[1486], и в том, с каким достоинством одернул он взглядом сановную публику, когда она зашикала на его слова «я русский человек»[1487].
Демократическая общественность России и Запада (в частности, Лев Толстой, Владимир Соловьев, Виктор Гюго) пыталась спасти первомартовцев[1488]. Но реакция жаждала крови. Обер-прокурор Синода («русский папа», как звали его на Западе) К.П. Победоносцев написал Александру III, что его «приводит в ужас» мысль о возможном помиловании Желябова и Перовской. «Будьте спокойны, – утешил „русского папу“ царь. – Что все шестеро будут повешены, за это я ручаюсь»[1489].
Разумеется, все шестеро и были приговорены к повешению. Гесе Гельфман ввиду ее беременности[1490] казнь отсрочили до рождения ребенка, а затем под давлением мировой общественности заменили пожизненным заключением, но заточили ее в такие условия, что она через 3,5 месяца после родов умерла в тюрьме. Остальных первомартовцев казнили 3 апреля 1881 г. в Петербурге, на Семеновском плацу, где 32 года назад была инсценирована казнь над Ф.М. Достоевским и его товарищами-петрашевцами. К виселицам «цареубийц» провезли по городу на позорных дрогах: каждый из них был привязан за руки к скамье и у каждого на груди висела доска с надписью «Цареубийца»[1491]. Официальный хроникер засвидетельствовал, что осужденные встретили смерть с достоинством[1492]. Великая актриса М.Г. Савина, видевшая с балкона своей квартиры, как первомартовцев везли к месту казни, рассказывала друзьям, что «кроме одного из приговоренных, Рысакова, лица остальных, влекомых на казнь, были светлее и радостнее лиц их окружавших. Софья Перовская зарделась и просто сияла на темном фоне мрачной процессии»[1493].
Казнь 3 апреля 1881 г. стала последней в России публичной казнью. Проделана она была варварски. Тимофея Михайлова за какие-нибудь четверть часа повесили три раза, так как дважды, уже повешенный, он срывался с виселицы. Всю Европу обошла тогда фраза немецкого корреспондента: «Я присутствовал на дюжине казней на Востоке, но никогда не видел подобной живодерни»[1494]. Проникновенно сказал о казни первомартовцев советский публицист Андрей Меркулов: «Их душили под бой барабанов, которыми уже десятки лет трамбовали Россию. Повесили способность народа самому управлять собой. Повесили науку. Повесили идеал высокой и нежной женской души. Повесили любовь и дружбу. И с ними же вместо – предательство»[1495].
После казни «цареубийц» истекла неделя, другая, третья. Революционный лагерь не предпринимал каких-либо решительных акций. ИК подготовил было дерзкий план освобождения первомартовцев по пути их к месту казни силами трех боевых групп из 200 рабочих во главе с 40, примерно, офицерами-народовольцами[1496]. Но от этого плана пришлось отказаться, как только выяснилось, какой невиданно громадный конвой снарядили власти для пяти осужденных. Колесницы «цареубийц» конвоировали два эскадрона кавалерии и две роты пехоты, жандармы, околоточные, городовые; на всех перекрестках вдоль пути следования колесниц дежурили еще четыре роты войск, усиленные наряды конной жандармерии и местная полиция; всего на Семеновском плацу корреспондент «Таймс» насчитал тысяч 10 – 12 солдат и жандармов[1497]. «Не было только артиллерии», – вспоминала А.В. Якимова…
К концу апреля Александр III несколько воспрянул духом и внял уговорам К.П. Победоносцева декларировать особым манифестом курс на «твердую власть». 29 апреля царь подписал составленный Победоносцевым манифест, который перечеркивал все надежды «благомыслящей» оппозиции на конституцию и объявлял волю царизма «утверждать и охранять» самодержавную власть «от всяких на нее поползновений»[1498], т.е. провозглашал сакраментальный принцип самовластия, формулированный сатирическим героем Глеба Успенского будочником Мымрецовым как «тащить и не пущать!»
Вслед за обнародованием манифеста М.Т. Лорис-Меликов и солидарные с ним министры-либералы (в том числе Д.А. Милютин) были уволены в отставку. Правительство возглавил гр. Николай Павлович Игнатьев – бывший посол в Турции, «лгун-паша», как называли его не без почтения в Константинополе, виртуоз политического камуфляжа. Он был призван для начала снять кризисную напряженность в «верхах» и мобилизовать карательные ресурсы царизма, чтобы потом «тащить и не пущать» наверняка. Именно при нем, под его редакцией, было выработано «Положение о мерах к охранению государственного порядка и общественного спокойствия» (иначе – «Положение об охране»)[1499]. Принятая 14 августа 1881 г. на три года как чрезвычайная мера, эта своего рода карательная «конституция» затем каждый раз по истечении срока возобновлялась – вплоть до крушения царизма. Она открывала простор для безудержного произвола властей в борьбе с «крамолой», чем не замедлил воспользоваться режим Александра III, особенно после того как 30 мая 1882 г. «подготовителя» Игнатьева сменил во главе правительства «делатель» мстительной реакции гр. Дмитрий Андреевич Толстой – личность, самая ненавидимая в России XIX в. после Аракчеева, гонитель освободительного движения, демократической мысли, просвещения и культуры. Впрочем, Толстой был, по крайней мере, сильной личностью. Его же заместитель И.Н. Дурново и другие министры его кабинета – военный (П.С. Ванновский), иностранных дел (Н.К. Гирс), юстиции (Н.А. Манасеин), просвещения (И.Д. Делянов), государственных имуществ (М.Н. Островский) – совокупно иллюстрируют афоризм Б. Франклина: «В реках и плохих правительствах наверху плавает самое легковесное».
Годы царствования Александра III (1881 – 1894) В.И. Ленин не без оснований назвал временем «разнузданной, невероятно бессмысленной и зверской» реакции[1500]. Для «Народной воли» то было время ее заката и гибели. Наибольший урон нанесли ей правительства Игнатьева и, в особенности, Толстого. Сменивший Толстого в 1889 г. И.Н. Дурново мог уже почивать на лаврах своих предшественников.
Расправа с народовольцами вершилась и в судебном и в административном порядке. Всего за 1880 – 1894 гг. царизм провел против «Народной воли» 80 судебных процессов[1501]. На них были преданы суду 440 человек и вынесены 89 смертных приговоров. Из 89 смертников 26 были казнены, а 63 «помилованы» вечной и (в редких случаях) срочной каторгой. Почти все «помилованные» погибли в каторжных норах (18 из них, в том числе член ИК М.Ф. Грачевский, видные народовольцы С.М. Гинсбург, К.А. Иванайнен, М.Ф. Клименко, Н.К. Сигида, И.В. и М.В. Калюжные, покончили с собой)[1502]. В тюрьмы и ссылку шли сотни народовольцев по суду и тысячи – административным порядком.
В борьбе против «крамолы» царизм давно уже использовал все способы подавления, изыскивая и придумывая все новые и новые. При Александре III началом всех начал карательного террора оставался неусыпный полицейский надзор. Он удивлял и пугал современников своими масштабами, точно определить которые едва ли возможно. Генеральша А.В. Богданович в 1880 г. свидетельствовала (ссылаясь на члена Верховной распорядительной комиссии М.И. Батьянова!): «Теперь во всей России находятся 400 тыс. человек под надзором полиции»[1503]. Разнузданный надзор влек за собой эпидемию доносов. Н.В. Клеточников, прослуживший 734 дня в недрах царского сыска, заявил на суде: «Я возьму громадный процент, если скажу, что из ста доносов один оказывается верным. А между тем, почти все эти доносы влекли за собой арест, а потом и ссылку»[1504]. Среди них были и абсурдные и курьезные. Так, в женской гимназии г. Владимира после заупокойной молитвы об Александре II девочка-подросток полюбопытствовала: «А когда же повесят нового царя?» Доносчик был тут как тут. «Начались допросы. В результате выяснилось, что девочка интересовалась, когда будет повешен портрет» Александра III[1505].
Наряду с разнузданием старых опробовались новые способы борьбы с «крамолой». Среди них – создание одиозно знаменитой «Святой (или „Священной“, как ее иначе называют) дружины», т.е. тайного общества по искоренению «крамолы» с видимым расчетом вышибать клин клином. «Дружина» сформировалась летом 1881 г. из 729 персон с громадным фондом в 300 тыс. руб. на агентурные нужды. Специально для «наружной охраны священной особы государя императора» она завела вспомогательную лигу под названием «Добровольная охрана», члены которой только в Москве составляли целую армию – 14.915 человек[1506]. Более того, судя по заявлению т.н. «Всенародного русского союза» (с подзаголовком: «Объединенная организация противуреволюционных обществ»)[1507], уже в 1881 г. создавался, хотя и почему-то не был достроен, охранительный монстр, предвосхитивший черносотенные союзы 1905 г. Программные цели «Союза» 1881 г. вполне укладывались в идею «тащить и не пущать»: «1) Русское государство должно составлять одно нераздельное целое под властью самодержавного русского царя. 2) Ни под каким наименованием не должен быть допущен созыв учредительного собрания для начертания новых законов Российской империи».