Данная реакция Верки рассмешила толстяка.
– О, не стоит беспокоиться! – елейно заявил бандит и замахал руками. – Мы сыты и не станем вас объедать. Предлагать выпить стаканчик нам тоже не нужно.
– Если вам это не нужно, то мне уж точно не помешает. – Карась с раскрасневшимся лицом прошёл на кухню. Он достал из принесённой авоськи бутылку, налил себе полный стакан и опрокинул его, не закусывая. Он закурил и процедил слегка осипшим голосом:
– Они всё знают! Про икону, про всех нас, и, возможно, это нам кстати.
– Что? – воскликнула Верка.
– Это люди Архимеда! Они вычислили меня, и теперь мы должны взять их в долю.
– Взять в долю? С какой это стати?
– Вы не совсем врубаетесь в ситуацию, сударыня! – всё ещё слащавым голоском продолжал толстяк. – Вы в полном дерьме. Вас ищет не только милиция, но и мой приятель Архимед. Шансов выбраться из города с иконой без посторонней помощи у вас нет. Я же, за долю в добыче, готов вам эту помощь предоставить.
– Эти люди могут помочь нам вывезти икону за границу и помочь с её реализацией, – Карась загасил папиросу, махнул ещё полстакана и, отрезав кусок колбасы, набросился на неё.
Савелий, стоя в сторонке, спокойно наблюдал за происходящим.
– И сколько же я должна им отвалить за их так называемую помощь? – спросила Верка.
– Делим куш на пятерых. Каждому равная доля. Согласись, это лучше, чем потерять всё.
Верка рассмеялась:
– Ты идиот! Эти двое переколят нас как гусят, как только я скажу им, где икона.
– Неужели икона не в этой квартире? – как бы между прочим спросил толстяк. – Не думаю, что вы стали бы класть её в тайник. Судя по всему, вы ещё до нашего визита знали, что вас ищут люди Кеши Архимеда, а значит, любое шастанье по городу для вас чревато последствиями. Икона здесь! В этой квартире, и я желаю её видеть!
Толстяк щёлкнул пальцем дважды и достал наган. Долговязый, как дрессированный пудель, по щелчку тоже достал свой пистолет и приставил его к виску всё ещё смирно сидящего Савелия.
– Верка! – закричал Карась, едва не поперхнувшись колбасой. – Ты с ума сошла? Не нужно злить этих людей, лучше довериться им, тогда мы хоть что-то получим, а это лучше чем ничего.
– Да подавитесь же вы все! Вам нужна икона, получайте! – женщина рванулась к шкафу, распахнула её и достала обёрнутый сукном и перевязанный верёвкой свёрток.
Когда Верка бросила свёрток на постель, толстяк рванулся к кровати, сунул за пояс наган и руками разорвал бечевку. Он не успел увидеть икону, потому что как только он попытался сорвать с иконы сукно, в руках Верки словно по волшебству сверкнула сталь. Грохнул выстрел, затем второй…
Первая пуля угодила долговязому в грудь, вторая же попала прямо в лоб. Следующий выстрел предназначался толстяку, но тот, несмотря на видимую неуклюжесть, проявил чудеса проворства. Он прикрылся иконой, Верка замешкалась, и очередная пуля, просвистев у самого виска толстяка, угодила в стену. Верка шагнула вперёд, но толстяк уже выхватил наган и тоже начал стрельбу. Взвывший от страха Карась забился в угол и орал что есть мочи. Толстяк навёл наган на Верку и в очередной раз нажал на спусковой крючок. Он наверняка бы попал, но в самый последний момент Савелий, излучавший на протяжении всего вечера чудеса невозмутимости, рванулся вперёд и толкнул толстяка плечом. Когда грохнул следующий выстрел, забившийся в уголке Карась завизжал и начал биться в судорогах. Толстяк упал, зацепившись ногой за кровать. Воспользовавшись тем, что толстяк упал, Верка бросилась к нему и в упор расстреляла в бандита все оставшиеся в её пистолете патроны.
О том, что их ищут воры, Верке поведал заведующий производством местной мебельной фабрики «Берёзка» Сима Гольдберг. Именно этот человек, этот пухлощёкий носастый старикашка, с которым Верка частенько проводила время и от которого получала стабильный доход, помог женщине найти снятое ею накануне ограбления жилище. Так как Верка ублажала Гольдберга не только физически, но и морально, старый еврей испытывал к женщине самую искреннюю симпатию. Гольдберг регулярно жаловался Верке на свою сварливую жёнушку, которая не давала бедолаге покоя, пилила его за всякую ерунду и всё время требовала денег. Несмотря на то что Верка удовлетворяла естество похотливого старикана по полной, Гольдберг частенько называл Верку доченькой, временами же, уткнувшись лицом, рыдал у неё на груди как малый капризный ребёнок.
После того как они сделали дело и завладели иконой, Верка решила, несмотря на то что обещала Савелию завязать, срубить напоследок деньжат. Как ни парадоксально, именно это их и спасло. Заявившись к Гольдбергу и выслушав очередную тираду о том, как ему достаётся от жены, Верка узнала неприятную для себя новость. Совершенно случайно она услышала от старого еврея, что воров, ограбивших Псково-Печорский монастырь, ищут люди Кеши Архимеда. Верка ужаснулась.
Подробности узнавать от Гольберга Верка не решилась. Когда Верка вернулась к своим подельникам, она сообщила обоим ужасную весть и запретила Савелию и Карасю выходить на улицу. После этого она взяла все свои оставшиеся сбережения и через другого своего приятеля приобрела карманный браунинг и коробку патронов для него.
Когда с толстяком было покончено, Верка подбежала к брату, опустилась на колени и попыталась сжать рану рукой. Пуля угодила в живот. Карась дрожал, на улице раздавались крики и женский визг. Савелий подошёл к окну и слегка отодвинул шторки.
– Скоро здесь будет милиция. Если мы хотим, чтобы нас не поймали, нужно уходить сейчас, – сказал монах.
– Я его не брошу! – сквозь яростное рыдание процедила Верка.
Карась попытался встать, но не смог, Савелий протянул Верке полотенце.
– Зажми этим рану, это остановит кровь. Больше ты ему уже ничем не поможешь. Скоро здесь будут медики и милиция. Мы должны уходить, а за него мы вместе помолимся.
– К чёрту твои молитвы!
Карась приподнял голову и, наверное, впервые в своей жизни поступил по-мужски.
– Пистолет, – прошептал он.
– Что пистолет?
– Дай мне свой пистолет.
Савелий тут же поднял Веркин браунинг, протёр его полотенцем и всунул Карасю в руку. После этого монах прижал рану и поднялся.
– Пойдём, – Савелий поднял с пола икону и потянул Верку за руку.
– Нет! Так нельзя! Нельзя же…
– Мы помолимся за него потом, а сейчас нужно уходить.
И Верка, сглатывая слёзы, вслед за Савелием двинулась к выходу.
Андрес Янович снова прервал рассказ и попросил жену сделать ему чая. Он пил долго, всё время молчал и о чём-то думал. Настя и Веня тихонько сидели и ждали, что будет дальше. Наконец Веня не выдержал.
– Это вся история?
– Почти, – ответил Андрес Янович.
– Хорошо, но напрашивается вопрос: откуда вы всё это узнали?
– Через два дня тело Верки нашли на пустыре в Борисовичах. Кто-то задушил её, и эту смерть никак не связали с ограблением монастыря. Милиция посчитала, что убийца – один из Веркиных клиентов, его так и не нашли. Так как Карася, Жилу и Мартына нашли совсем в другом месте, и именно при них нашли украденные в монастыре ценности, в ограблении монастыря обвинили именно их троих. Был суд, Карась признался в краже из монастыря и получил новый срок. Уже в камере, когда ему сообщили, что Верка мертва, Карась рассказал свою историю одному из своих сокамерников. Это был человек Архимеда, поэтому, когда он вышел из тюрьмы, то поведал эту историю мне.
– Получается, Савелий убил Верку и забрал икону себе? – спросила Настя.
– Савелий был влюблён в Верку, если он и убил её, то сделал он это явно не из-за иконы.
– Почему вы так думаете?
Андрей Янович поднялся, спустился в свой сад и, уже стоя среди гибискусов, спросил:
– Вы ведь приехали сюда на машине? Не желаете немного прокатиться?
– Если это нужно для дела, то разумеется: поедем, куда скажете, – сказала Настя.
Уже смеркалось, но доехали быстро. Саня Зорин задремал на переднем сиденье, Михалыч на этот раз тоже молчал и лишь изредка поглядывал на Садовода в заднее зеркало. Когда показались башни кремля, Саня тут же проснулся.
Белокаменные стены, высокие башни и маковки церквей – монастырь был больше похож на крепость, нежели на место обитания смиренных иноков. Они проехали к проездным воротам и остановились. Садовод подошёл к воротам и громко постучал. Двери отворились лишь спустя полчаса, как объяснил Андрес Янович, придётся подождать окончания вечерней службы.
Архимандрит Феофан оказался крепким чернобородым мужчиной лет пятидесяти. Он был широкоплеч, но не грузен. В его волосах местами пробивалась седина, его лицо казалось немного отрешённым и чем-то походило на маску. Андрес Янович поклонился священнику и поцеловал ему руку.
– Вы, скорее всего, не причисляете себя к людям верующим, но я исповедую православие, – пояснил Садовод Насте и обратился, на этот раз уже к настоятелю. – Ваше преподобие, мои друзья интересуются судьбой пропавшей иконы и хотят видеть последнего, кто держал её в руках.
Настоятель подошёл к двери, позвал кого-то рукой и что-то прошептал. Он вернулся к гостям и ровным голосом изрёк:
– Чем же вызван ваш интерес, дети мои, к нашей бесценной святыне?
– Наш новый друг рассказал нам историю, согласно которой икону похитил один из ваших монахов, – сказала Настя. – Мы хотели бы знать, куда он мог её подевать.
– Икона утрачена, дети мои, и я боюсь, что на этот раз уже навсегда. А вот и тот, о ком вы говорили. – Дверь распахнулась, и в комнату вошёл скрюченный мужчина в монашеском одеянии. – Савелий, подойди! Не бойся, эти люди не причинят тебе вреда.
Покорно покачивая головой, вошедший приблизился на пару шагов и остановился. Его глаза казались опустошёнными и смотрели куда-то в сторону. Рот был приоткрыт, по куцей совершенно седой бородёнке скатывалась слюна.
– Это Савелий! Он не сможет рассказать вам о пропавшей иконе, потому что уже давно не говорит ни слова. Новые люди его пугают, поэтому, если вы не против, я хотел бы отправить его обратно, в его келью.