Мужчина достал бумажник и дал Верке пару банкнот. Он крупными буквами написал на клочке бумаги адрес и сунул его Илюше в карман.
– Если не получится с тёткой, – сказал мужчина, – приходи по этому адресу. Помогу с жильём и дам работу.
После этого он пересел на другую полку и всё оставшееся время читал газету. Верка ломала голову, как ей поступить. Идти им было некуда, но мужчина в котелке выглядел уж больно чужим. Верка не привыкла к таким франтам, поэтому её распирал страх. Когда поезд остановился и вслед за господином в котелке они вышли на перрон, Верка, отбросив последние сомнения, догнала его и дёрнула за рукав.
– А что за работа? – спросила она.
– Про тётку-то наврала, поди? – усмехнулся мужчина.
Верка нахмурилась, но почувствовав, как холодный осенний ветер задувает за воротник и под платок, подумала, что в её положении особо ломаться не стоит.
– Наврала, и что?
– Если хочешь на меня работать, никогда мне больше не ври, – в глазах мужчины впервые за всё время их общения появился недобрый огонёк. – Работа не пыльная. Сначала поживёшь в общем бараке, потом, если хорошо себя покажешь, может, выделю тебе что и получше…
– Только мне, а как же брат? – Верка снова напряглась.
– Если будешь хорошо делать свою работу, сможешь снять для него уголок. Так что, по рукам?
– Вы так и не сказали, что за работа!
Мужчина снова сверкнул глазами, но тут же выдавил из себя улыбку и взял Верку пальцем за подбородок. Она отшатнулась, мужчина покачал головой.
– Если будешь такой дёрганой, не сможешь зарабатывать много. Ты красивая, а красивым всегда есть что продать, пойдём. А то от одного только вида вашей одёжки меня пробивает озноб.
Мужчина повернулся и пошёл вдоль перрона. Верка и Илюша переглянулись и пошагали вслед. В тот момент Верка ещё не догадывалась, что ей придётся продавать.
Довольно быстро освоив тонкости профессии, большеглазая и привлекательная Верка похорошела и стала настоящей красавицей. Начиная как бланковая[31], она довольно быстро поднялась и поселилась в самом известном борделе на Сеченской. Она обучилась манерам, научилась пользоваться пудрой и духами, приоделась по последнему слову моды. Недостатка в клиентах не было, и спустя некоторое время она сняла комнатку в центре. В целом можно было бы сказать, что её жизнь налаживалась, если бы не Илья.
А вот с Илюшкой, которого она повсюду таскала с собой, сразу всё пошло наперекосяк. Господин Покровский – тот самый благодетель, случайно встретившийся им на пути, поселил их с Илюшкой в барак, где в одном большом помещении уже жили несколько женщин. Трое из них, как и Верка, были с детьми. Когда Верка сумела снять собственный угол, Илюшка, естественно, отправился с ней. Частенько, когда Верка «брала работу на дом», Илюшке приходилось коротать ночи напролёт где-нибудь в подворотнях. В такие дни он частенько наведывался на вокзал, где и познакомился с местными воришками. Ему нашлось место в загородном домике, где был воровской притон, и Илюшка съехал от сестры.
У парня вдруг, откуда ни возьмись, прорезался настоящий талант. Он довольно быстро научился таскать у прохожих разную мелочь, частенько попадались и более-менее ценные вещи. Илюшка заимел авторитет. Однако тут снова начались неприятности. Как-то раз в фойе кинотеатра Илюшка собирался вытащить часы с цепочкой у одного довольно внушительного вида мужчины с подкрученными усами. Здоровяк оказался человеком внимательным, он ловко перехватил Илюшкину руку и вывернул так, что разоблачённый воришка заорал как резаный. Не отпуская руки воришки, мужчина вывел Илюшку из кинотеатра и стал звать милиционеров. Илюшка улучшил момент, двинул усачу коленом в пах и попытался вырваться. Кто же знал, что усатый окажется чемпионом по борьбе. Озлобленный, он с искривлённым болью лицом так крутанул Илюшкину руку, что кости захрустели. От боли неудачливый воришка потерял сознание и очнулся уже в отделении. Был суд, прокурор просил год, судья дал полгода, но отсидел Илья Карасёв в общей сложности почти десятку.
Верка не забывала о брате и регулярно его навещала. Илья вечно просил денег, ныл и жаловался на горькую судьбу. В тюрьме, пристрастившись к игре, Илюшка крупно проигрался. Денег расплатиться не было, и жизнь Илюшки висела на волоске.
– Ну что, Карась? Так понимаю, что денег у тебя нет! – сказал смотрящий по зоне по кличке Захар, подойдя к Илюхе на прогулке.
Илья стоял не жив ни мёртв, трясясь и путаясь в словах.
– Я отдам! Обязательно отдам, дайте только срок. Сестра должна прислать. Она всегда присылала.
– Закрой рот, сявка, и слушай сюда, – Захар понизил голос до шёпота. – Про свою сестру ты нам трындишь уже вторую неделю, а казны с тех пор у тебя так и не прибавилось.
– Я отдам, гадом буду, отдам.
– Говорю же, вякалку захлопни и слушай сюда! Видишь вон того очкарика? – Захар глазами указал на стоявшего в сторонке долговязого мужика с приоткрытым ртом и обвислыми щеками.
– Вижу, Захар! Что нужно-то?
– Хочешь жизнь сохранить, станешь «торпедой»[32]. Усекаешь, Карась, о чём я толкую?
Илюха побледнел ещё больше и замотал головой.
– Его что, убить нужно…
– Тише, чудила, тут уши кругом, а вон тот вертухай только на нас и зырит.
– Так до него же далеко? Не может он нас слышать!
– А вдруг он по губам умеет читать, ты об этом не подумал? – процедил Захар, практически не шевеля губами.
Илюха рефлекторно прикрыл рот ладонью. В этот момент Захар что-то сунул Илюхе в карман. Илья тут же засунул руку и ощутил завёрнутую в тряпку железку.
– Не доставай, – продолжил Захар. – Шило чистое, все отпечатки с него стёрты. На следующей прогулке затеешь с очкариком ссору и на глазах у всех воткнёшь под ребро…
– Но ведь меня тогда… – Илья снов прикрыл рукой рот.
– Выбирай, – ухмыльнулся смотрящий. – Его жизнь, или твоя?
– А за что хоть его?
– Какая тебе разница? Заказ на него с воли пришёл. Помешал он кому-то, так что считай, что деньги, за него плаченные, твой долг с лихвой и погасят. Решай.
На следующей прогулке Илюха, зажав в кармане шило, подошёл к приговорённому и, не придумав ничего лучшего, плюнул ему в лицо. Очкарик поначалу остолбенел, а потом схватил Илюху за грудки. В этот же момент он получил в живот стальное шило и рухнул к Илюшкиным ногам. Так Илюха стал убийцей и получил свою десятку.
После второго суда Илюху перевели на другую зону в Великие Луки. Верка, не имея больше возможности навещать брата, писала ему письма, но он не отвечал. Вышел Илюшка из тюрьмы уже бывалым.
Мелкий жулик Фима Шершень, с которым они сдружились в лагере, говорил Илье, что его матушка преставилась, завещав ему домик в Печорах. Пока они отбывали срок, Фима рассказал корешу про бесценную икону, которая хранится в стенах Псково-Печорского монастыря, говорил, что если её продать, можно обеспечить себя на всю жизнь. Кость, сломанная усатым чемпионом, срослась неправильно, и с тех пор Илюшка больше не мог шарить по карманам, а работать он не собирался. Помня про икону, о которой ему столько раз рассказывал Шершень, Илья направился поближе к родным местам. Про сестру, оставшуюся в переименованном за время его отсидки в Ленинград Петрограде, он тогда и не вспоминал.
Приехав в Печоры, Илья отыскал домик Шершня, который вышел ровно за неделю до него.
– Здорово, Карась! Откинулся? – на худощавом лице Фимы промелькнула улыбка. – Рад, очень рад, а к нам на кой ляд припёрся?
– Что ты там про какую-то икону толковал? – вместо ответа на приветствие начал Илья прямо не сходя с порога. Шершень только развёл руками:
– Так не выйдет ничего с иконой! Тю-тю наша мечта, сгорела при пожаре.
Илья выругался, стукнул в стенку кулаком.
– Послушал тебя, пустозвона, припёрся сюда, и что теперь?
– Так ты заходи! Отдохни, я ж тебе рад! Я ж не гоню! Ты ж вроде бы как не хотел в клюквенники[33] перекрашиваться.
– Хотел, не хотел! Передумал я, и что теперь?
– Так что ж, на этой иконе свет клином сошёлся? Сейчас по маленькой бахнем, о делах наших скорбных покалякаем, глядишь, и придумаем, как дела наши поправить…
Спустя неделю они с Фимой взломали замок на продовольственной базе и хотели вынести несколько мешков с мукой, но нарвались на сторожа. Получив в голову заряд дроби, Шершень был убит наповал, а Илюха еле унёс ноги.
Не решившись больше идти в дом Шершня, неудачливый воришка собрал последнюю мелочь и отбил телеграмму сестре.
– Хочешь свалить, плати отступные! – невозмутимо потребовала хозяйка борделя мадам Катрин, когда Верка сообщила, что ей срочно нужно навестить брата.
– Я же не насовсем? – опешила Верка.
– Все вы так говорите! А потом ищи вас свищи. У меня на тебя уже трое клиентов записаны, – продолжала возмущаться пожилая бандерша с родинкой на левой щеке. – Я своей репутацией дорожу. Раз обещала, значит исполню. А если ты свинтишь, кто мне убытки возместит? Нет уж, дорогуша, если хочешь уехать, то прими всех троих, а потом плати тридцать тысяч в качестве залога и езжай хоть к чёрту на рога.
30 тысяч!!! Это же почти всё, что Верка сумела накопить за эти годы.
Она судорожно размышляла. С двадцать девятого года отношение власти к жрицам любви резко поменялось. Жрицы любви снова ушли на нелегальное положение. Несколько Веркиных подруг даже угодили в специальные профилактории, созданные властями с целью перевоспитания «падших» женщин. «А пропади оно всё пропадом, – решила Верка, – что-нибудь придумаю!»
– На какой день назначены встречи, про которые вы говорите, мадам Катрин? – спросила Верка, понимая, что истосковалась по брату, единственному родному человеку, оставшемуся у неё на этом свете.
Бандерша достала толстую тетрад