В своих владениях Бейбарс изо всех сил старался утвердить себя в качестве благородного и щедрого мусульманского правителя, памятующего о мирных сторонах джихада: он строил библиотеки, школы, больницы и мечети, реформировал судебную систему, покровительствовал ученым, совершенствовал ирригационные системы, укреплял прибрежные оборонительные сооружения и улучшал инфраструктуру, восстанавливал исторические памятники, в том числе Купол Скалы в Иерусалиме, и учредил новую почтовую службу (барид), благодаря которой время доставки корреспонденции из Каира в Дамаск сократилось до четырех дней[774]. В 1261 году он восстановил суннитский Аббасидский халифат, посадив на трон нового халифа — мелкого аббасидского аристократа, прекрасно подходившего на роль полезной марионетки. Церемония в Каире была пышной, но с тех пор мамлюки держали халифа под стражей, в состоянии блестящего королевского бессилия. Однако за пределами своих владений Бейбарс был прежде всего воином во главе милитаристского государства. С 1261 года и далее он сколачивал мощную и отлично вооруженную армию, способную вести военные действия вдали от дома, будь то с монголами, Айюбидами или франками. В 1265 году, когда истек срок действия мирного договора с Иерусалимским королевством, мамлюкский султан готов был пустить ее в дело.
Свою кампанию он начал с южной Палестины: из Газы пошел в сторону Яффы и в конце февраля 1265 года прибыл к стенам Кесарии. В ночь с 26 на 27 февраля армия Бейбарса окружила город, застав его жителей врасплох. Стража на стенах моментально потеряла самообладание и укрылась в цитадели, надеясь, что мощные гранитные укрепления и стены, защищавшие город с моря и за огромные деньги перестроенные Людовиком IX в 1250-х годах, задержат Бейбарса на время, достаточное, чтобы он потерял к Кесарии интерес. Тщетная надежда! Катапульты мамлюков обстреливали цитадель, а сам Бейбарс вскарабкался на церковную колокольню и пускал стрелы в каждого, кто осмеливался высунуть нос[775]. Одновременно он отправил легкую конницу на перехват освободительной армии христиан, буде таковая появится, — однако перехватывать оказалось некого. Подмоги ждать было неоткуда, единственной реальной перспективой для франков было бегство. 5 марта, после осады, продлившейся меньше недели, защитники цитадели погрузились на корабли и морем отправились в Акру. Город они бросили на произвол судьбы. Победа досталась Бейбарсу почти без усилий.
Когда Кесария капитулировала, Бейбарс приказал своим людям сровнять город и цитадель с землей. В отличие от Саладина, сражавшегося с франками в 1180-х годах, Бейбарс не думал захватывать франкские города и передавать их в руки мусульман. Единственным — и важнейшим — военным преимуществом, которым располагали франки со времен краха империи Фатимидов в XII веке, было морское господство в Средиземноморье и немалое число портов, куда каждую весну прибывали с запада новые крестоносцы[776]. Разрушив Кесарию, Бейбарс продемонстрировал, что выучил урок истории. Он собирался не просто брать города крестоносцев: он хотел навсегда лишить их возможности отправляться в крестовые походы.
После падения Кесарии соседнюю Хайфу покорили почти тем же манером. Еще через две недели войско Бейбарса появилось у стен огромной крепости тамплиеров Шато-де-Пелерин. Взять ее штурмом было невозможно, но, чтобы продемонстрировать тамплиерам, как мало он впечатлен их репутацией, Бейбарс разрушил жилые дома и другие строения, возведенные вне стен крепости. Затем он развернулся, двинулся обратно в сторону Яффы и 21 марта подошел к Арсуфу, где размещался гарнизон госпитальеров. Защитники города стояли насмерть под шквалом снарядов из катапульт, несколько раз им удалось поджечь осадные орудия Бейбарса. Но долго продержаться они не смогли. В конце апреля город пал, и пленных госпитальеров увели в египетскую тюрьму. После этого, как и в Кесарии, и в Хайфе, Бейбарс не оставил в Арсуфе камня на камне. В конце мая султан вернулся в Каир. Меньше чем за полгода он уничтожил три важнейших франкских города к югу от Акры. Более того, монголов на Востоке на некоторое время охватил хаос, когда в феврале Хулагу умер, а между Ильханатом — персидским государством Хулагуидов и так называемой Золотой Ордой — огромным монгольским ханством в северном Причерноморье разгорелась вражда. Руки мамлюков были развязаны.
Между 1265 и 1271 годами Бейбарс водил свои армии против государств крестоносцев почти каждый год — с точно такими же результатами. Поздней весной 1266 года он и его эмиры рассыпались во все стороны, терроризируя местность от руин Арсуфа до Галилейского моря на севере, особое внимание уделив землям Боэмунда VI в графстве Триполи. Затем, собравшись вместе, они нанесли массированный удар по Сафаду, стоявшему на полпути между Акрой и Тиром: этот укрепрайон тамплиеров султан считал «комом в горле ислама»[777]. Когда после тяжелых шестинедельных боев Сафад капитулировал, Бейбарс обещал сохранить жизнь полутора тысячам его защитников и позволить им спокойно уйти, но, едва они стали покидать крепость, султан передумал и казнил на вершине соседнего холма всех, за исключением двух человек. Сафад, который к морскому сообщению никакого отношения не имел, разрушать не стали и разместили в нем гарнизон мамлюкских войск.
Год за годом беды крестоносцев множились. Летом 1267 года Бейбарс, который к тому времени охромел после падения с лошади, что, однако, не сделало его менее опасным, сжег урожай и вырубил фруктовые сады вокруг Акры, чем обрек ее жителей на голодную зиму. 8 марта 1268 года он послал войско в Яффу, и город капитулировал за считаные часы — гарнизон бежал, как обычно, морем. Оборонительные сооружения Яффы разобрали, а строительные материалы погрузили на корабли и отвезли в Каир, где использовали на религиозных стройках во благо правоверных мусульман. «Он увез голову святого Георгия и сжег тело святой Христины», — печалился «тамплиер из Тира»[778]. В апреле Бейбарс осадил и взял замок тамплиеров Бофор. Затем он совершил марш-бросок на север, чтобы в очередной раз пригрозить князю Антиохии и Триполи Боэмунду VI.
В 1098 году первым крестоносцам потребовалось семь с половиной месяцев, чтобы вырвать Антиохию из рук сельджукского наместника Яги-Сияна. Сто семьдесят лет спустя Бейбарс справился за два дня. 18 мая люди султана взобрались по лестницам на стены. Ворота они забаррикадировали, чтобы никто не смог избежать резни. «Тамплиер из Тира» писал, что в тот день было убито семнадцать тысяч человек, а еще сто тысяч взяли в плен. Цены на невольничьих рынках Сирии обвалились, а Антиохия запылала: цитадель подожгли, и вместе с нею сгорела бóльшая часть города[779]. Пока бушевал огонь, Бейбарс строчил торжествующее письмо Боэмунду, которого в момент осады в городе не было. Султан всячески глумился над ним, говорил, что тот больше не имеет права именовать себя «князем», а потом живописал чудовищное наказание, которому подверг город. Если бы Боэмунд был там и попытался защитить свой народ, то, как писал Бейбарс:
…увидел бы твоих рыцарей, простертых под копытами лошадей, твои дома, в которые врывались мародеры и опустошали грабители… твоих женщин, продаваемых по четверо за раз и покупаемых по цене одного динара твоих же денег! Видел бы ты твои церкви с сорванными крестами, листы, выдранные из неверного Евангелия, разрытые могилы патриархов! Видел бы ты твоего врага, мусульманина, топчущего ногами место богослужения, видел бы, как монахи, священники и диаконы забивались на алтаре… Видел бы ты, как огонь распространялся по твоим дворцам, как горели ваши мертвецы в огне этого мира, перед огнем другого мира… И сказал бы ты: «Был бы я прахом, не получил бы никогда письма с подобным известием»[780].
И это были не просто слова. Звезда Антиохии, величайшего города северо-западной Сирии, закатилась.
В прежние времена такой чудовищной серии поражений в Утремере было бы достаточно, чтобы вызвать на Западе панику, подобную той, что спровоцировала Второй и Третий крестовые походы. Но в конце 1260-х годов аппетит к крестовым походам на Восток угасал так же стремительно, как и сами государства крестоносцев. Пока Бейбарс ровнял с землей христианские поселения и крепости по всему Леванту, самая активная и энергичная военная кампания бушевала на Сицилии, где Карл Анжуйский, брат французского короля Людовика IX и участник Дамьеттской кампании 1249–1250 годов, возглавлял санкционированную папой миссию по изгнанию с острова последних потомков Фридриха Гогенштауфена. В 1266 году Карл командовал армией крестоносцев, которые в битве при Беневенто разгромили войско младшего сына Фридриха Манфреда и прикончили его самого. Через два года Карл схватил внука Фридриха, шестнадцатилетнего Конрадина, титулованного короля Иерусалима и наследника сицилийского трона. 28 октября 1268 года Конрадина публично обезглавили в Неаполе, положив конец династии Гогенштауфенов, присоединив Сицилию к Франции и — благодаря затянувшейся вендетте, которую сменяющие друг друга папы вели с Гогенштауфенами, — наметив очередное дно в бесконечном извращении идеи крестовых походов.
Были, конечно, на Западе правители, которые хотели бы встать на защиту Утремера, но их усилия раз за разом оказывались недостаточными и обреченными на неудачу. В 1269 году в Акру морем прибыло небольшое войско из Арагона под командованием сразу двух принцев королевской крови, но принцы явились без своего короля, героя Реконкисты Хайме I, который попал в кораблекрушение и отказался от поездки. В 1270 году французский король Людовик IX собирался еще раз наведаться в Святую землю, в оборону которой вложил так много средств в 1250–1254 годах. Но Людовику к тому времени исполнилось пятьдесят шесть лет, и силы у него были уже не те. К тому же в стратегическом планировании он никогда особо не отличался. Посоветовавшись с братом Карлом, новым королем Сицилии, Людовик решил отправить свой скромных размеров флот в Святую землю через Ифрикию (которой в те времена правила династия берберов-суннитов Хафсидов) и напасть на Тунис. Экспедиция провалилась, а когда Людовик стоял у стен города, лагерь французов выкосила эпидемия. Король скончался от дизентерии 25 августа 1270 года и, согласно легенде, перед смертью прошептал: «Иерусалим». На том его крестовый поход закончился. Тело короля отвезли в Париж, где и похоронили. Когда известие о смерти короля дошло до Каира, Бейбарс с облегчением выдохнул. Двадцать семь лет спустя Людовика канонизировали — но как бы свят он ни был, для защиты Гроба Господня французский король сделал катастрофически мало.