ПРОИСХОЖДЕНИЕ, ТЕОРИЯ И ТАКТИКА НАРОДНИЧЕСТВА
2.1. Что такое народничество?
Понятие и самый термин «народничество» имеют сложную историю[225]. Термин «народник» иногда употреблялся еще в первой половине 1860-х годов (например, в дневнике В.Ф. Одоевского за 1862 г.), но тогда он не имел строго определенного смысла – так называли людей, демократически настроенных, просто сочувствующих народу. Конкретный смысл этот термин обрел в 1872 – 1873 гг., накануне массового «хождения в народ», когда сторонников пропаганды в народе (т.е. среди крестьян) стали называть «народниками» в отличие от «образованников», выступавших за пропаганду среди интеллигенции[226]. В революционном же смысле понятия «народник», «народничество» становятся распространенными в годы второй «Земли и воли» (1876 – 1879). Именно тогда, как это засвидетельствовали сами землевольцы[227], под «народниками» стали понимать революционеров и социалистов, программы которых строились на принципе «все для народа и посредством народа».
В дальнейшем, однако, смысл понятия «народник» становится менее радикальным и более отвлеченным. Уже в начале 80-х годов термин «народник» из революционного подполья приходит в легальную журналистику и применяется не только к тем, кто борется за народ или только сочувствует ему, но и к тем, кто всего лишь интересуется народным, как теперь говорят, менталитетом, бытом, творчеством. Редактор народнического журнала «Устои» С.А. Венгеров в 1882 г. восклицал: «Кого только в самом деле не награждают у нас титулом „народник“! [Иван] Аксаков, преклоняющийся перед народом Охотного ряда[228], – „народник“; Суворин, доподлинно знающий, что народ хочет Константинополя, – „народник“ <…> Глеб Успенский и Златовратский, один скептически, другой восторженно относящиеся к народной психике и оба вместе от души презирающие и ненавидящие Аксакова и Суворина, – тоже „народники“»[229]. В 1891 г. А.Н. Пыпин расплывчато «определил» народничество как «нечто весьма неясное»[230], а в 1897 г. тот же С.А. Венгеров попросту развел руками. «Термин этот, – написал он о народничестве, – не имеет вполне точного значения. Возникнув в 70-х годах, он употребляется в самых разнообразных смыслах»[231].
Разумеется, столь сложное и разноречивое толкование термина «народничество» лишь подчеркивает сложность и разноликость самого явления, которое обозначает этот термин. Тем не менее, именно в 90-е годы, когда А.Н. Пыпин и С.А. Венгеров отказывали понятию «народничество» в ясности и точности, трое выдающихся мыслителей – Г.В. Плеханов, П.Б. Струве и В.И. Ленин – отчасти независимо друг от друга, а частью в полемике между собой основательно разъяснили, что такое народничество[232]. Наиболее убедительной выглядит точка зрения Ленина, хотя в ней, может быть, чрезмерно акцентирован классовый подход.
Ленинское определение народничества, ставшее хрестоматийным, гласит: «народничество есть идеология (система взглядов) крестьянской демократии в России <…> Крестьянская демократия – вот единственное реальное содержание и общественное значение народничества»[233]. Самый «источник» народничества Ленин усматривал в «преобладании класса мелких производителей», т.е. крестьянства, которое страдало в пореформенной России и от гнета пережитков феодализма и от капиталистического развития и поэтому одновременно выражало двойной протест как против крепостничества, так и против буржуазности[234]. Все это в принципе верно, но еще не объясняет происхождения народничества. С одной стороны, в крестьянском источнике народнической идеологии необходимо учитывать его специфическую особенность, а именно наличие общины, без которой не было бы и народничества. С другой стороны, нельзя забывать о носителе этой идеологии в лице разночинной интеллигенции, без которой тоже народничество не могло бы сложиться в столь внушительно разработанную систему взглядов.
Итак, преобладание крестьянства в социальной структуре царской России и бедственность его положения создавали предпосылки для возникновения идеологии крестьянской демократии, т.е. системы взглядов, которая представляла и защищала интересы крестьян, выражала их осознанный протест против крепостничества. Феномен сельской общины, воспринятый носителями этой идеологии как зародыш социализма, придавал их демократизму социалистическую окраску, в чем выражался подсознательный протест крестьян против буржуазности. Таким образом, демократизм был сущностью, ядром понятия «народничество», социализм – его внешним облачением, «цитоплазмой». Для всех народников были характерны два главных признака этого облачения, две определяющие черты народнических воззрений, которые и образуют народничество в узком, специфическом его смысле, т.е. в отличие от демократизма, в добавление к демократизму. Это, во-первых, – учение о возможности некапиталистической эволюции, о возможности для России миновать капитализм, «перепрыгнуть» через него из сущего полуфеодального бытия сразу в социализм, опираясь при этом, как на рычаг (или как на шест в руках прыгуна с шестом), на общину. Это, во-вторых, – идея радикального аграрного переустройства, т.е. такого решения аграрного (земельного главным образом) вопроса, при котором крестьяне перестали бы бедствовать и могли бы наладить обеспеченную во всех отношениях (материальном, политическом, духовном) жизнь. У народников революционных эта идея предполагала социалистическую революцию снизу, силами преимущественно крестьян, против существующего строя, у либеральных народников она сужалась и трансформировалась в идею демократических реформ сверху при сохранении существующего строя, но и те и другие основывали свои планы на коллективном, псевдо-социалистическом начале крестьянской общины.
Полемизируя с П.Б. Струве, который считал народничество «национальным социализмом», В.И. Ленин настаивал на таких определениях, как «крестьянский» (по отношению с революционному народничеству) и «мещанский» (народничество либеральное) социализм[235]. Думается, все эти три определения правомерны: русское народничество было и крестьянским (в 60 – 70-е годы почти исключительно), и мещанским (в 80 – 90-е годы по преимуществу), но, конечно же, и национальным социализмом, ибо выросло оно на отечественной почве и стало знаменем первых поколений отечественной разночинной интеллигенции.
Разночинная интеллигенция в России – явление уникальное, нигде более не возникавшее[236]. Само понятие «интеллигенция» обрело в России социологический смысл, т.е. стало обозначать часть общества, с 60-х годов XIX в.[237]. Вопреки утверждению П.Д. Боборыкина, будто он «изобрел» его в 1866 г.[238], оно употреблялось именно в этом смысле ранее, – например, в дневниках А.В. Никитенко и П.А. Валуева за 1865 г.[239]. Тогда под «интеллигенцией» чаще всего подразумевался «высший образованный слой общества», включая таких «работников умственного труда», как чиновники, жандармы и прочие люди власти. Но со временем она все более подходила в глазах россиян под определение Д.Н. Овсянико-Куликовского: «Интеллигенция есть мыслящая среда, где вырабатываются умственные блага, так называемые „духовные ценности“»[240]. При этом интеллигенты-разночинцы настаивали на обязательной совокупности трех критериев, которые образуют истинную интеллигенцию: образованность, гражданственность, демократизм. «Реакционные журналисты Булгарин, Греч, Погодин, Шевырев, Катков, князь Мещерский вполне подходили под рубрику „работники умственного труда“, – справедливо замечал К.И. Чуковский, – но никому и в голову не пришло бы в 70-х годах назвать кого-нибудь из них интеллигентом»[241]. Народоволец Г.А. Лопатин метко назвал официальных и официозных «интеллигентов» «неинтеллигентной интеллигенцией»[242].
С 60-х годов разночинная интеллигенция в России росла, оттесняя дворян, тем быстрее, что составляли ее не только образованные «люди разного чина и звания» из духовенства, купцов, мещан, отчасти крестьян, но и выходцы из обедневшего, деклассированного дворянства. Если к началу 60-х годов Россия имела примерно 20 тыс. лиц с высшим образованием, то к концу века российские вузы подготовили еще до 85 тыс. специалистов[243]. С ростом числа студентов (за 1869 – 1882 гг. – на 67%)[244] удельный вес дворян среди них сокращался: за 1855 – 1875 гг. – с 65,3% до 43,1%[245]. В 1876 – 1877 учебном году только в двух из восьми российских университетов (в Петербургском и Киевском) дворяне составляли большинство студентов (зато в Казанском университете – лишь треть, в Новороссийском – четверть)[246].
Разночинная молодежь – эта, по словам современника, «поднимающаяся кверху часть народа, имеющая в нем свои корни»[247], – чутко реагировала на бедствия народных масс. Крестьяне страдали тогда от безземелья, поборов и повинностей. Земля в 70-е годы распределялась так, что на одно помещичье хозяйство приходилось в среднем по стране 4.666 десятин, на крестьянское – 5,2 десятины, причем сумма налогов с крестьян больше чем вдвое превышала доходность крестьянских хозяйств