Организатором типографии и душой всего типографского дела землевольцев был Аарон Исаевич Зунделевич. Именно он купил за границей, доставил в Петербург и установил в надежном месте типографское оборудование экстра-класса, а затем возглавил издательскую деятельность «Земли и воли». Впрочем, Зунделевич был своего рода «министром иностранных дел» землевольцев, поскольку он ведал их сношениями с эмигрантами, доставлял из-за границы литературу, переправлял через границу туда и обратно революционеров. «Он был царем на границе, – вспоминал о нем А.Д. Михайлов. – Он перевозил сотни пудов всяких книг <…>, переводил, как через лужу, через границу десятки людей, – и ни одной неудачи, ни одного несчастного случая»[861]. По роду своей деятельности Зунделевич был вечно в разъездах. На вопрос, где он живет, Аарон Исаевич отвечал: «В вагоне 3 класса».
Итак, мы рассмотрели в общих чертах пропагандистскую и агитационную работу землевольцев среди крестьянства, интеллигенции и рабочих, т.е. все то, что в программе «Земли и воли» квалифицировалось как «организаторская часть». Вместе с тем, напомню, программа землевольцев предписывала вести и т.н. дезорганизаторскую деятельность. Обратимся теперь к этой, второй стороне революционной практики «Земли и воли».
7.3. Дезорганизаторская деятельность
Вопреки распространенному мнению, дезорганизаторская деятельность «Земли и воли» отнюдь не ограничивалась терактами (против властей, шпионов и предателей). Она строилась в согласии с программой общества, а «часть дезорганизаторская» программы в первых двух пунктах (из трех) предписывала «заведение связей» в войсках и правительственных учреждениях.
Военные связи «Земли и воли» еще не изучены, но, судя по совокупности имеющихся ныне данных, они были слабыми – особенно, в сравнении с будущей Военной организацией «Народной воли». Во всяком случае, некоторые землевольцы и лица, близкие к ним, в 1877 – 1879 гг. заводили революционные связи и в офицерской, и в солдатской среде. Так, одесский землеволец Г.И. Фомичев вел пропаганду среди солдат 60-го Замосцского полка, за что был судим дважды: 9 марта 1878 г. Одесский военно-окружной суд оправдал Фомичева по недостатку улик[862], а 5 августа 1879 г. тот же суд приговорил его к вечной каторге[863]. За пропаганду среди солдат одесского гарнизона 18 июля 1879 г. был казнен землеволец Арон Янкель Гобет – казнен неопознанным, под именем Анисима Федорова. На суде он заявил: «Я скрываю мою фамилию, потому что не хочу причинить огорчения моим родным и знакомым»[864]. В той же Одессе за пропаганду среди матросов были осуждены по делу «28-ми» боцман И.И. Логовенко (казнен), мичман А.А. Калюжный (10 лет каторги), матросы П.А. Никитин и М.Г. Скорняков (по 8 лет каторги) – все из кружка С.Я. Виттенберга, примыкавшего к «Земле и воле»[865].
С землевольцами был связан (переписывался с хозяйкой землевольческой явки в Петербурге А.Н. Малиновской) также подпоручик 86-го Вильманстрандского полка В.Д. Дубровин, который пытался создать офицерский кружок в г. Старая Русса. По агентурным данным, Дубровин «пользовался особенным расположением нижних чинов»[866], а петербургские офицеры выразили «сильное неудовольствие» его казнью[867] (13 апреля 1879 г. в Петропавловской крепости). То, что не удалось Дубровину, смогли осуществить морские офицеры во главе с мичманом В.П. Дружининым, которые в 1878 г. под влиянием «Земли и воли» создали офицерский кружок в Кронштадте[868].
Интерес «Земли и воли» к военной стороне ее революционного дела своеобразно отразился в том, что десятки народников (преимущественно землевольцев) отправились добровольцами на Балканы не только помочь братьям-славянам освободиться от турецкого ига, но и «познакомиться поближе с условиями борьбы мелких партизанских отрядов с регулярными войсками и приобретенные там познания употребить с пользою в минуту народного восстания на родине»[869]. В Сербии вместе с многими другими народниками сражались Д.А. Клеменц, Н.А. Грибоедов, А.А. Хотинский, И.Ф. Волошенко, С.Л. Геллер; в Герцеговине – С.М. Кравчинский, П.А. Енкуватов, И.М. Ходько, В.П. Лепешинский, О.М. Габель; в Черногории – А.И. Баранников[870]. С той же целью приобрести боевой опыт для грядущей революции более 200 (по подсчетам В.Я. Гросула) активных народников и примыкавших к ним молодых радикалов в качестве военнослужащих, врачей, медсестер приняли участие в русско-турецкой войне 1877 – 1878 гг.[871]
Что касается связей в правительственном лагере, то они у землевольцев были количественно минимальны (подкупленный писец Московской полицейской части в Петербурге А.И. Жданов[872] и засланный в III отделение с. Е.И.В. к. агент Н.В. Клеточников), но в качественном отношении случай с Клеточниковым принадлежит к числу самых выдающихся в истории не только российской, но и мировой контрразведки.
Засылкой своего агента в святая святых царского сыска «Земля и воля» всецело обязана конспиративному гению Александра Михайлова. Именно он разглядел в Клеточникове идеальный набор качеств, бесценных для любого чиновника (прилежание, сообразительность, феноменальная память, каллиграфический почерк), расположил его к себе и хитроумно, через посредство жандармских осведомителей, внедрил в III отделение, где Клеточников продержался как щит и громоотвод для революционного подполья 734 дня (с 25 января 1879 по 28 января 1881 г.), ежедневно обезвреживая всякого рода жандармские козни[873]. Так, в первый же месяц своей агентурной службы Клеточников узнал и сообщил Михайлову имя провокатора, который уже погубил «Северный союз русских рабочих» и выходил на след неуловимой типографии «Земли и воли»: Николай Рейнштейн! Михайлов тут же «составил смертный приговор Рейнштейну»[874]. Службу и само имя Клеточникова Михайлов окружил непроницаемой тайной, даже в Основном кружке «Земли и воли» «никому его не открывал, а вел все сношения с ним самолично и вообще берег его как зеницу ока, готовый лучше погибнуть сам, нежели допустить гибель драгоценного агента»[875]. Впрочем, большую часть (17 из 24-х месяцев) своей атужбы в III отделении и затем в Департаменте полиции Клеточников выполнял уже после раскола «Земли и воли» как член партии «Народная воля», где его продолжал опекать А.Д. Михайлов.
На практике главным из трех пунктов «части дезорганизаторской» землевольцев стал 3-й пункт: «систематическое истребление» деятелей и агентов правительства, «наиболее вредных» для оппозиции, т.е. индивидуальный террор. Вначале он не имел у «Земли и воли» ни системы, ни плана. Каждый террористический акт вытекал (иногда внезапно) из конкретной необходимости: либо освободить заключенных товарищей, либо обезвредить предателя, либо покарать кого-то из царских сатрапов. Большинство землевольцев в 1877 – 1878 гг. отвергало террор как систему, как особую форму политической борьбы, допуская его лишь в исключительных случаях как вынужденную меру самозащиты и возмездия, как своего рода «министерство юстиции революции»[876].
За весь 1877 г. «Земля и воля» совершила только один террористический акт: 19 июля в Петербурге А.К. Пресняков казнил предателя Николая Шарашкина (он же Финогенов), выдавшего жандармам М.А. Натансона. 1878 год начался с выстрела, который прозвучал на всю страну и повлек за собой неисчислимые последствия.
24 января 1878 г. 28-летняя учительница Вера Ивановна Засулич, формально еще не входившая тогда в состав «Земли и воли», проникла под видом просительницы в приемную к могущественному петербургскому градоначальнику Ф.Ф. Трепову[877] и в тот миг, когда Трепов, подойдя к ней, осведомился, о чем она просит, Засулич выхватила из-под мантильи вместо прошения револьвер и выстрелом в упор тяжело ранила Трепова. Градоначальник, как сказано в агентурном донесении, «с криком почти опрокинулся на пол»[878].
Засулич мстила Трепову за то, что по его приказу в петербургском Доме предварительного заключения был высечен розгами политический арестант, землеволец Алексей Степанович Емельянов (осужденный под фамилией Боголюбов, как участник Казанской демонстрации 6 декабря 1876 г.) – он всего лишь не успел, или не захотел, снять шапку перед градоначальником. То был первый в России случай телесного наказания политического узника и немудрено, что именно он спровоцировал первый в 70-е годы террористический акт против властей предержащих. «История с Треповым – новая иллюстрация старой поговорки: „Как аукнется, так и откликнется“», – сразу подметил И.С. Тургенев[879].
Вера Засулич предстала перед судом присяжных. Ее процесс стал событием мирового значения[880]. Председательствовал на суде самый выдающийся деятель русской дореволюционной прокуратуры А.Ф. Кони, а защищал подсудимую один из лучших адвокатов России П.А. Александров. На суде открылись столь вопиющие злоупотребления властью со стороны Трепова, что Александрову не составило труда внушить присяжным сакраментальную мысль: осудить Засулич – значит оправдать Трепова, а при потворстве треповым любой из них, присяжных, со временем может оказаться на месте «Боголюбова». В результате на все пункты обвинения Засулич присяжные ответили: «Нет, не виновна».