с них достаточно, и 4 декабря Сидон сдался королю Балдуину. Городской гарнизон, получив гарантии безопасности, покинул город. Всем мусульманам, кто того хотел, тоже разрешили беспрепятственно уйти в Дамаск. Оставшихся Балдуин обложил данью в двадцать тысяч динаров, чем, по словам Ибн аль-Каланиси, «обрек их на нищету»[286]. Снорри Стурулсон, как всегда, упоминает, что дружина Сигурда взяла много добычи[287]. За время своего путешествия норвежцы награбили столько добра, что, демонстрируя свои победы, увешали драгоценными вещицами даже паруса драккаров, ослепительно сверкавшие на солнце.
Поклонившись иерусалимским святыням и приложив руку ко взятию Сидона, Сигурд счел свою миссию оконченной и покинул королевство крестоносцев. Отчалив из Акры, он ненадолго остановился на принадлежавшем Византии Кипре, а затем, в 1111 году, следуя вдоль берега западной Малой Азии, добрался до Константинополя. Приближаясь к «Миклагарду», пишет Снорри, драккары шли таким ровным строем, что «выглядели как одна сплошная стена»[288].
Алексей Комнин, по своему обыкновению, встретил гостей с распростертыми объятиями, хотя крестоносцами тут были сыты по горло: в 1107–1108 годах, пока Сигурд терзал Галисию, заклятый враг императора Боэмунд двинулся на Иллирию, балканскую провинцию Византии, объявив вторжение крестовым походом. (В армии Боэмунда, набранной во Франции, Англии, Италии, Германии и так далее, был как минимум один норвежец, которого звали Хамундр из Ватнсфьорда.) Однако в тот раз победа оказалась на стороне Алексея. Потерпев тяжкое поражение при Диррахии, Боэмунд вынужден был подписать договор, по условиям которого он признавал себя вассалом императора и обещал признать право Византии на Антиохию. Анна Комнина, торжествуя, записала самоуничижительные слова Боэмунда. «Раскаявшись, подобно объятому ужасом рыболову, я вновь обрел разум, — якобы сказал он, — и чуть ли не стал благоразумнее благодаря твоему копью… Я выступлю с оружием в руках против любого противника твоего владычества, вне зависимости от того, будет ли поднявший на тебя руку христианского рода или же врагом нашей веры, из числа тех, кого мы называем язычниками»{75}. Это была катастрофа, от которой Боэмунд уже не оправится. Через полгода после подписания договора в Деволе хитрый старый нормандец скончается в Ломбардии.
Сигурд, к большой радости императора, был совсем не похож на Боэмунда, и Алексей мог позволить себе проявить великодушие. Снорри Стурулсон писал, что в честь Сигурда в Константинополе устроили экстравагантно пышные городские игры, на которые Алексей потратил сумму, эквивалентную 270 килограммам золота. Конунга осыпали подарками и лестью. Наконец пришло время возвращаться домой. В обмен на свои корабли Сигурд раздобыл у Алексея коней и в знак уважения отдал ему громадных позолоченных драконов с носа королевского флагманского драккара. Драконов установили в одной из константинопольских церквей. Кое-кто из команды Сигурда решил задержаться в Византии и поступить на службу к императору. Остальные вместе со своим конунгом двинулись в путь по болгарским, венгерским и германским землям. Добравшись до дома, Сигурд узнал, что в королевстве его все благополучно, а народ его рад возвращению короля. «Все говорили, что не бывало более славного похода из Норвегии, чем этот», — писал Снорри[289]. Сигурду на тот момент едва сравнялось двадцать лет.
В конце жизни Сигурд Норвежский сошел с ума. Однажды ему почудилось, что в его купели плавают рыбы, и с тех пор с ним часто случались приступы маниакального смеха, от которых он делался совершенно беспомощным. Если не считать этого, он в общем-то мирно делил королевские заботы с братьями и пережил обоих. Некоторые исследователи предполагают, что Сигурд страдал какой-то формой посттравматического стрессового расстройства, но знать этого наверняка нельзя. Свой фрагмент Святого Креста он не стал оставлять в гробнице Олава — пожертвовал его церкви, которую построил в Конунгахелле. Там же он установил престол, купленный в Византии: «Он был из меди и серебра и роскошно позолочен. Кроме того, он был украшен финифтью и драгоценными камнями»{76}[290]. В 1135 году город, расположенный недалеко от нынешнего Гетеборга в Швеции, был разграблен и сожжен языческим народом вендов. К тому времени Сигурда уже не было в живых: он скончался в возрасте сорока лет, двадцать семь из которых правил как король.
Поход Сигурда, который между 1107 и 1111 годами объехал чуть ли не весь христианский мир, дает возможность не только составить представление о Средиземноморье, каким оно стало после Первого крестового похода и вторжений христиан на Сицилию и в Иберию, но и понять, в каком направлении этот мир — и движение крестоносцев — будет развиваться в последующие десятилетия. Набег норвежцев на Лиссабон предвосхитил намного более масштабное вторжение крестоносцев, которые в 1147 году почти полностью разрушили город. Кроме того, люди Сигурда открыли предприимчивым христианским воинам новое поле деятельности по другую сторону испанского полуострова — Балеарские острова. Следуя стопами норвежцев, объединенная армия пизанцев и каталанцев, к которой присоединились добровольцы из южной Франции и итальянских городов-государств, принялась строить планы покорения островов и сокрушения местной тайфы. Между 1113 и 1115 годами они несколько раз атаковали Балеары, получив на то папское благословение — официальную буллу Пасхалия II, — и захватили все крупные города архипелага, в том числе Пальма-де-Майорку. Но все их усилия пошли прахом: уже в 1116 году Альморавиды пересекут наконец Балеарское море и выгонят христианских захватчиков, а острова останутся под властью мусульман еще на сто с лишним лет. Но Сигурд, ослабивший сопротивлени