Подобные же кружки самообразования возникали и действовали в 1870 – 1872 гг. почти повсеместно, но главным образом в Петербурге. Здесь самой авторитетной была центральная группа Большого общества пропаганды (т.н. «чайковцев»). Она еще до 1873 г. занялась, наряду с самообразованием, революционной пропагандой не только среди учащейся молодежи, но еще и в рабочей среде. В течение же 1873 г., по мере подготовки к массовому «хождению в народ», почти все кружки вслед за «чайковцами» выдвинули на первый план задачи освободительной борьбы с ярко выраженной революционной направленностью.
4.2. Кружки бакунистов, лавристов, бланкистов
Чаще, чем когда-либо раньше, народнические кружки создавались в последний год перед началом массового похода в деревню – особенно с осени 1873 г., когда стали широко распространяться по России № 1 журнала «Вперед!» с программой П.Л. Лаврова и книга М.А. Бакунина «Государственность и анархия». Все эти кружки сразу же пытались определиться: кто – за Бакунина, кто – за Лаврова, кто – сам за себя. По-бланкистски (т.е. в русле идей П.Н. Ткачева) пока ориентировались немногие, хотя и основательно. Кружки, возникшие ранее, до 1873 г., тоже озаботились выработкой тактических программ. В результате, сами народники увидели, что большая часть их предпочитает бакунистскую платформу, несколько меньшая, но тоже большая – лавристскую, и очевидное меньшинство, не принимая ни лавризма, ни бакунизма, тяготело к бланкизму, либо выбирало особые позиции, независимые от рекомендаций Бакунина, Лаврова, Ткачева.
Из кружков бакунистского направления первым по времени и самым крупным стал кружок долгушинцев. Его основатель и руководитель Александр Васильевич Долгушин – дворянин, сын губернского прокурора, вольнослушатель Петербургского технологического института, – ранее участвовал в конспирациях С.Г. Нечаева, был арестован, отсидел больше полутора лет в одиночке Петропавловской крепости, судился на знаменитом процессе нечаевцев, но был оправдан по недостатку улик. Кружок долгушинцев сложился в Петербурге осенью 1872 г. Его составили примерно 20 человек. Вторым по значению долгушинцем после самого Долгушина был Лев Адольфович Дмоховский – выпускник Технологического института (прокурор по делу долгушинцев назовет потом Долгушина «главой предприятия», а Дмоховского – «душой всего дела»[488]). Видную роль в кружке играли Виктор Тихоцкий, Николай Плотников, Иван Папин, Дмитрий Гамов, Лев Топорков. Кроме сравнительно обеспеченных Тихоцкого и Топоркова все долгушинцы (в основном, разночинцы и разорившиеся дворяне[489]) жили в нужде, перебиваясь случайными заработками, и по смыслу аксиомы К. Маркса «каков образ жизни людей, таков и образ их мыслей», были настроены радикально.
Четкой организации долгушинцы в духе того времени не имели. Их кружок был просто содружеством единомышленников, настолько свободным, что каждый мог присоединиться к нему или уйти из него, когда хотел. Ни устава, ни программы в кружке не было. Но по своему радикальному настроению долгушинцы предпочли бунтарскую, бакунистскую тактику. Они посмеивались над лавристами, называя их «кунктаторами», смеялись и над «книжниками-чайковцами» и «думали, что нужно начинать прямо с бунта»[490]. Поэтому с весны 1873 г. они начали готовиться идти в народ, чтобы призывать его к бунту. В ответ на вопрос «чайковца» Д.М. Рогачева: «А разве народ готов?» Долгушин убежденно заявил: «Готов, и, коли не верите, отправьтесь и походите среди народа!»[491].
Ранней весной 1873 г. долгушинцы переехали в Москву, полагая, что несколько в стороне от сыскных щупалец III отделения им будет легче подготовиться к «хождению в народ» и, прежде всего, устроить типографию. К тому времени среди них начался раскол. Менее радикальные кружковцы остались в Петербурге и отошли от кружка. В Москву приехали 10 – 12 долгушинцев, в том числе все их лидеры, кроме Топоркова. В мае 1873 г. под Москвой (в д. Сареево Звенигородского уезда) они устроили типографию и к середине августа напечатали в ней три своих прокламации. Одну из них («Как должно жить по закону природы и правды») написал по просьбе долгушинцев В.В. Берви-Флеровский, две другие («Русскому народу» и «К интеллигентным людям») – сам Долгушин. Все три прокламации совокупно отражают идейную платформу кружка с ее специфической особенностью.
Дело в том, что долгушинцы первыми среди народников 70-х годов занялись поисками новой религии, т.н. «религии равенства», которую можно было бы противопоставить официальной религии и царским иллюзиям крестьянских масс. В темных, невежественных массах иллюзии такого рода были тогда естественны и живучи. «Считали же бывало кита царем рыб, да и теперь еще некоторые считают, – писал об этом Н.А. Добролюбов, – а между тем он совсем даже и не рыба»[492]. Долгушинец Д.И. Гамов так разъяснял намерения своих товарищей по кружку: «На царя у нас смотрят, как на помазанника Божия, а потому идти против царя в России невозможно; для этого нужно выдумать такую религию, которая была бы против царя и правительства <…> Надо составить катехизис и молитвы в этом духе»[493].
До молитв дело не дошло, но своеобразный катехизис новой религии изложен в долгушинских прокламациях. Необходимость восстания обосновывалась здесь тем, что «по природе своей и по учению Иисуса Христа люди равны»; в России же «равноправности и в помине нет: дворяне освобождены от всех повинностей, а крестьяне отдуваются за все про все»; «всякий знает, что бедняков у нас миллионы, а людей состоятельных какие-нибудь тысячи только». Поскольку «в теперешних порядках нет справедливости», а власти «будут крепко за них держаться», «угнетенным людям» остается одно – восставать; «и праведно будет ваше восстание», ибо, только восстав, трудовой люд сможет добыть себе землю и волю и установить на Руси такой порядок, «чтобы управлял сам народ через своих выборных»[494]. Только в прокламации «Русскому народу» такие рассуждения подкрепляются более чем десятью ссылками на Евангелие с цитированием Христа.
В поисках «религии равенства» долгушинцы не были одиноки. До начала массового «хождения в народ» 1874 г. одновременно с долгушинцами пытались сочетать Евангелие с идеями П.Л. Лаврова некоторые участники петербургского кружка «артиллеристов» (Н.Н. Теплов, Д.А. Аитов), а к моменту разгрома «хождения», уже после гибели долгушинского кружка часть народников склонилась к новой религии «богочеловечества». Основателем ее стал выпускник юридического факультета Московского университета А.К. Маликов, отбывший пятилетнюю ссылку на Севере за причастность к делу Д.В. Каракозова. Летом 1874 г. он неожиданно «открыл», что каждый человек есть Бог и, стало быть, все люди (господа и лакеи, богатеи и нищие, жандармы и революционеры) должны любить и почитать друг друга по-божески. Предназначение их состоит-де в том, чтобы выводить ближних с греховных путей на единственно непорочный путь непротивления злу; как только все уверуют в это, люди станут безгрешными агнцами, а мир, населенный ими, – раем[495].
Маликов привлек к себе ряд последователей, в числе которых оказался видный деятель Большого общества пропаганды Н.В. Чайковский[496]. Но громадное большинство народников не захотело «вскрывать „божественную сущность“ в жандармах и биржевиках»[497]. Совратив лишь полтора-два десятка человек[498], Маликов и K° были извергнуты из народнического движения как чужеродное тело. Поэтому точка зрения некоторых зарубежных историков (Д. Биллингтона, М. Чернявского, Ф. Помпера), усматривающих в маликовщине «душу народничества»[499], выглядит странной… Оставим здесь этот привходящий сюжет и возвратимся к долгушинцам.
Итак, вооружившись своими прокламациями, долгушинцы к концу августа 1873 г. пошли «в народ». Делали они это по-разному, но с непременной (большей или меньшей) наивностью: Папин и Плотников разносили прокламации по селам и фабрикам как «коробейники», сельский учитель Гамов вручал их своим ученикам под видом «книжек из школьной библиотеки», а рабочий Васильев, по его словам, «раздавал прокламации везде: и путникам, и где ночевал, и работавшим на дорогах; как мне было говорено, что Христос этим же занимался, так и я говорил это всем»[500].
Полиция очень быстро перехватила всех «раздатчиков» прокламаций и раскрыла их «преступную» деятельность. Помогли ей в этом своими откровенными показаниями две женщины из долгушинского окружения – сожительница Дмоховского Татьяна Сахарова и жена самого Долгушина Аграфена, выдавшие все, что знали, а знали они почти все.
Восемь долгушинцев (Долгушин, Дмоховский, Плотников, Папин, Гамов и др.) были преданы суду по обвинению в попытке возбудить крестьян к бунту против Верховной власти. Суд проходил с 9 по 15 июля 1874 г. – в разгар массового «хождения в народ». То был первый в России судебный процесс в стенах только что учрежденного специально для разбирательства политических дел карательного органа – ОППС.
Сенаторы вынесли долгушинцам приговор, адекватный по тяжести тому, который полагался за предумышленное убийство: 10 лет каторги – Долгушину и Дмоховскому, 8 лет – Гамову, по 5 лет – Плотникову и Папину. Из них только Папин в конце концов вышел на свободу. Долгушин, Дмоховский и Гамов погибли в каторжных тюрьмах, а Плотников сошел с ума.