.
Напомню здесь, что до возникновения «Народной воли» все террористические акты народников обходились без посторонних невинных жертв. И народовольцы следовали этому правилу: именно так они казнили В.С. Стрельникова, Г.П. Судейкина, А.Я. Жаркова, С.И. Прейма, Ф.П. Шкрябу. Народоволец Н.А. Желваков даже осведомился у самого Стрельникова, точно ли он генерал Стрельников, прежде чем застрелить его. Словом, все народовольческие и вообще народнические теракты, кроме покушений на царя, обошлись без лишних жертв. Казнить царя таким же образом было почти невозможно, ибо царь появлялся на людях только с охраной и свитой. Поэтому народовольцы могли лишь свести число жертв цареубийства к минимуму.
Они и старались это делать: тщательно планировали каждое покушение, выбирали для нападений на царя самые малолюдные места – Малую Садовую улицу, Каменный мост, Екатерининский канал в Петербурге[1365]. Чреватый наибольшими жертвами план взрыва в Зимнем дворце все же исходил не из самой «Народной воли», а был предложен ей со стороны. Но, конечно же, «облава» на царский поезд в ноябре 1879 г. тоже сулила лишние жертвы. Все это нравственно роняет народовольцев в наших глазах. К чести ИК, он публично выразил сожаление по поводу жертв взрыва в Зимнем 5 февраля 1880 г. «С глубоким прискорбием смотрим мы на погибель несчастных солдат царского караула, этих подневольных хранителей венчанного злодея, – гласит прокламация ИК от 7 февраля. – Но пока армия будет оплотом царского произвола, пока она не поймет, что в интересах родины ее священный долг стать за народ против царя[1366], такие трагические столкновения неизбежны. Еще раз напоминаем всей России, что мы начали вооруженную борьбу, будучи вынуждены к этому самим правительством, его тираническим и насильственным подавлением всякой деятельности, направленной к народному благу»[1367].
Взрыв в Зимнем дворце произвел на власть, общество и народ потрясающее впечатление. Каждый россиянин мог понять, что цареубийство не удалось лишь по счастливой случайности, «а если бы удалось, то жертвой его стал бы не только император Александр, но и вся царская фамилия, и получилось бы, что уничтожены были бы вместе с императором и все законные наследники государя, и таким образом, в сущности говоря, по произволу кучки людей мог бы возникнуть вопрос, совершенно неожиданно для всей страны, или об избрании новой династии или, как мечтали революционеры, о полной перемене формы правления»[1368].
Правительство, двор, царская семья после взрыва в Зимнем потеряли ощущение безопасности. «Каждый истопник, входящий к нам, чтобы вычистить камин, – вспоминал племянник царя вел. кн. Александр Михайлович, – казался нам носителем адской машины»[1369]. «Верхи» с тревогой ждали новых, еще более жутких покушений. «Город полон слухов, – сообщал из Петербурга корреспондент лондонской газеты „Таймс“ в номере от 25 февраля 1880 г., – и если бы я захотел вам их пересказывать, мне не хватило бы всех ваших столбцов, и слава фантастических арабских сказок померкла бы перед ними». Так, в гостиных столицы получил хождение устрашающий акростих по первым буквам имен царских сыновей в строгом порядке от старшего к младшему (Николай, Александр, Владимир, Алексей, Сергей): сверху вниз – на вас, снизу вверх – саван[1370].
Впечатление от акций «красного» террора «Народной воли» было тем сильнее, что ИК сопровождал их разъяснениями, полными уверенности в конечном успехе. Показателен новогодний спич Александру II в передовой статье № 3 газеты «Народная воля» от 1 января 1880 г.: «Смерть Александра II – дело решенное, и вопрос тут может быть только во времени, в способах, вообще в подробностях».
Все это радикализировало оппозиционные настроения в различных слоях россиян. «Чем больше были инертность и забитость общества, – вспоминала Вера Фигнер, – тем изумительнее казались ему энергия, изобретательность и решительность революционеров <…> Вокруг нас росла слава [Исполнительного] комитета, эффект его действий ослеплял всех и кружил головы молодежи. Общий говор был, что теперь для Комитета нет ничего невозможного»[1371]. Молодежь была буквально наэлектризована слухами о деяниях «неуловимого и всемогущего» Комитета, как настоящих, так и мнимых: «с восторгом передавали друг другу, например, что литература „Народной воли“ массами развозится повсеместно царскими поездами, что под крылом митрополита в Александро-Невской лавре сохраняются наиболее важные документы Исполнительного комитета, что все тайны охранной полиции всегда известны партии и т.д.»[1372].
Восхищались отвагой народовольцев и демократические круги Запада. Карл Маркс в беседе с членом ИК «Народной воли» Н.А. Морозовым в феврале 1880 г. заявил, что борьба народовольцев против самодержавия представляется ему и всем европейцам «чем-то совершенно сказочным, возможным только в фантастических романах»[1373]. Венгерская оппозиционная газета «Будапешт» 20 февраля 1880 г. фигурально констатировала, что центр мирового революционного движения переместился из Западной Европы в Россию: «Не было здания, упоминаемого чаще, чем Тауэр в XVII в., Бастилия в XVIII в. и Зимний дворец в наши дни». «Остановить на себе зрачок мира – разве не значит уже победить?» – писал народовольцам из-за границы после 5 февраля 1880 г. их идейный недруг Г.В. Плеханов[1374].
Однако самим народовольцам их «красный» террор стоил многих жертв, восполнять которые становилось все труднее. Правда, в 1880 г. ИК подготовил еще два покушения на царя, но ни одно из них не осуществилось. В апреле – мае С.Л. Перовская и Н.А. Саблин с помощью В.Н. Фигнер, Г.П. Исаева, А.В. Якимовой, Льва Златопольского и рабочего В.А. Меркулова занялись устройством минной галереи под Большую Итальянскую улицу в Одессе, куда ожидался приезд Александра II. Здесь народовольцам не хватило времени: царь приехал раньше, чем они закончили галерею. В июле – августе А.И. Желябов, А.Д. Михайлов, А.И. Баранников и двое рабочих (тот же Меркулов и М.В. Тетерка) сумели заложить динамитную подушку под Каменный мост через Екатерининский канал в Петербурге к тому времени, когда царь должен был проследовать по мосту из Зимнего дворца на Царскосельский железнодорожный вокзал. На этот раз царя спасла оплошность подрывника Макара Тетерки: он опоздал, и царь успел миновать подготовленное место взрыва…
Между тем, все звенья карательной системы царизма по всей стране были мобилизованы на борьбу с «Народной волей». Аресты вырывали из ее рядов одного бойца за другим, включая членов и агентов ИК. Первым из них – 28 октября 1879 г. – был арестован Аарон Зунделевич, которого землевольцы и народовольцы не в шутку считали своим «министром иностранных дел». Спустя месяц в жандармскую западню попал Александр Квятковский – организатор взрыва в Зимнем дворце. При обыске у него нашли листок с наброском какого-то плана, одно место в котором было помечено крестом. После того как в Зимнем произошел взрыв, выяснилось, что на листке был набросан план Зимнего, а крест обозначал место взрыва. Эта улика погубила Квятковского. Наконец, 3 декабря 1879 г. был арестован еще один член ИК Степан Ширяев. В те же декабрьские дни эмигрировал агент ИК Лев Гартман.
Новый 1880 год сразу же принес новые потери. В ночь на 18 января была разгромлена типография «Народной воли» в Петербурге, причем жандармы арестовали членов ИК Николая Буха и Софью Иванову, а 24 августа после вооруженного сопротивления был схвачен на одной из петербургских улиц агент ИК, «истребитель шпионов» Андрей Пресняков.
На смену погибшим бойцам ИК выдвигал новых, а это влекло за собой (в Петербурге, по крайней мере) ослабление пропагандистской, агитационной и организаторской работы. Террор отвлекал от нее и поглощал лучшие силы партии. «Мы проживаем капитал», – с тревогой говорил Желябов[1375]. В середине 1880 г. решено было приостановить «красный» террор, но к концу того же года усилившиеся репрессии и казни заставили ИК форсировать подготовку цареубийства.
С 25 по 30 октября в Петербургском военно-окружном суде проходил первый из судебных процессов по делу партии «Народная воля» – т.н. «процесс 16-ти». Центральными фигурами процесса были члены ИК Квятковский и Ширяев. Оба они выступили со скамьи подсудимых с яркими революционными речами. Ширяев, в частности, заявил: «Я не касался и не буду касаться вопроса о своей виновности, потому что у нас с вами нет общего мерила для решения этого вопроса. Вы стоите на точке зрения существующих законов, мы – на точке зрения исторической необходимости <…> Как член партии я действовал в ее интересах и лишь от нее, да от суда потомства жду себе оправдания. В лице многих своих членов наша партия сумела доказать свою преданность идее, решимость и готовность принимать на себя ответственность за все свои поступки. Я надеюсь доказать это еще раз своею смертью»[1376]. Квятковский перед смертным приговором написал матери: «Даже самую смерть я приму спокойно (не потому, что жизнь мне надоела, нет, жить еще хочется, даже ах, как хочется!) – в том меня поддерживает сознание, что я действовал честно, по своим убеждениям»[1377].
Суд вынес обвиняемым суровый приговор: Квятковскому, Ширяеву и Преснякову – смертная казнь, Зунделевичу и Тихонову – вечная, а Ивановой и Буху – срочная каторга. Ширяеву казнь была заменена пожизненным заточением в Алексеевском равелине Петропавловской крепости, где он уже через 10 месяцев был умерщвлен. Квятковский и Пресняков 4 ноября 1880 г. героически приняли смерть на виселице.