ов Христа». Спор из-за Тарса, который каждый вождь считал своим, вылился вначале в личную ссору Танк-рвда с Балдуином: дело дошло даже до мечей. Их рыцари поддержали каждый своего вождя, и вскоре иепыхнул настоящий бой, в котором, благодаря численному превосходству — семьсот рыцарей против пятисот у соперника — победу одержал Балдуин, вытеснивший отряд Танкреда из города. В бою, как и положено, были убитые, раненые и даже пленные. Вот так мило развлекались порой «святые пилигримы».
Позже Танкред присоединился к основному войску, а вот ненасытный Балдуин двинулся на восток, в армянские области за Евфратом. И здесь ему неожиданно улыбнулась удача. Армянский правитель Эдессы, князь Торос, управлявший городом под верховной властью сельджуков, видимо, решил с помощью крестоносцев ликвидировать ненавистную для него мусульманскую опеку. Престарелый князь пригласил Балдуина с его отрядом в Эдессу, и, немного погодя, объявил его своим наследником. Спустя короткое время князь Торос погибает при невыясненных обстоятельствах. Презумпция невиновности запрещает нам обвинить крестоносца в этом убийстве (сам-то он объявил виновниками армян), ведь доказательств его причастности нет, но... «Cui prodest», — гласит известное латинское выражение, — «кому выгодно» — и все сразу становится на свои места. В марте 1098 года, проведя предварительно жестокие репрессии среди армянского населения, Балдуин провозглашает город и земли вокруг него графством Эдесским, а себя, соответственно, его графом. Так возникает первое из крестоносных государств — как ни странно, в районе, наиболее удаленном от главного театра военных действий. Для довольного Балдуина крестовый поход на этом был, разумеется, окончен, но развернувшиеся вскоре события не оставили в стороне и отдаленную Эдессу, а новоиспеченный граф волей-неволей оказал крестоносному воинству серьезную услугу. Но об этом в свое время, а сейчас мы вернемся к главной армии крестоносцев, которая поздней осенью 1097 года спустилась с гор Тавра на равнины Сирии и 21 октября увидела перед собой белокаменные стены «жемчужины Средиземноморья» — Антиохии.
Глава 9. Завоевание Святой Земли
Антиохия, древняя столица эллинистических царей, еще незадолго до крестовых походов считалась метрополией всей Азии и была одним из крупнейших городов мира. Расположенная в одном из благодарнейших уголков Северной Сирии, на берегах реки Оронт, она занимала исключительно выгодное географическое положение. Здесь заканчивалась южная ветвь Великого шелкового пути — знаменитой караванной дороги, связывающей Средиземноморье с далеким и богатым Китаем. От нее расходилось несколько главных торговых путей: на юг, в Палестину и Египет; на северо-запад — в Малую Азию и Константинополь; из гаваней Антиохии корабли плыли в Италию, Францию и Испанию*. Во времена расцвета (то есть в античную эпоху) в Антиохии проживало более трехсот тысяч жителей. Она славилась своими ремесленниками: здесь изготавливались лучшие ковры и изделия из шелка, непревзойденными мастерами считались антиохийские гончары и стеклодувы. «Воротами Востока» называли этот город ВО времена Юстиниана.
Арабское завоевание и последовавший за ним разрыв связей с Западом сильно отразились на судьбе Антиохии. Город постепенно стал хиреть, хотя по-прежнему оставался крупным торгово-ремесленным центром. Новый импульс к развитию он получил в X веке, когда византийцы отвоевали его у арабов. Именно в ВТО время были отремонтированы старые городские укрепления и построены новые. Греки стремились превратить Антиохию в поистине неприступную крепость, и, в общем-то, им это удалось. Еще тринадцать лет после памятной битвы при Манцикерте она возвышалась несокрушимой христианской твердыней в сплошном исламском окружении, и лишь предательство ее собственных правителей отдало Антиохию во власть сельджукского султана.
Новое мусульманское завоевание нанесло тяжелый удар великому городу. Купцы и ремесленники в поисках лучшей доли начали покидать Антиохию, переселяясь, кто в Константинополь, кто в Каир и Александрию. Православные греки и армяне-монофизиты были обложены непосильным налогом, и перед ними было, по существу, только два пути — либо перейти в ислам, предав собственную веру, либо уехать из города. К моменту появления крестоносцев Антиохия уже потеряла свое значение великой торговой столицы; тысячи домов были покинуты, из десятков городских ворот действующими оставались только пять. Впрочем, не стоит и преувеличивать степень этого упадка. В 1097 году в Антиохии все еще проживало около ста тысяч только постоянных жителей, а бросившееся под защиту городских стен окрестное население еще увеличило это число вдвое. Хозяйственная разруха не отразилась и на мощи городских укреплений. Антиохийская крепость по-прежнему оставалась одной из величайших твердынь мира. И эту неприступную цитадель предстояло взять изрядно поредевшим после малоазиатского похода войскам крестоносцев.
Единственным серьезным преимуществом для христианского войска была малочисленность антиохийского гарнизона. Двухсоттысячному крестоносному воинству (легко подсчитать, что в степях и горах Малой Азии навеки осталась лежать, по меньшей мере, третья часть «Христова воинства») командующий гарнизоном Баги-зьяни мог противопоставить не более десяти тысяч профессиональных солдат. Между тем, длина городских стен составляла почти двадцать километров, и Багизь-яни приходилось сильно рассредоточивать своих людей.
Антиохийская крепость даже для того времени была пилением почти исключительным. Ее стены поднимались в высоту на двадцать пять метров, что очень штрудняло использование осадных лестниц, при такой иысоте не слишком эффективных. Город опоясывала цепь мощных башен из природного камня (по разным сведениям, их насчитывалось от трехсот шестидесяти до четырехсот пятидесяти), находящихся на расстоянии полета стрелы друг от друга. Стены были настолько толсты, что по их верху свободно могла проехать упряжка из четырех лошадей. Такая толщина стен позволила защитникам крепости быстро перебрасывать необходимые подкрепления к участкам, находящимся в опасности. Кроме того, западный и южный отрезки стены заходили в горный массив, что делало полную блокаду крепости чрезвычайно сложной задачей, с которой крестоносцы, кстати, так и не справились.
Как бы то ни было, мощная Антиохийская крепость запирала самый короткий путь в Святую Землю и была, безусловно, наиболее могучей твердыней Восточного Средиземноморья. Просто обойти крепость, оставив ее за спиной, крестоносцы не могли (да, впрочем, и не хотели — ведь о богатствах Антиохии ходили легенды), так как это было чревато самыми тяжелыми военными последствиями. Фактически, судьба Святой Земли, судьба крестового похода, а, по большому счету — и всего крестоносного движения, решалась здесь, у стен древней эллинистической столицы. Антиохию нужно было взять во что бы то ни стало, но вот с этим у крестоносцев дело сразу не заладилось.
После тяжелейшего малоазиатского перехода «Христовы воины» отнюдь не рвались в бой. Лишь Раймунд. Тулузский, по-видимому, имеющий особые виды на Антиохию, пытался убедить других вождей немедленно штурмовать город. Но грандиозность укреплений испугала лидеров христианского войска: было решено приступить к осаде. Решение, пожалуй, было довольно разумным — для штурма такой первоклассной крепости у крестоносцев не было необходимого оборудования: штурмовых башен, таранов, катапульт. В этой ситуации единственно возможным вариантом была полная блокада, с тем, чтобы лишить город всех источников снабжения и голодом принудить его защитников к сдаче. Однако крестоносцы повели себя крайне беспечно: слабая воинская дисциплина и усиливающиеся разногласия среди вождей привели к тому, что ни один из крестоносных отрядов не захотел прикрывать подступы к Антиохии со стороны гор. Конечно, стоять в плодородной долине Оронта, устраивая пиры и развлечения, было не в пример приятнее; в результате через ворота в южном и западном участках стены защитники города получали продовольствие и могли производить неожиданные вылазки.
Вскоре беззаботность осаждающих привела к еще более тяжелым последствиям. Долина Оронта, этот райский уголок, могла бы прокормить все крестоносное войско, но «Христовы воины» уже в течение месяца уничтожили весь скот и припасы местного населения. Часто десяток солдат жарили себе на обед целого быка, а несъеденное просто выбрасывалось с веселым смехом. В декабре веселье закончилось — лагерь крестоносцев поразил голод. Беспечным рыцарям Гроба Господня пришлось затянуть пояса и задуматься о будущем. Большие отряды крестоносцев двинулись в еще не разграбленные области в поисках продовольствия. Крупнейший из этих отрядов — 30-тысячная армия под руководством Боэмун-да и Роберта Фландрского — в последний день 1097 года неожиданно натолкнулся на равное ему по силам войско дамасского эмира, спешащее на помощь осажденным. Состоялось кровопролитное сражение с огромными потерями с обеих сторон. Результат битвы оказался ничейным, но большую пользу это принесло крестоносцам, так как сельджуки, получив отпор, не осмелились пойти дальше и вернулись в Дамаск. Крестоносцы также возвратились в лагерь, но в своем обозе они везли не добытые продукты, а несколько тысяч раненых.
В январе голод еще больше усилился. Ежедневно сотни людей умирали голодной смертью. В довершение всех бед, от гниения многочисленных неубранных трупов людей и лошадей начался мор, тоже собиравший свою обильную жатву. В стане крестоносцев воцарилось уныние. Большинство «паломников» уже не верило в успех своего святого странствования. В лагере участились случаи дезертирства. В один из январских дней бежал и сам. Петр Отшельник, но за ним в погоню кинулся Танкред со своим отрядом, и Петр был с позором возвращен обратно.
Совершенно катастрофическая ситуация сложилась с лошадьми. Гордость «Христова воинства» — рыцарские кони — умирали от голода тысячами, а ездовых коней сами крестоносцы забивали на мясо. К лету 1098 года из первоначальных шестидесяти тысяч лошадей осталось менее двух, тысяч, да и из них не более двухсот еще сохранили достаточно сил для участия в бою. Главная сила крестоносного войска — тяжеловооруженная рыцарская конница — фактически перестала существовать. Между тем, шел месяц за месяцем, а конца осаде не было видно.