[90] и около тысячи двухсот артиллерийских орудий. Но главным было приобретение поистине первоклассной крепости, непрерывно укреплявшейся на протяжении почти трехсот лет.
Сдача Мальты французам вызвала настоящий взрыв негодования в Европе, где проживало подавляющее большинство мальтийских рыцарей. Реакция братьев-госпитальеров была по тем временам почти молниеносной: Фердинанда Гомпеша обвинили в измене орденскому делу и лишили сана великого магистра. Великий приор немецкого «языка»[91] князь Хайтерсхайм даже потребовал предать Гомпеша публичному суду рыцарской и христианской чести. В ряде государств, воюющих с Францией, в отместку за преступную сдачу Мальты были конфискованы все владения иоаннитов. У Мальтийского ордена буквально горела земля под ногами. И в этом тяжелейшем положении на помощь мальтийскому братству пришел российский император Павел I – «последний рыцарь на троне». Началась короткая, но яркая «русская глава» в истории ордена[92].
Мальтийцы современности
В декабре 1798 года Павел I был провозглашен новым великим магистром Мальтийского ордена. Мальтийские изгнанники получили доходные места при императорском дворе, а для российских дворян были основаны два новых приорства ордена с 98 командорствами. Полное согласие (правда, только в устной форме) с происходящими переменами выразил и папа Пий VI.
Павел даже начал готовить экспедицию с целью освобождения Мальты (к этому времени она уже была отвоевана у французов англичанами, которые, однако, отказались вновь передать ее госпитальерам). Никто особенно не протестовал против явного нонсенса: католический военно-монашеский орден, подчиняющийся непосредственно римскому первосвященнику, возглавил православный женатый монарх суверенного государства. Все ограничилось довольно робкой критикой действий Павла некоторыми европейскими иоаннитами (особенно в Баварии, откуда родом был Гомпеш) и рядом русских дворян, недовольных двусмысленным положением императора. Пока Павел I был жив, взаимоотношения ордена и России казались безоблачными. Но в марте 1801 года царь был убит в собственном дворце, и с его смертью орден потерял последнего покровителя.
Следующие тридцать лет были временем быстрой деградации мальтийского братства. Утрата третьей своей родины лишила госпитальеров не просто места обитания – с этого времени орден утрачивает и свою позитивную программу, принятую с 1120 года и находится уже на грани не только политической, но и духовной гибели. Все земли госпитальеров в Европе были конфискованы; со времени смерти Павла I в ордене не выбирался великий магистр, его замещал так называемый «лейтенант великого магистра», назначаемый папой. Фактически, к 1830 году орден прекратил свое существование в том виде, какой придал ему в XII веке великий отец-основатель ордена Раймунд дю Пюи.
И все же Мальтийский орден не умер. С тридцатых годов XIX века началось его постепенное возрождение уже в новом качестве. Теперь во главу угла были положены самые ранние принципы иоаннитов – те, с которых начиналась история братства: благотворительность, помощь больным и страждущим, основание госпиталей и гостиниц для паломников. И уже в этом виде орден вновь стал набирать силу. В 1834 году госпитальеры получили свою резиденцию в Риме на виа Кондотти, а позже и виллу на Авентинском холме. Оба владения экстерриториальны, что позволяет ордену до сих пор сохранять в названии эпитет «державный» (независимый, суверенный) и его, без большой натяжки, можно назвать самым маленьким государством современного мира.
Сегодня «Державный военный орден госпиталя святого Иоанна Иерусалимского, Родосского и Мальтийского» представляет собой одну из крупнейших организаций под патронажем католической церкви. В ордене состоит более десяти тысяч официальных и около миллиона ассоциированных членов. Ему принадлежат сотни госпиталей, детских домов и пунктов помощи голодающим и беженцам. Мальтийский крест из военного символа уже превратился в символ помощи, соперничая в этом с Красным Крестом. И в протестантских странах открываются иоаннитские братства, которые, хотя и не подчиняются Мальтийскому ордену, но связаны с ним едиными целями. Таковы ордена св. Иоанна в Швеции и Голландии, великое приорство ордена св. Иоанна Иерусалимского в Великобритании. Большой популярностью в Англии пользуется «Скорая помощь Святого Иоанна» – медицинская благотворительная организация, бесплатно оказывающая срочные врачебные услуги.
Таким образом, «последние крестоносцы» смогли найти себя и в рамках современного мира. Они пользуются авторитетом и поддерживаются многими правительствами. Мальтийский орден поддерживает дипломатические отношения с более чем пятьюдесятью государствами мира и является одной из самых уважаемых международных организаций. А в 1989 году ордену была торжественно передана в дар от мальтийского народа резиденция великого магистра. После долгих лет скитаний Мальтийский орден вернулся домой.
ПРИЛОЖЕНИЕХроники и документы эпохи крестовых походов.
I. Первый крестовый поход
Клермонский призыв(из хроники Роберта Реймсского «Иерусалимская история»)
Кн. 1, гл. 1. В год воплощения Господня тысяча девяносто пятый, в земле Галльской, а именно в Оверни, торжественно происходил собор в городе, который называется Клермон; участвовал в соборе папа Урбан II с римскими епископами и кардиналами. И собор этот был чрезвычайно славен тем, что съехалось множество галлов и германцев, как епископов, так и князей.
Разрешив на нем дела церковные, господин папа вышел на обширную размерами площадь, ибо никакое помещение не могло вместить всех (присутствовавших). И вот папа обратился ко всем с убедительной речью, (проникнутой) риторической сладостью; он сказал (так):
«Народ франков, народ загорный, (народ), по положению земель своих и по вере католической, (а также) по почитанию святой церкви выделяющийся среди всех народов; к вам обращается речь моя и к вам устремляется наше увещевание. Мы хотим, чтобы вы ведали, какая печальная причина привела нас в ваши края, какая необходимость зовет вас и всех верных (католиков). От пределов иерусалимских и из града Константинополя пришло к нам важное известие, да и ранее весьма часто доходило до нашего слуха, что народ персидского царства, иноземное племя, чуждое Богу, народ, упорный и мятежный, неустроенный сердцем и неверный Богу духом своим, вторгся в земли этих христиан, опустошил их мечом, грабежами, огнем, самих же погубил постыдным умерщвлением, а церкви Божьи либо срыл до основания, либо приспособил для своих обрядов...
...Греческое царство уже до того урезано ими и изничтожено, что (утраченное) не обойти и за два месяца.
Кому выпадает труд отмстить за все это, вырвать (у них), кому, как не вам, которых Бог превознес перед всеми силою оружия и величьем духа, ловкостью и доблестью сокрушать головы врагов своих, которые вам противодействуют?
Да подвигнут вас и побудят души ваши к мужеству деяния ваших предков, доблесть и слава короля Карла Великого и сына его Людовика (Благочестивого) и других государей ваших, которые разрушили царства язычников и раздвинули там пределы святой церкви. Особенно же пусть побуждает вас святой Гроб Господень, Спасителя нашего, Гроб, которым ныне владеют нечестивые, и святые места, которые ими подло оскверняются и постыдно нечестием их мараются.
О могущественнейшие воины и отпрыски непобедимых предков! Не вздумайте отрекаться от их славных доблестей, – напротив, припомните отвагу своих праотцев. И если вас удерживает нежная привязанность к детям, и родителям, и женам, поразмыслите снова над тем, что говорит Господь в Евангелии: «Кто оставит домы, или братьев, или отца, или мать, или жену, или детей, или земли ради имени Моего, получит во сто крат и наследует жизнь вечную».
Да не привлекает вас к себе какое-нибудь достояние и да не беспокоят какие-нибудь семейные дела, ибо земля эта, которую вы населяете, сдавлена отовсюду морем и горными хребтами, она стеснена вашей многочисленностью, обилием же богатств не преизбыточествует и едва прокармливает тех, кто ее обрабатывает. Отсюда проистекает то, что вы друг друга кусаете и пожираете, ведете войны и наносите друг другу множество смертельных ран. Пусть же прекратится меж вами ненависть, пусть смолкнет вражда, утихнут войны и уснут всяческие распри и раздоры. Становитесь на стезю Святого Гроба, исторгните землю эту у нечестивого народа, покорите ее себе; земля же та, как гласит Писание, течет млеком и медом.
Гл. 2. Иерусалим – это пуп земли, край, плодоноснейший по сравнению с другими, земля эта словно второй рай. Ее прославил Искупитель рода человеческого своим приходом, украсил ее (своими) деяниями, искупил смертью, увековечил погребением.
И этот-то царственный град, расположенный посредине земли, ныне находится в полоне у своих врагов и уничтожается народами, не ведающими Господа. Он стремится (к освобождению) и жаждет освобождения, (он) не прекращает молить о том, чтобы вы пришли ему на выручку. Подмогу эту он требует в особенности от вас, ибо, как мы уже сказали, пред прочими сущими народами вы удостоены Богом замечательной силой оружия.
Вступайте же на эту стезю во искупление своих грехов, будучи преисполнены уверенностью в незапятнанной славе царствия небесного».
Когда папа в своей искусной речи сказал это и многое в этом роде, всех, кто там был, соединило общее чувство, так что возопили: «Так хочет Бог! Так хочет Бог!» Услышав это, достопочтенный владыка римский, возведши очи к небесам, возблагодарил Бога и, мановением руки потребовав тишины, возговорил (снова):
«Дражайшие братья... если бы не Господь Бог, который присутствовал в ваших помыслах, не раздался бы (столь) единодушный глас ваш; и хотя он исходил из множества (уст), но источник его был единым. Вот почему говорю вам, что это Бог исторг из ваших глоток такой глас, который (он же) вложил в вашу грудь. Пусть же этот клич станет для вас воинским сигналом, ибо слово это произнесено Богом. И когда произойдет у вас боевая схватка с неприятелем, пусть все в один голос вскричат Божье слово: Так хочет Господь! Так хочет Господь!
Мы не повелеваем и не увещеваем, чтобы отправлялись в этот поход старцы или слабые люди, не владеющие оружием, и пусть никоим образом женщины не пускаются в путь без своих мужей, либо братьев, либо законных свидетелей. Они ведь являются больше помехой, чем подкреплением, и представляют скорее бремя, нежели приносят пользу.
Пусть богатые помогут беднякам и на свои средства поведут с собою пригодных к войне. Священникам и клирикам любого ранга не следует идти без дозволения своих епископов, ибо если отправятся без такого разрешения, поход будет для них бесполезен. Да и мирянам не гоже пускаться в паломничество иначе, как с благословения священника. И тот, кто возымеет в душе намерение двинуться в это святое паломничество, и даст о том обет Богу, и принесет Ему себя в живую, святую и весьма угодную жертву, пусть носит изображение креста Господня на челе или на груди. Тот же, кто пожелает, дав обет, вернуться (снять обет), пусть поместит это изображение на спине промеж лопаток...».
Письмо предводителей Первого похода папе Урбану II от 11 сентября 1098 года
Достопочтенному господину папе Урбану – Боэмунд и Раймунд, граф Сен-Жилля, Готфрид, герцог Лотарингии, и Роберт, граф Нормандский, Роберт Фландрский, граф, и граф Евстафий Бульонский (посылают) привет и (обещают) верную службу и, как сыновья своему духовному отцу, (изъявляют) истинное во Христе повиновение. Все мы хотим и желаем поведать вам, сколь великой милостью Господней и явственной Его поддержкой нами (была) взята Антиохия, а турки, которые нанесли много поношений Господу нашему Иисусу Христу, были захвачены и убиты, (так что) мы, иерусалимцы Иисуса Христа, отомстили за несправедливость, причиненную Богу; (как) мы, которые прежде осаждали турок, были затем (сами) осаждены турками, явившимися из Хорасана, Иерусалима, Дамаска и многих земель, и каким образом милостью Иисуса Христа были освобождены.
После того как взята была Никея и мы разбили огромную массу турок, которых повстречали, как ты (уже) слышал, в июльские календы (1 июля 1097 г.) в Дорилейской долине, (и после того как) преследовали великого Солимана (Сулеймана II) и всех его (людей), и опустошили (его) земли и награбили богатства, приобретя и замирив всю Романию, мы приступили к осаде Антиохии. В то время пока она осаждалась нами, мы претерпели много бедствий от схваток, (происходивших) близ города с турками и язычниками, которые нередко и в большом числе нападали на нас, так что едва ли не можем сказать, что скорее сами были осаждены теми, которых держали запертыми в Антиохии. В конце концов, одолев их во всех этих сражениях и таким образом обеспечив торжество вере христианской, я, Боэмунд, сговорился с одним турком, который предал мне этот город; за день до того я вместе со многими воинами Христовыми приставил несколько лестниц к стене и так-то 3 июня мы взяли город, сопротивлявшийся Христу. Самого Кассиана, правителя этого города, мы умертвили со многими его воинами, а жен, сыновей, домочадцев вместе с золотом, серебром и всем их добром оставили у себя. Мы не сумели взять, однако, антиохийскую цитадель, хорошо укрепленную турками; когда же хотели на следующий день овладеть ею, то узрели за стенами города бесконечное множество турок, рассеявшееся по полям. Как мы и ожидали уже в течение многих дней, они пришли сражаться с нами... И вот, когда они увидели, что ничем не могут повредить нам с этой стороны, то окружили нас отовсюду так (плотно), что и никто из нас не мог выйти и к нам не мог проникнуть. По этой причине все мы были настолько удручены и пали духом, что многие, умирая от голода и погибая от всяких иных напастей, убивали своих отощавших коней и ослов и поедали (их мясо).
Тем временем на подмогу нам явилась высочайшая милость всемогущего Бога, пекущегося о нас; в храме блаженного Петра, князя апостолов, мы нашли копье Господне, которое... пронзило бок нашего Спасителя... И мы были так ободрены и укрепились благодаря находке святого копья и многими другими божественными откровениями, что те, кто до того охвачены были страхом и поникли было (духом), теперь, охваченные готовностью отважно биться, один побуждал другого.
Так-то мы находились в осаде три недели и четыре дня (с 4 по 28 июня 1098 г.), а накануне дня Петра и Павла (28 июня), вверившись Богу и исповедавшись во всех наших тревогах, молясь, вышли мы из ворот города со всем нашим воинским снаряжением; нас было настолько мало, что мы полагали сами, что нам придется не сражаться против них, а бежать от них. Тогда мы приготовились к бою и расположили отряды как пеших, так и конных с тем, чтобы главные силы пребывали с копьем Господним; в первом же столкновении (мы) принудили неприятеля к бегству... Одержав победу, мы целый день преследовали неприятелей, многих вражеских воинов поубивали, (а затем) радостные и торжествующие двинулись к городу. Крепость, о которой было упомянуто, эмир, сидевший в ней с тысячью воинов, сдал Боэмунду, сдавшись и сам; при содействии Боэмунда он обратился в христианскую веру, и таким-то образом Господь наш Иисус Христос подчинил римской религии и вере весь город Антиохию. Но, как это обычно случается, всегда в радостные события вторгается что-то печальное: 1 августа, когда военные действия прекратились, умер епископ Пюиский, которого ты направил к нам своим викарием и который в ходе всей войны пользовался великим почетом.
Ныне мы, сыновья твои, лишенные посланного нам родителя, обращаемся к тебе, духовному отцу нашему. Ты, который возгласил этот поход и словом своим побудил всех нас покинуть наши земли и оставить то, что в них было, ты, кто предписал нам преследовать Христу, неся его крест, и внушил нам (мысль) возвеличить христианское имя! Заверши то, к чему (сам) призвал нас, прибудь к нам и уговори всех, кого можешь, прийти с тобою... Не кажется ли, что нет ничего справедливее на земле, чтобы ты, являющийся отцом и главой христианской религии, пришел в главный город и столицу христианского имени и завершил бы войну, которая есть твоя собственная (война), от своего имени? Мы одолели турок и язычников, но не можем справиться с еретиками, с греками и армянами, сирийцами и яковитами. Итак, снова и снова взываем к тебе, дражайшему отцу нашему: приди как отец и глава в свое отечество, воссядь на кафедре блаженного Петра, чьим викарием ты состоишь; и да будешь иметь нас, сыновей своих, в полном повиновении... Искореняй же своей властью и нашей силой уничтожай всяческие ереси, каковы бы они ни были.
И так, вместе с нами завершишь ты поход по стезе Иисуса Христа, начатый нами и тобою предуказанный, и отворишь нам врата обоих Иерусалимов (земного и небесного) и сделаешь Гроб Господень свободным, а имя христианское поставишь превыше всякого другого.
Если ты прибудешь к нам и завершишь вкупе с нами поход, начатый твоим предначертанием, весь мир станет повиноваться тебе. Да внушит же тебе свершать это сам Бог, который живет и царствует во веки веков. Аминь!
Взятие Иерусалима(из анонимной итало-норманской хроники «Деяния франков и прочих иерусалимцев»)
Кн. X. Гл. 33. В ноябре месяце (1098 г.) Раймунд, граф Сен-Жилль, оставил со своей ратью Антиохию... В четвертый день от окончания ноября он достиг города Маарны, где скопилось великое множество сарацин, турок, арабов и прочих язычников, и на следующий же день вступил в битву с ними. Спустя немного времени за графом пустился Боэмунд со своей ратью и в воскресенье соединился с ними (провансальцами). За два дня до начала декабря они со всей мощью отовсюду обрушились на город и притом с таким жаром и стремительностью, что лестницы были подняты прямо у стен; но сила язычников была столь велика, что в тот день (наши) не смогли ничем им навредить. Увидев, что они ничего не могут поделать и только понапрасну тратят силы, наши сеньоры, (именно) Раймунд, граф Сен-Жилль, повелел соорудить могучую и высокую деревянную крепость; крепость эта была придумана и построена в четыре яруса: на верхнем ее ярусе стояло много рыцарей, и Эврар Охотник громко трубил в трубу; внизу, облаченные в свои доспехи, рыцари пододвинули крепость вплотную к стене, прямо против некоей башни. Узрев это (сооружение), язычники тотчас изготовили (метательное) орудие, с помощью которого стали бросать большие камни на (нашу) крепость, так что едва не перебили насмерть (всех) наших рыцарей. На крепость метали также греческий огонь, надеясь поджечь ее и уничтожить; но всемогущий Бог не хотел, чтобы крепость в этот раз сгорела, – она ведь была выше всех городских стен.
Наши рыцари, находившиеся на верхнем ярусе, – Гилельм из Монпелье и многие другие метали громадные камни в тех, кто оборонял городские стены, и с такой силой поражали их в щиты, что и щит, и сам неприятельский воин, убитый наповал, сваливались вниз в город. Таким образом сражались одни, а другие, держа в руках копья, украшенные геральдическими лентами и перьями, старались копьями и крючьями ухватить и притянуть к себе неприятелей. Вот так и бились до самого вечера.
А за крепостью стояли священнослужители и клирики, облаченные в церковные одеяния, моля и заклиная Бога, чтобы он защитил свой народ, вознес христианство и унизил язычество. И у другой части (стен) рыцари каждодневно бились (с неверными); они приставляли лестницы к стенам города, но отпор язычников был таков, что никакого успеха наши не могли добиться. Наконец, Гуфье де Латур первым кинулся по лестнице на стену; однако под тяжестью множества других лестница тотчас сломалась; все же с несколькими воинами он влез на гребень стены. Остальные разыскали еще одну лестницу, и поднялись по ней многие рыцари и пехотинцы; они взобрались на стену. Тогда сарацины ринулись на них и на (самой) стене, и (внизу) на земле с такой яростью, пуская стрелы и пронзая их прямо своими копьями, что многие из наших, охваченные страхом, попрыгали со стены.
В то время, пока эти отважнейшие мужи, остававшиеся на гребне стены, принимали на себя их удары, другие, находившиеся внизу, под укрытием крепости, вели подкоп стены. Сарацины, увидев, что наши ведут подкоп, были объяты ужасом и принялись спасаться бегством в город. Все это произошло в субботний день наступившего И декабря, в вечерний час, когда солнце садилось.
Боэмунд распорядился через переводчиков передать начальникам сарацин, чтобы они сами вместе со своими женами, детьми и прочим достоянием собрались в одном дворце, что находится повыше ворот, самолично пообещав спасти их от смертной участи.
Все наши вступили в город, и какое бы добро ни находили в домах и погребах, каждый присваивал его в собственность. Когда наступил день, где бы ни встречали кого-либо из них (сарацин), будь то мужчина или женщина, – убивали. Не было ни одного закоулка в городе, где бы ни валялись трупы сарацин, и никто не мог ходить по городским улицам иначе, как перешагивая через их мертвые тела. Боэмунд схватил и тех, которым приказал войти во дворец, и отобрал у них все, что имели, именно, золото, серебро и различные драгоценности (которые были при них); одних он распорядился умертвить, других же приказал увести для продажи в Антиохию...
Кн. X. Гл. 37. И вот, захлестнутые радостью, мы подошли к Иерусалиму во вторник, за восемь дней до июньских ид, и чудесным образом осадили (город). Роберт Нормандский осадил его с северной стороны, возле церкви первомученика св. Стефана, где тот был побит камнями за Христа; к нему (герцогу Нормандскому) примыкал граф Роберт Фландрский. С запада осаждали (город) герцог Готфрид и Танкред. С юга, укрепившись на горе Сион, близ церкви св. Марии, матери Божьей, где Господь был на тайной вечере со своими учениками, вел осаду граф Сен-Жилль... В понедельник (13 июня) мы отважно пошли на приступ; мы ринулись с таким порывом, что будь наготове лестницы, город был бы в наших руках. Все же мы разрушили малую стену и подняли лестницу на главную стену, по ней полезли наши рыцари, завязав рукопашную с сарацинами и защитниками города, – они дрались (с ними) своими мечами и копьями; многие из наших, а еще больше из неприятелей нашли (здесь свою) смерть...
...Во время этой осады мы так мучились от жажды, что сшивали шкуры быков и мулов и приносили в них воду за шесть миль; из таких-то сосудов мы пили отвратительную воду, и точно так же, как от этой мерзкой воды, каждодневно страдали мы от ржаного хлеба. Сарацины же, конечно, расставляли нам тайные засады у окрестных источников и речушек; они везде убивали наших и разрубали на части тех, кого встречали; а скотину уводили в свои пещеры...
Ночью и днем, в среду и четверг (13 и 14 июля), мы могучим усилием двинулись со всех сторон на приступ города; но прежде чем вторгнуться туда, епископы и священники, проповедуя и увещевая всех, повелели устроить Бога ради крестное шествие вокруг укреплений Иерусалима, усердно молиться, творить милостыню и соблюдать пост.
В пятницу (15 июля), когда наступил день, мы ринулись на укрепления, но ничем не смогли повредить городу; и мы были все поражены (этим) и охвачены великим страхом. Затем, с приближением часа, когда Господь наш Иисус Христос удостоился претерпеть за нас крестную муку, наши рыцари, стоявшие на подвижной башне, жарко схватились (с неприятелем); среди них (были) герцог Готфрид (Бульонский) и граф Евстафий, брат его.
В это время один из наших рыцарей по имени Летольд взобрался по лестнице на стену города. Едва только он оказался наверху, как все защитники города побежали прочь от стен, через город, а наши пустились следом за ними, убивали и обезглавливали их, (преследуя) вплоть до храма Соломонова, а уж здесь была такая бойня, что наши стояли по лодыжке в крови... Наши похватали в храме множество мужчин и женщин и убивали, сколько хотели, а сколько хотели, оставляли в живых. Много язычников обоего пола пытались укрыться на кровле храма Соломонова; Танкред и Гастон Беарнский передали им свои знамена[93]. Крестоносцы рассеялись по всему городу, хватая золото и серебро, коней и мулов, забирая (себе) дома, полные всякого добра.
(Потом), радуясь и плача от безмерной радости, пришли наши поклониться Гробу Спасителя Иисуса и вернуть ему свой долг (т. е. выполнить обет). На следующее утро незаметно наши влезли на крышу храма, бросились на сарацин и, обнажив мечи, стали обезглавливать мужчин и женщин; (иные из них) сами кидались с кровли вниз. Видя это, Танкред впал в сильный гнев.
Гл. 39. После того наши (сеньоры) постановили в совете, что каждый подаст милостыню и сотворит молитвы, дабы Бог избрал, кого пожелает, чтобы он царствовал над другими и правил городом... на восьмой день после того как город был взят (22 июля), (сеньоры) избрали князем города герцога Готфрида, который одолел язычников и спас христиан. Точно так же в день св. Петра в цепях (1 августа) избрали патриархом мудрейшего и достопочтеннейшего мужа по имени Арнульф.