Осуществить свои требования «Народная воля» предполагала «различными путями»[1109], не обязательно связанными с революционным насилием, восстанием. Она допускала даже, что царизм, «не дожидаясь восстания, решится пойти на самые широкие уступки народу», или, «не сдаваясь вполне, даст, однако, настолько свободную конституцию, что для партии будет выгоднее отсрочить восстание с тем, чтобы, пользуясь свободой действий, возможно лучше организоваться и укрепиться». Но, учитывая, что «во-первых, всякие уступки, крупные или мелкие, мыслимы со стороны правительства только тогда, если оно будет к этому вынуждено; во-вторых, никаких существенных уступок со стороны правительства может очень легко и не быть (и гораздо вероятнее – не будет)», «Народная воля» заявила: «Партия должна подготовляться именно к восстанию; если же оно, паче чаяния, окажется излишним, то тем лучше: собранные силы пойдут тогда на мирную работу»[1110].
Восстание, по мысли народовольцев, должно было быть народным. «Принцип указывает нам вообще, что главная созидательная сила революции в народе», – гласит передовая статья № 4 «Народной воли»[1111]. Поднять на революцию предполагалось «весь народ – городских рабочих и крестьянство», но при этом «городским рабочим» внушалось, что «главная народная сила не в них, а в крестьянстве»[1112]. Здесь налицо традиционно народническая позиция. Однако далее следует уже принципиально новый, специфически народовольческий тезис: «Ввиду придавленности народа <…> партия должна взять на себя почин самого переворота, а не дожидаться того момента, когда народ будет в состоянии обойтись без нее»[1113].
Видимое противоречие между новым тезисом и старой позицией разрешалось в программе «Народной воли» логично. С одной стороны, программа обязывала народовольцев вести пропагандистскую, агитационную и организаторскую работу «во всех слоях населения» страны от крестьянских «низов» до чиновных «верхов», чтобы мобилизовать против царизма всех недовольных. «Народная воля» стремилась к максимальному расширению своей социальной базы, требуя от революционеров готовить себе опору среди крестьян и рабочих, заводить связи в администрации, войске, обществе, «сходиться с либералами» и даже обеспечивать «сочувствие народов» Европы (особый раздел «Подготовительной работы партии» так и назывался «Европа»)[1114]. Самым благоприятным моментом для восстания «Народная воля» считала массовые «возмущения» в городах или деревнях, которые партия могла бы объединить, возглавить и «расширить на всю Россию»[1115].
С другой стороны, на случай «неблагоприятный», когда «партии придется самой начинать восстание, а не присоединиться к народному движению», она должна была «создать сама себе благоприятный момент действия», который позволил бы по ее сигналу «всем недовольным подняться и произвести повсеместный переворот»[1116]. В качестве одного из средств подготовки такого переворота «Народная воля» рассматривала «красный террор».
«Искусно выполненная система террористических предприятий, одновременно уничтожающих 10 – 15 человек, столпов современного правительства, – читаем в „Подготовительной работе партии“, – приведет правительство в панику, лишит его единства действий и в то же время возбудит народные массы, т.е. создаст удобный момент для нападения»[1117]. Здесь четко сформулирована вспомогательная, причем двоякая функция «красного» террора: с одной стороны, дезорганизовать правительство, а с другой – возбудить народные массы, чтобы затем поднять возбужденный народ против дезорганизованного правительства. Иначе говоря, террор рассматривался как прелюдия и ускоритель народной революции. «История движется ужасно тихо, – говорил А.И. Желябов, – надо ее подталкивать»[1118].
Даже в такой, официально закрепленной программными документами трактовке террора заметно отступление от ортодоксально-народнического принципа «освобождение народа – дело самого народа», поскольку народовольцы сочли необходимым искусственно возбудить революционную активность масс силами партии и посредством террора. Но среди народовольцев (даже внутри ИК) были люди, считавшие террор вообще главным средством политической борьбы. Это, в первую очередь, – Н.А. Морозов, который еще в «Земле и воле» считал приоритетным террористический «способ Вильгельма Телля», «теллизм». Теперь он как «теллист» вступил в оппозицию к программе ИК и демонстративно опубликовал за границей брошюру «Террористическая борьба»[1119]. В ИК его поддержали лишь О.С. Любатович (жена Морозова) и Г.Г. Романенко. В феврале 1880 г. ИК отправил супругов Морозовых в «бессрочный отпуск», который сами «отпускники» расценили как «отставку»[1120]. На процессе по делу 1 марта 1881 г. Желябов решительно отмежевался от «теллизма». Упомянув о брошюре Морозова, он заявил: «к ней, как партия, мы относимся отрицательно». И далее: «Нас делают ответственными за взгляды Морозова, служащие отголоском прежнего направления, когда действительно некоторые из членов партии, узко смотревшие на вещи, вроде Гольденберга, полагали, что вся наша задача состоит в расчищении пути через частые политические убийства. Для нас в настоящее время отдельные террористические факты занимают только одно из мест в ряду других задач, намечаемых ходом русской жизни»[1121]. Вера Фигнер и полвека спустя, в письме к Морозову от 27 мая 1933 г., подчеркивала: «пропасть разделяла тебя, узкого теллиста, от народовольцев»[1122].
Были в «Народной воле» и в самом ИК также бланкисты или, как иначе их называют, «якобинцы», последователи П.Н. Ткачева, которые держались бланкистской идеи захвата власти революционной партией с последующим декретированием сверху, от ее имени, демократических преобразований. В ИК таких людей было трое-четверо: Л.А. Тихомиров, его жена Е.Д. Сергеева, М.Н. Ошанина и, возможно, ее муж А.И. Баранников[1123]. До 1 марта 1881 г., т.е. в самое продуктивное для «Народной воли» время, бланкисты не оказывали ни на стратегию, ни на тактику партии сколько-нибудь серьезного влияния. Только в послемартовский период, с конца 1881 г., их взгляды получили распространение, хотя и едва ли повальное, как это представлялось Ошаниной[1124]. Сама Ошанина, кстати, считала, что «сто решительных офицеров, при условии нахождения среди них начальника дворцового караула, могли бы арестовать царскую семью и захватить в свои руки власть»[1125]. Во всяком случае, программные документы «Народной воли» конца 1881 – начала 1882 гг., а именно «Программа Военно-революционной организации» и «Письмо ИК заграничным товарищам», содержат бланкистский пункт о «захвате власти»[1126], которого не было в ранних, основополагающих документах партии.
Итак, ни «теллисты», ни «якобинцы»[1127] не могли столкнуть «Народную волю» с ее многовариантного политического курса на узко заговорщическую и террористическую позицию. Г.В. Плеханов, конечно, ошибался, когда говорил, что «народовольцы были народниками, изверившимися в народе»[1128]. Верить в народ как главную силу грядущего преобразования в России народовольцы не переставали. Но в революционную инициативу народа они действительно уже не верили.
9.2. Организация
Свои организационные принципы «Народная воля» унаследовала от «Земли и воли», из недр которой она вышла. Народовольцы, однако, ушли вперед в развитии централизма, конспирации и дисциплины, выработав более совершенный тип нелегальной организации, по сравнению со всеми своими предшественниками от декабристов до землевольцев.
Самый характер деятельности «Народной воли» определил ее сугубое внимание к организационному порядку. Политическая борьба с правительством, концентрация сил в городах, террор, антиправительственная пропаганда и агитация требовали гораздо большего укрепления и расширения организации, чем в предыдущий, анархистский период народнического движения. Письмо Исполнительного комитета «Народной воли» к заграничным товарищам гласило: «Наша цель – государственный переворот. Его нужно сделать. Отсюда вытекает вопрос организационный, самый важный из всех, без которого народовольство – фарс»[1129].
Поэтому, естественно, «политики» с первых же своих шагов еще внутри «Земли и воли» так заботились об организационной стороне дела. Организация народовольцев начала складываться, прежде чем выделилась из «Земли и воли». В период ее «утробного развития» были созданы два исполнительных комитета – петербургский (март) и липецкий (июнь 1879 г.) Из липецкого ИК и вырос в августе – сентябре новый, четвертый за 70-е годы комитет, который стал ядром организационного развития партии, ее «самочинным центром»[1130]. Исполнительному комитету подчинялась широко разветвленная – по всей России, включая ее национальные окраины, – сеть местных и специальных (студенческих, рабочих, военных) организаций плюс контрразведка в чреве царского сыска и постоянное заграничное представительство. О самом Комитете речь пойдет особо, в следующем разделе; здесь же рассмотрим всю организационную структуру «Народной воли», подведомственную ИК.