Но книги были далеко не единственным, что изготавливалось в Иерусалиме во времена Мелисенды. Богатые и влиятельные пилигримы привозили с Ближнего Востока на латинский Запад религиозные артефакты: где-то в начале правления Мелисенды и Фулька монастырь Святого Гроба Господня, расположенный в германском Денкендорфе, направил в Иерусалим эмиссаров за щепками от Истинного креста. Фрагменты креста с разрешения Иерусалимского патриарха прибыли в Баварию в удивительном реликварии из позолоченного серебра, сделанном в форме двуплечего креста (который называют еще crux gemina); крест был усыпан жемчугом, аметистами и драгоценной крошкой камня Голгофы[369]. Кроме того, из государств крестоносцев на Запад привозили набивные ткани с восточными узорами и кувшины для напитков, отлитые в форме свирепых зверей и фантастических тварей. Диковинки, прибывавшие из Святой земли, частенько копировали в европейских мастерских, что только разжигало аппетит публики к экзотике[370].
Не ограничиваясь изготовлением изящных безделиц и предметов роскоши, в Иерусалиме запустили ряд крупных строительных проектов. Некоторые — например, масштабное расширение Госпиталя Святого Иоанна, которое шло с 1140 по примерно 1155 год, — оплачивались не из королевской казны, однако бóльшую часть работ финансировали король с королевой. По указу Мелисенды в Иерусалиме построили несколько крытых рынков. Тот из них, что располагался неподалеку от Госпиталя Святого Иоанна и Гроба Господня, занимал три параллельные улицы, забитые лавочками, теснящимися под сводчатыми проходами. Там была Улица трав, Улица плохой стряпни и Крытая улица[371]. Купол Скалы на Храмовой горе (или, как называли его крестоносцы, Храм Господень) — перед тем как в 1141 году освятить его и передать капитулу каноников-августинцев — отремонтировали и заново отделали. Во время Первого крестового похода Купол Скалы ограбили подчистую: Ибн аль-Асир слышал, что в 1099 году оттуда вынесли все золотые и серебряные канделябры, и трофеев было взято «без счета»[372]. Теперь мечеть превратили в церковь, завершив проект, начавшийся более пятнадцати лет назад, — и Мелисенда позаботилась, чтобы былое великолепие не позабылось. Особое внимание она уделила обновлению мозаики внутри храма и приказала, чтобы вокруг камня Основания, одетого в мрамор, поставили декоративную кованую решетку. Неподалеку построили небольшой восьмиугольный баптистерий (сегодня известный как Куббат аль-Миарадж); его увенчали маленьким куполом, стоящим на тридцати двух невысоких колоннах с резными капителями.
Примерно в то же время к востоку от Храма, в Вифании, стоявшей на склоне Елеонской горы в двух с половиной километрах от городской стены, Мелисенда основала женский монастырь. Это было место почитания святого Лазаря, при чьей предполагаемой гробнице стояла известная паломническая церковь, и богобоязненные путешественники веками стекались сюда[373]. Теперь на этом месте появился прекрасный новый монастырь и еще одна церковь — и то и другое было построено во славу Господа Всемогущего и для удобства младшей сестры Мелисенды Иоветы, которая приняла постриг в монастыре Святой Анны, а в 1144 году стала аббатисой монастыря Святого Лазаря. Мелисенда так щедро спонсировала монастырь сестры, что он сделался самым богатым во всем королевстве. Согласно Гийому Тирскому, усилиями королевы монахиням был обеспечен непрерывный поток «одеяний, драгоценностей, потиров, книг и другой церковной утвари». Гийом, который видел монастырь Святого Лазаря завершенным, подчеркивает, что защищала его мощная башня «из обтесанного и отполированного камня», делая его «неприступной для врагов крепостью»[374].
Судя по всему, в 1130–1140-х годах Иерусалим представлял собой одну большую строительную площадку[375]. Но не было стройки крупнее и важнее, чем реконструкция Храма Гроба Господня. Планы по преображению храмового комплекса в центре христианского мира разрабатывались, видимо, с 1130-х годов: такими они были масштабными и грандиозными. Хотя ремонт храма после его разрушения «безумным халифом» аль-Хакимом в 1009 году привел место в божеский вид, в первые десятилетия франкской оккупации замыслы обрели новый размах. Планировалось соединить ротонду, окружающую Гробницу, со строением, укрывающим Голгофу, и с часовней, отмечающей место «темницы Господней». В храме появились новые хоры, апсида и неф, а также несколько новых часовен. Над хорами воздвигли новый купол. Гробница Готфрида и двух Балдуинов была теперь видна сразу от входа в новое здание с южного подворья. Двери, открывающиеся во двор, увенчали романскими арками, типичными для старого латинского мира, над порталами поместили декоративные каменные перемычки с вырезанными на них изображениями страстей Христовых в переплетении ветвей и листьев. Общая картина должна была показаться знакомой всем франкским паломникам, ходившим когда-либо в Сантьяго-де-Компостелу и видевшим возведенные вдоль пути бесчисленные храмовые комплексы в романском стиле[376]. Но декоративные детали колонн и перемычек, дверных проемов и окон, мозаики и икон были совершенно разнородными: византийские, латинские, арабские и сирийские мотивы сплетались здесь воедино, создавая удивительный и неповторимый стиль эпохи крестоносцев. И пусть он был не настолько новаторским, как парящая готика, которая к середине XII столетия расцветет во Франции, но впечатление производил. Работы по возведению нового гигантского храма стартовали в начале 1130-х годов, и, вероятнее всего, 15 июля 1149 года, когда в городе проходил парад в честь пятидесятилетия взятия Иерусалима солдатами Христа, строительные леса с него еще не убрали.
Пока разрабатывались планы грандиозной перестройки храмового комплекса, Фульк и Мелисенда начали возводить крепости в Иерусалимском королевстве и за его пределами. Так, в Утремере появилось кольцо укреплений: одни, а именно Ибелин, Бланшегар и Газа, окружили Аскалон, оплот Фатимидов; другие охраняли приграничные владения крестоносцев на восточном берегу реки Иордан, а третьи стояли на подходах к Дамаску. Были среди них как небольшие сторожевые башни, снабжавшиеся водой из подземных цистерн, так и защищенные стеной постройки достаточного размера, чтобы там можно было разместить стражу и рейдерские отряды. К 1160 году они выросли в огромные круглые в плане прибрежные и горные крепости, вмещавшие уже самые настоящие казармы. Одна из первых крепостей, построенных при Фульке и Мелисенде, стояла в Бейт-Джибрин (Бейт-Гуврин), древнем поселении между Иерусалимом и Хевроном. Гийом Тирский называл Бейт-Джибрин «мощной крепостью, окруженной неприступными стенами с башнями, крепостными валами и рвом»[377]. Руины, сохранившиеся до наших дней, подтверждают его слова.
Чтобы решить проблему укомплектования новых форпостов, расположенных достаточно далеко от Иерусалима, в 1136 году Фульк отдал Бейт-Джибрин братии ордена госпитальеров. Получив в управление эти территории, госпитальеры, в свою очередь, стали предлагать семьям франкских земледельцев — паломникам и крестоносцам — не возвращаться домой, а оставаться жить и работать на этой земле[378]. С переходом крепости в руки госпитальеров началось превращение ордена во вспомогательные войска, не уступающие тамплиерам[379]. Безусловно, к подобной тактике прибегали не только в Иерусалимском королевстве. В графстве Триполи в начале 1140-х годов заботам госпитальеров поручили пять важных пограничных крепостей — жемчужиной среди них была Крак-де-Шевалье, которая, после того как ее основательно перестроили, стала одной из самых мощных и известных цитаделей латинского Востока. Тамплиерам, в свою очередь, досталась цепь крепостей в Антиохии — Баграс, Дарбезак, Рош-Гийом и Рош-де-Руссель, — которая сторожила проходы в Сирию, тянувшиеся через хребет Аман (Нур). К концу XII столетия основную ответственность за охрану крепостей во всех государствах латинского Востока возьмут на себя два этих военных ордена.
Оно и к лучшему, поскольку латинские государства Востока все больше нуждались в такой защите. Фульку удалось примириться с женой, но давление на него усиливалось отовсюду. Основной его заботой был свирепый турецкий полководец, сельджукский атабек Занги, который, забирая в свои руки все больше власти в Сельджукской империи, начал присматриваться к владениям неверных на побережье. Получив во владение Мосул, а затем Алеппо, в 1130 году Занги нацелился на Дамаск, и, если бы эта его затея увенчалась успехом, он объединил бы под своей властью три величайших мусульманских города Сирии, что серьезно угрожало бы самому существованию латинских государств.
Эта опасность просматривалась уже с середины 1130-х годов. В 1137 году граф Триполи Понс погиб в сражении с турками Дамаска. В ту же кампанию Занги осадил в Монферране самого Фулька, который чудом ушел живым. К власти в Триполи пришел новый граф, Раймунд II, женатый на сестре Мелисенды, Годерне. Раймунд был молод и полон сил, но власть его в Триполи была непрочной, и граф вынужден был полагаться на активно растущие военные ордены, жалуя им обширные земли, которые — в случае, если бы Занги захватил Дамаск, — оказались бы в крайне уязвимом положении.
В Антиохии дела шли не лучше. В 1135–1136 годах попытки Алисы утвердиться в качестве регента потерпели третью и последнюю сокрушительную неудачу. В период временного вакуума власти в Антиохии, вызванного смертью престарелого патриарха Бернара Валенского — одного из последних участников Первого крестового похода, — Алиса в очередной раз захватила власть в городе от имени Констанцы, которой к тому времени сравнялось восемь лет. Но княгиню снова обвели вокруг пальца — на этот раз руками нового патриарха Антиохии Ральфа, бывшего архиепископа Мамистры. Не желая отдавать власть Алисе, Ральф вызвал из Европы нового князя: Раймунда Пуатье, очаровательного и образованного второго сына легендарного трубадура, герцога Аквитании Гильома IX. Старый герцог один из немногих уцелел в провальном Крестовом походе 1101 года, разгромленном в Малой Азии армией Кылыч-Арслана. Его сын Раймунд с энтузиазмом принял приглашение, надеясь проявить себя лучше. Раймунд прибыл в Антиохию в 1136 году и принял на себя управление государством, однако тут же столкнулся с двумя колоссальными проблемами. С востока ему грозил Занги, а с запада — византийский император Иоанн II Комнин, давно зарившийся на Антиохию и соседнюю Киликию и желавший утвердить на этих землях верховную власть императора, на которую его отец Алексей безуспешно претендовал в 1098 году.