– Виктор Матвеевич сказал, что у него жена заболела. Скорую вызвали, так он домой поехал. Извинился и сказал, что к концу дня постарается вернуться, – сказал Славин.
– Пусть не торопится, а то у меня от его кислой рожи, по-моему, уже изжога началась.
– Мне, кстати, тоже нужно уехать, – заявил Славин. – По работе! Это насчёт нашего Ромашко…
– Сдался тебе этот Ромашко! Говорил же, что он не имеет отношения к Фишеру!
– Корнев приказал все версии проверять, а тут новые факты вскрылись. Могу детально доложить…
– Не интересует меня твой Ромашко, – огрызнулся Зверев. – Проваливай. Толку от вас никакого. Скажи только, ты не знаешь, кто эту фотографию принёс?
– Не я, может, Веня?
– Я тоже не приносил! – сказал Костин. – Это наверняка Настя поставила, говорят, она здесь чуть ли не до ночи писала.
– А почему вас это так интересует, Павел Васильевич? – спросил Славин. – Позвольте полюбопытствовать.
– Потому что я должен быть уверен, что в этот кабинет никто из посторонних не ходит! Вот почему! Хватит уже на мою шею убитых свидетелей! Ты почему Настю одну к свидетельнице отпустил?
– Так она же вроде бы…
– Живёт близко, – съязвил Зверев. – А тебе лень свою задницу от стула отрывать. Может, зря я тебя из дежурки забрал? Назад ещё не просишься?
– Зря вы так, Павел Васильевич, – обиженно пробубнил Веня. – Просто Настя сама так решила, а она же у нас старшая, а я кто? Стажёр…
– Так вот иди, стажёр, и охраняй Настю, и свидетельницу охраняй! Отвечаешь мне за неё головой. Думаю, с этим ты справишься, моряк, герой-черноморец? Как ты там говорил? Полосатый десант?
– Говорил!.. Разрешите идти, товарищ начальник?
– Вали!
– А куда ехать-то?
– Вот те раз! Он не знает, куда ехать. Это же твоя информация! Вы ж эту свидетельницу нашли, а ты теперь у меня её адрес спрашиваешь? – Зверев схватил листок, переписал данные себе в блокнот и сунул бумажку Вене.
– «Алевтина Тихоновна Артюхова, Полтавская, 21»! – вслух прочёл Веня. – Уже бегу.
– Езжай уже, и чтобы ни один волосок…
Веня вышел за дверь вслед за Славиным, и Зверев остался в одиночестве. «Опять со всеми разлаялся, ну и чёрт с ними!» – Зверев стукнул по столу кулаком и погрузился в чтение.
Едва осилив ещё одну страницу, он начал клевать носом, не успев дочитать буквально несколько строк. Надо же было всё это написать!
Телефонный звонок заставил его вздрогнуть. Зверев взял трубку и прохрипел:
– Алло!
– Павел Васильевич? Вы? Что у вас с голосом? Не узнала, богатым будете!
Услышав Настин голос, Зверев тряхнул головой, взъерошил волосы. У него словно гора свалилась с плеч. После ухода Костина прошло не меньше получаса, значит, Веня уже должен быть на Полтавской.
– Настя! Куда ты подевалась? Что ещё за самодеятельность? Почему одна пошла к свидетельнице? Хоть бы Веню взяла, я вообще-то волнуюсь!
– Да что вы говорите? Кстати, Павел Васильевич, мы с вами, кажется, договорились, что фамильярное общение оставим для внеслужебного времени, а на работе будем соблюдать официальный тон!
– Настя, перестань. Чувствую возбуждение, неужели что-то выяснила?
Даже через телефонную трубку было видно, как девушка возбуждена.
– Нашла! Нашла! Ты читал мой отчёт?
– Не до конца. Узнал много интересного о печорских бандитах и вырубился прямо за столом.
– Бессонная ночь? – в голосе Насти мелькнула тревога.
– Так и есть! Всю ночь не мог уснуть. Пожалел, что вас вдвоём отпустил. Веня хоть и бравый морячок, но опыта у него пока ещё маловато. Веня сказал, что местный начальник не хотел вам помогать.
– Так и есть.
– Но помог, потому что ты помогла им за пару часов раскрыть какое-то убийство? Ты молодец! Но вот в одиночку на допросы больше не ходи.
– Подумаешь! Что тут такого?
– Ты, кстати, откуда звонишь?
– Из квартиры Алевтины Тихоновны с Полтавской, она просто прелесть. Такая бойкая и симпатичная тётечка. Угостила меня замечательным чаем, а теперь намывает посуду.
– Я там к тебе Веньку отправил, он уже должен быть где-то рядом. Прошу, будь осторожна.
– Как же вы за своих свидетелей волнуетесь, товарищ капитан!
– В первую очередь я волнуюсь о тебе!
В трубке послышалось довольное урчание, Зверев начал злиться.
– Угомонитесь, Павел Васильевич. Ничего со мной не случится. Слушайте же, что я узнала. Это просто бомба! – Настя говорила быстро, через трубку было слышно, как кто-то гремит посудой. – Когда я стала расспрашивать Алевтину Тихоновну про Кресты, она сразу стала говорить про Фишера! Его там знали многие, и поэтому первое, что я сделала, – это показала свидетельнице фото Ромашко.
– И ты туда же! Мы же уже, кажется, выяснили, что Ромашко не Фишер.
– Всё так и есть, но попытаться-то стоило? Тем более в итоге узнала такое…
– Рассказывай же…
– Когда я доставала из своей папки фото Ромашко, у меня на стол выпала ещё одна фотография, та самая, с праздника. Помните, когда Боренька Штыря нас сфотографировал?
– Помню! Говори же, не томи.
– Увидев это фото, Алевтина Тихоновна поведала следующее. Оказывается, у Фишера была Тень.
– Что ещё за тень? – Зверев насторожился и уселся поудобнее.
Глава вторая,в которой мы расскажем о том, что довелось пережить Алевтине Артюховой в годы войны
д. Ротово, Печорский район, июль 1941 г.
– Ой, мамоньки! Едут!
Услышав доносившиеся со двора крики, она бросилась к окну.
Поначалу всё стихло, и Алевтина вышла на крыльцо. Тут она уже отчётливо услышала глухое урчание моторов – колона шла с эстонской стороны. С соседней улицы послышался яростный лай. Раздались выстрелы, лай тут же прекратился. Мимо хаты Алевтины пробежала запыхавшаяся соседка Лидка Храмова.
– Алька, с ума сошла? Прячься, глупая! – Лидка остановилась, оперлась на поленницу отдышаться. – Они Бушуя с Найдой подстрелили.
– Насмерть? – ойкнула Алевтина.
– Бушуй им прямо под колёса мотоцикла выбежал, чуть руку водителю не прокусил, так тот, что сзади сидел, тут же очередь выпустил, потом вторую. Бушую прямо в голову пуля попала, а Найда ещё скулила, когда этот ирод проклятущий третий раз пальнул. Я как поняла, что деется, так за сараем укрылась. А как стрельба началась, так уж рванула, что было мочи, чуть сердце не выскочило, как я бежала. Иди и ты, Алевтина, ступай в хату и не высовывайся. Может, если не тревожить их, оно и обойдётся, вот только чует моё сердце, что скоро и до нас очередь дойдёт.
Бушуй и Найда, две здоровенные лайки из одного помёта, принадлежали местному охотнику Яшке Солодовникову. Обе собаки, хоть и были натасканы на крупного зверя, были, в сущности, довольно безобидными, хотя облаять могли любого. Именно они, Бушуй и Найда, стали первыми, кто пал от руки оккупантов в тот страшный день.
Когда по деревне пошли слухи, что немцы скоро зайдут в Ротово, Яшка Солодовников привёл Лидке Храмовой своих псов. Он попросил приглядеть за собаками, а сам, забрав двустволку, ушёл в сторону Лавровского леса вместе с председателем сельсовета Григорием Ильичом Скобелиным и ещё несколькими ротовскими мужиками.
Они вместе с немногими отбившимися от своих частей бойцами сколотили небольшой отряд и партизанили в здешних лесах почти до самой весны. В конце мая отряд попал в засаду, Яшка и Скобелин попали в плен и были повешены прямо напротив здания сельсовета.
Но всё это Алевтина узнала уже после войны. Сейчас же она наблюдала, как в Ротово входят немцы.
Предположения Лидки сбылись. Спустя примерно полчаса голова колонны остановилась возле дома председателя. Из грузовиков высыпали солдаты в мышиной форме и в касках. Они рассыпались по деревне, точно горох, стали выгонять людей из домов и сгонять их к дому председателя.
Всех собрали в общую кучу, и начался отбор.
Сначала в сторонку отвели всех детей моложе пятнадцати лет. Глашка Солдатова, которая не хотела отпускать от себя пятилетнего сына Мишку, попробовала возразить. Когда солдат схватил мальчика за руку и попытался вырвать у матери, та набросилась на него с кулаками. Немец побагровел и ударил женщину прикладом. Удар пришёлся точно в висок. Глашка рухнула и затряслась, возле её головы тут же образовалась красная лужица. Вскоре женщина застыла уже навсегда. Мишку потащили к остальным детям, он весь трясся и не мог произнести ни звука. После случившегося немцам уже не перечили.
Вслед за детьми в сторону отвели стариков.
Остальных, и женщин, и мужчин, стали подводить к высокому офицеру по одному. Немец осматривал пленных, что-то говорил по-немецки своему помощнику, тощему ефрейтору, тот спрашивал на ломаном русском:
– Тфой группа крофи?
Васька Фролов, немного понимающий по-немецки, шепнул Алевтине на ухо:
– Кровь им нужна для переливания. Раненых у них много, вот они и отбирают тех, кто покрепче.
Алевтина, как и большинство других жителей Ротово, не имела понятия о номере своей группы крови. Когда женщину подвели к высокому офицеру, тот ухватил её за подбородок, попросил знаками открыть рот, посмотрел зубы и одобрительно кивнул. Всего отобрали двадцать три человека и, построив в колонну, погнали в сторону Желябино, где располагалась железнодорожная станция. Там их загнали в вагоны-теплушки, и поезд двинулся в сторону Пскова.
Они ехали почти сутки. Каждые полчаса поезд останавливался и подолгу стоял. Где-то вдали раздавался грохот, то и дело рвались снаряды, над головой, гудя, точно гигантский пчелиный рой, летели самолёты с крестами на крыльях и фюзеляже.
Красная армия отступала, немцы вот-вот должны были занять Псков.
Когда они прибыли на место, их выгнали на перрон и повезли в поле. Там за передовой и находился полевой госпиталь, в который их везли.
Забор крови был поставлен на поток. У каждого откачивали не меньше литра за раз, после чего сгоняли под наспех сооруженный навес. Кормили их один раз в день похлёбкой, сваренной из картофельных очисток, брюквы и рыбьих голов. От одного только запаха этого варева многих тошнило. Тех, кто отказывался есть, били и кормили силой.