ывали иначе. В 330 году Константин Великий окрестил столицу Новым Римом — это был крупный административный центр, стратегически расположенный на пересечении ряда важных торговых и военных путей. Отсюда римские императоры могли защищать интересы Рима в восточном Средиземноморье — в Египте, Фессалии, Фракии, Малой Азии, в Сирии и верхней Месопотамии. Это был настоящий римский город, застроенный красивыми зданиями, с обширными общественными пространствами: были там и форум, и ипподром. В 395 году, после раздела Римской империи, Константинополь стал столицей Восточной Римской империи и устоял, когда пятнадцатью годами позже «старый» Рим был захвачен и разграблен, а Западная империя рухнула. Спустя семь столетий после этих бурных событий Анна, ее семья, да и все остальные, продолжали называть свою империю Римской, а себя — ромеями, и Алексей был «римским императором». Даже носители арабского языка называли эту страну «земля римлян»[50].
В середине XI века Византия по-прежнему владела огромными территориями помимо Константинополя и непосредственных его окрестностей. На западе империя тянулась до Апулии и Калабрии в Италии и до Далмации на северном берегу Адриатического моря. На Балканах императору теоретически была подвластна почти вся территория от Дуная до Пелопоннеса; его владения достигали Крымского полуострова и северного побережья Черного моря. В восточном Средиземноморье ему принадлежали острова Крит, Родос и Кипр. На суше же византийские доминионы Ближнего Востока включали в себя Малую Азию, Киликию, побережье Великой Сирии, в том числе город Антиохию, верховья рек Тигр и Евфрат, а также соленые воды озера Ван, сформированного вулканами, которые сегодня сторожат границу, отделяющую Турцию от Ирана и Азербайджана. Теоретически всеми этими землями управляли из Константинополя, где Алексея чаще всего можно было застать в его любимой резиденции: перестроенном и надежно укрепленном Влахернском дворце на севере города, сразу за широкой стеной, укрывавшей город от нападения с суши.
Или все-таки не всеми? Когда в 1081 году Алексей выбил императорский трон из-под незадачливого Никифора III, он обнаружил, что к короне прилагается гора проблем. Начать с того, что бунты аристократов всех мастей, которые Алексей разжигал против Никифора, даже не думали угасать; масла в огонь подливал и тот факт, что сам Алексей, которому на тот момент сравнялось двадцать пять лет, узурпировал власть, чем поставил под сомнение и свое право на византийский престол. Не менее серьезными были внешние угрозы, нависшие над окраинами империи. В Италии (как нам уже известно) нормандские авантюристы Роберт Гвискар и Рожер I Сицилийский захватили Калабрию и Апулию и укрепляли свое положение, покоряя Сицилию, которая некогда, еще до эпохи арабов, тоже была колонией Византии. Проникли нормандцы и на Балканы: одолев в 1081 году императорскую армию в бою при Диррахии (сегодня это город Дуррес в Албании), Роберт Гвискар уже примеривался к фессалийским и македонским землям империи.
В тот же период северные владения Византии со стороны Дуная регулярно подвергались набегам печенегов — полукочевого племени, известного своей склонностью к беспощадному, свирепому насилию, которое они в разные времена обрушивали на многих своих соседей, не исключая и византийцев. Анна Комнина именовала печенегов скифами — собирательным названием бесчисленных народов, обитавших к северу от Черного и Каспийского морей.
И наконец, с востока империи угрожал тюркский народ сельджуков. Они представляли собой угрозу столь же неослабевающую, сколь нормандцы, и не менее опасную, чем печенеги. Как и печенеги, сельджуки представляли собой свободный союз тюркских племен, происходивших из центральноазиатской степи и говоривших на огузских языках. В эпоху Анны Комнины они уже завоевали большую часть Персии, по пути обращая народы в суннитский ислам. Чиновник по имени Ибн Хассул, состоявший на службе у сельджуков, писал: «Аллах сотворил их подобными львам, с широкими лицами и приплюснутыми носами, с крепкими мышцами и огромными кулаками… Они взбираются на горы, рискуют жизнью, пробираясь через крутые скалы и узкие ущелья, и проникают в неизведанные земли»[51]. В 1070-х годах сельджуки, эти умелые всадники и свирепые воины, добрались до Анатолии. В августе 1071 года императорская армия потерпела от них унизительное поражение в битве при Манцикерте в восточной Анатолии, где византийцев наголову разбили войска под командованием сельджукского султана Алп-Арслана{10}. С тех пор сельджуки принялись сколачивать в Малой Азии собственную империю, которая станет называться Румским султанатом.
По понятным причинам Анна была враждебно настроена по отношению к этим расхитителям империи и называла тюрков (Τούρκοι — слово «сельджуки» она не использовала) вероломными варварами[52]. Еще один хронист, живший несколько позже, называл их «крылатые змеи… кровожадные звери… дикий народ неверных»{11}[53]. Свою репутацию они оправдывали. К 1085 году сельджуки либо уже захватили, либо вот-вот должны были захватить многие из городов Византийской империи, даже далеко на западе — например, Смирну, которую от Константинополя отделяло едва ли 300 километров. К 1091 году империя была окружена со всех сторон. По дворам Западной Европы поползли слухи, будто Византия близка к падению. Варвары снова стояли у врат Рима. Именно в этот момент, подобно своему современнику аль-Мутамиду, эмиру тайфы Севилья, император Алексей решил, что единственная его надежда спасти трон — пригласить кого-нибудь повоевать за него.
Решение Алексея отразить угрозу Византийской империи, обратившись за помощью со стороны, не назовешь оригинальным. Так уж повелось, что военные союзы для Византии были нормой жизни: править империей такого гигантского размера, руководствуясь жестким догматизмом или какими бы то ни было религиозными интересами, невозможно; тут требовался скорее политический и военный прагматизм. Проблемы множились, и император принялся искать союзников везде, где только мог.
29 апреля 1091 года Алексей расправился с печенегами, втянув их в битву и почти полностью истребив на равнине у горы Левунион, недалеко от устья реки Эврос (Марица) во Фракии. Для печенегов это было сокрушительное поражение, а для императора, вероятно, величайший его военный успех. Решающим оказался тот факт, что в рядах византийской армии в тот день сражались другие степные воины — куманы (половцы). Однако никаких симпатий византийцы к куманам не испытывали: Анна пишет, что те якобы вечно жаждали «хлебнуть человечьей крови, вкусить человечьего мяса и унести из нашей страны богатую добычу»[54]. Однако хорошенько задобренные, куманы помогли Алексею одержать триумфальную победу. Описывая битву, Анна, естественно, наделяет своего отца главной ролью:
…[он] въехал на коне в гущу врагов… наносил удары пытавшимся сопротивляться, а находившихся вдали устрашал криками… В тот день… погиб целый народ вместе с женщинами и детьми, народ, численность которого составляла не десять тысяч человек, а выражалась в огромных цифрах{12}[55].
Но если с печенегами удалось покончить сравнительно легко, опасность, исходившая с Востока, от турок-сельджуков, была совсем иного порядка. Ситуация дополнительно осложнилась из-за непоследовательной политики Алексея в отношении сельджуков в первое десятилетие царствования. Несмотря на регулярные вылазки турок на византийские территории, император периодически протягивал им руку дружбы. Перед битвой при Диррахии в первый год своего правления он заручился их помощью в сражении против нормандцев, в 1080-х годах поддерживал деловые отношения с сельджукским султаном Мелик-шахом, правившим в Багдаде, а также с рядом турецких вождей на территории Малой Азии. Алексей умиротворял турок, отдавая им в управление те малоазиатские города, которых турки домогались и которые, как считал Алексей, можно было препоручить турецким губернаторам, готовым проводить политику имперских властей, — при условии, что они возьмутся оборонять эти города от вышедших из повиновения императорских вассалов или разномастных врагов из дальних стран[56]. В какой-то момент император даже подумывал, не согласиться ли на предложение Мелик-шаха, желавшего женить своего старшего сына на принцессе Анне (сделка не состоялась лишь потому, что Анна еще при рождении была обручена с византийским принцем, родственником со стороны матери){13}. Пытаясь сдержать сельджуков такими методами, Алексей играл с огнем, но вариантов получше у него было немного.
В 1091 году стало очевидно, что стратегия осмотрительного сотрудничества с сельджуками с треском провалилась. В тот год Мелик-шах умер, и на престол взошел его сын, который немедленно продемонстрировал нежелание идти на уступки. Довольно скоро дружественных турецких губернаторов византийских крепостей заменили враждебно настроенными. И уже через четыре года, в 1095 году, вся эта ненадежная конструкция окончательно рассыпалась. Турки правили городами от Антиохии на востоке до Никеи, Никомедии и Смирны на западе и полностью контролировали Эгейское побережье Малой Азии. Сербские племена проникали на балканские земли империи, и, чтобы выгнать их оттуда, властям приходилось снаряжать регулярные военные экспедиции. Ресурсы Алексея таяли, а бремя постоянной войны вкупе с необходимостью подкупать союзников опустошало казну. Содержания золота в монетах пришлось снизить, что серьезно подорвало как стоимость денег, так и доверие к ним. Жители Константинополя — аристократы, военные, двор и церковь — недовольно роптали. «Алексей пришел к власти при помощи переворота, — шептались его подданные, — так почему от него нельзя избавиться тем же способом?»