Там он заявляет о необходимости организации нового крестоносного предприятия. Славного героя великого похода принимают с восторгом. Его поклонники повсюду устраивают торжественные встречи, сотни рыцарей признают его своим вождем и из его рук принимают крест. Но особенным, небывалым триумфом стало для норманна путешествие по Франции. Тысячи людей стоят на коленях в ожидании его благословения; самые знатные феодалы спорят за право принять у себя всеобщего кумира; матери умоляют его стать крестным отцом их детей. На какое-то время Боэмунд становится в Европе вторым после Бога. Наконец, как кульминация великой встречи – женитьба на Констанции, дочери французского короля Филиппа. Когда-то владелец мельчайшего княжества Тарентского, он становится членом королевской семьи, то есть встает в один ряд с крупнейшими властителями Европы. Это ли не достойный финал жизненной карьеры? Но неуемный норманн хочет еще большего.
К осени 1007 года вокруг Боэмунда в Апулии собирается мощное 34-тысячное войско. Конечно, численностью оно уступает гигантским ополчениям Первого крестового похода, но по своим боевым качествам стоит на порядок выше. В нем нет того человеческого балласта из плохо вооруженных, незнакомых с военным делом крестьян; здесь собрались рыцари, оруженосцы, профессиональные воины-пехотинцы. И нет никаких сомнений, что с такой армией Боэмунд решил бы задачу превращения Антиохийского княжества в сильнейшее государство – гегемона Передней Азии. Но... Боэмунд отказывается от похода в Сирию.
В октябре его армия высаживается на византийском берегу и стремительным маршем движется к имперской крепости Диррахий. Норманнский князь, явно переоценив свои силы, вступает в смертельную борьбу с самым сильным государством Европы – Византийской империей.
Мы не знаем, что послужило толчком к неожиданному решению Боэмунда. Возможно, то были воспоминания молодости, когда он вместе со своим отцом Робертом Гвискаром сражался в этих же местах со слабой тогда империей. Или чарующий образ короны византийских базилевсов застил глаза старого опытного полководца. А может быть, ослепленный своим небывалым триумфом на Западе, он поверил в собственную непобедимость... Если так, то прошедший огонь и воду норманн испытания медными трубами не выдержал, поскольку борьба с Византией, да еще на ее исконных землях, была в военном отношении чистейшей авантюрой. К тому времени эпоха слабости империи завершилась, манцикертская катастрофа ушла далеко в прошлое, и к 1107 году Алексей Комнин располагал армией, в несколько раз превосходящей войско Боэмунда.
Тем не менее, Боэмунд смело приступил к осаде Диррахия. Вскоре, правда, выяснилось, что город превосходно подготовлен к обороне (не доверял Алексей I своему старинному врагу, ох, не доверял!), в крепости был сильный гарнизон и большие запасы «греческого огня»[44] и других видов вооружений. Осада затянулась, а тем временем сюда начали стягиваться крупные византийские отряды. Постепенно они окружили войско тарентского князя плотным кольцом, но не предпринимали никаких попыток открытого боя, зная способности Боэмунда как полководца. Ситуация несколько походила на антиохийскую десятилетней давности, и, наверное, это приходило в голову норманну, потому что весной он приказал разломать свои корабли, чтобы построить из этого дерева осадные машины. В Антиохии крестоносцев спасло то, что они вовремя успели взять город, и теперь Боэмунд, в надежде на повторение чуда, бросил на штурм крепости все силы, какие только мог. Один штурм следовал за другим; были разрушены многие стены, но крепость упорно оборонялась, то и дело нанося католической армии огромный урон залпами «греческого огня».
Летом 1108 года Боэмунд понял, что антиохийское чудо не повторится. Диррахий неприступен, армия окружена и с суши и с моря, продовольствие заканчивается. Как всегда при неудачах, ширится недовольство войска, некоторые франкские вожди переходят на сторону врага. Когда угас последний луч надежды на возможную помощь извне, норманн признал, что потерпел поражение. В сентябре Боэмунд отправляется в штаб-квартиру Алексея Комнина в Деаполисе и подписывает крайне унизительные условия мира, а по сути – полную капитуляцию. Войско его расходится по домам, и сам Боэмунд, постаревший разом на десяток лет, отправляется в свой родной Тарент. Здесь в марте 1111 года, так и не увидев больше любимой своей Антиохии, главный герой Первого крестового похода умирает.
С ним вместе уходит в прошлое эпоха героических деяний крестоносцев, эпоха непрерывного наступления и великих побед (чередующихся, впрочем, со столь же великими поражениями). Еще будут небольшие успехи, еще впереди целые столетия борьбы, но уже никогда в среде крестоносцев не появится человека, равного талантом Боэмунду. Выдающийся полководец, блестящий политик, первым осознавший настоящую цель крестового похода – создание могущественного христианского государства, аванпоста Запада в мусульманском мире. Он не раз был близок к своей цели, но с наступлением нового века судьба словно отвернулась от него, и человек-легенда умирает в том самом месте, откуда за пятнадцать лет до того он отправился в великий поход, обессмертивший его имя.
Смерть Боэмунда и предшествующая ей неудача значительно осложнили положение еще неокрепших крестоносных государств Леванта. Мосульский эмир Маудуд в 1110 и 1111 годах наносит ряд серьезных поражений Танкреду. Судьба Антиохии вновь висит на волоске, но ее спасает то, что возгордившийся успехами Маудуд начинает вызывать сильное недовольство других мусульманских владык. И Танкред совершает поступок, который до этого считался просто невозможным – он вступает в союз с некоторыми исламскими эмирами, своими противниками. И с этих пор подобные, некогда совершенно противоестественные, союзы становятся постоянной практикой. Более того, иногда союзы с мусульманами заключаются против своих же братьев-христиан!
А в 1113 году на политическую арену Передней Азии выступает еще одна сила – после двадцатилетнего скрытого существования начинают открытую борьбу, которая станет войной всех против всех, убийцы-ассасины. И первой их жертвой становится победоносный Маудуд, убитый фанатиком-ассасином в Дамаске на глазах у десятков свидетелей. Старец Горы, Хасан ибн Саббах, из своей неприступной Аламутской твердыни отдает первые страшные приказы, знаменующие собой начало эпохи террора.
К этому времени умирает и Танкред (в 1112 году), и на антиохийский престол всходит его родственник Роджер дель Принчипато – скорее итальянец, чем норманн. Смерть Маудуда развязывает Роджеру руки, и он добивается довольно значительных успехов. В 1118 году его отряды захватывают последнее укрепление, закрывающее путь на Халеб. В следующем году антиохийский князь собирает большое войско и движется на восток, чтобы раз и навсегда решить проблему Халеба. Сам этот город переживает отнюдь не лучшие времена; после гибели Ридвана в 1113 году маленький эмират постоянно балансирует на грани гражданской войны. Многие воины отказываются подчиняться убийце Ридвана – узурпатору Лулу. Тогда в последней надежде спастись тот призывает на помощь мардинского эмира Ильгази, небогатого князя, но хорошего воина.
Ильгази приводит с собой внушительную конную орду туркмен (до сорока тысяч человек) и занимает позиции к северо-востоку от Халеба. Здесь, у местечка Белат, 27 июня и состоялось сражение, которое поставило окончательную точку в гегемонистских амбициях Антиохии. Войско Роджера было застигнуто врасплох и потерпело сокрушительное поражение. Погибли тысячи рыцарей и солдат, в числе павших был и сам предводитель. Ильгази бросает свое войско на запад.
Спас Антиохию Балдуин II (бывший граф Эдесский, один из «сотворцов» Харранской катастрофы), только что вступивший на престол Иерусалимского королевства. В кровопролитном бою под Данитом он сумел остановить наступление Ильгази, а вскоре эмир Мардина и вовсе отступил, решив больше не искушать судьбу.
1119 год стал определенным водоразделом в истории молодых крестоносных государств. Данитская битва фактически завершила почти беспрерывную череду войн «до полной победы». Наступала новая эпоха, тоже достаточно кровавая, но все же намного более мирная. Один за другим уходили из жизни первые крестоносцы; на авансцену истории Леванта явилось новое поколение «Христовых воинов», поколение, для которого завоеванные земли были Родиной. Оно уже не хотело непрестанных войн и желало наконец воспользоваться плодами победы, завоеванной их отцами. В четырех крестоносных государствах[45] налаживалась мирная жизнь; сыновья героев Первого крестового похода становились вполне миролюбивыми феодалами, торговцами, ремесленниками. Они уже не хотели служить в армии, предпочитая откупаться от военной службы. Все труднее становилось собирать ополчение, и это уже начало угрожать безопасности самих этих государств. Нужны были серьезные изменения в военном строительстве, и вскоре необходимое решение было найдено. Начали возникать духовно-рыцарские монашеские ордена.
Глава 11Иоанниты – монахи и воины
Из трех крупнейших духовно-рыцарских орденов, основанных крестоносцами, самую длинную историю, перебросившую мост от первых крестоносцев клермонского призыва до современности, имеет орден братьев-госпитальеров, или иоаннитов. Основанный участниками первого крестового похода, орден менял и свое название, и деятельность, и местоположение. Под ударами сильнейших врагов, мусульман и христиан, он отступал, теряя территории, бывшие домом для многих поколений рыцарей. Святая Земля, Кипр, остров Родос, Мальта, даже Россия (двести лет назад великим магистром иоаннитов стал российский император Павел I) – таков далеко не полный путь крестового братства. Но орден устоял, преодолел превратности судьбы и дожил до наших дней. В 1988 г. состоялось избрание на должность очередного руководителя ордена Эндрю Бэрти – простого школьного учителя из английской глубинки. Скромный преподаватель английского языка получил впечатляющий титул, который полностью звучит так: «Его преосвященное высочество, фра (брат) Эндрю Бэрти, семьдесят восьмой князь и великий магистр суверенного военного ордена Святого Иоанна Иерусалимского, Родосского и Мальтийского». Так история переплелась с современностью. Шагнем же теперь на девятьсот лет назад, к истокам «священного братства рыцарей Христовых».