оход серьезно изменил ситуацию, а концепция «священной войны», озвученная св. Берна-ром и принятая на вооружение рыцарями-монахами, потребовала адекватного ответа от мусульман.
Первой ласточкой подготавливающегося ответного удара по крестоносцам стал написанный в 1105 году трактат суннитского ученого из Дамаска аль-Сулами «Китаб аль-Джихад» («Книга джихада»). Аль-Сулами не путал, в отличие от своих современников, франков с византийцами, и видел в крестоносной экспедиции христианский джихад. Триумф франков он объяснял моральным и политическим разложением ислама и халифата. Он требовал от мусульман очищения и сплочения перед лицом сильного и беспощадного врага, но тут же заверял в неизбежности конечной победы ислама.
Идеологическое обоснование новой версии джихада было продолжено последователями аль-Сулами. Сильная группа алимов из числа сторонников «джихада до победного конца» осела в Дамаске, постепенно усиливая свое влияние за счет беженцев из захваченных областей. Теоретики джихада действовали и в других суннитских областях — Халебе и Мосуле*. Именно из Халеба вышло наиболее полное, энциклопедическое описание учения и правил джихада — «Бахр эль-Фаваид» («Море драгоценных добродетелей»). В этом трактате самым подробным образом рассмотрены все вопросы, связанные со священной войной — ее виды, основные принципы, права и обязанности участников, правила раздела добычи. Скрупулезность порой доходит почти до абсурда — например, животные, участвующие в джихаде, также участвуют в разделе добычи, причем «подарок слону должен быть большим, чем подарок верблюду или ослу». Не забывает автор трактата и о себе подобных, — упаси Аллах, забудут при дележе, а ведь «ученый, который находится в мечети, молится, держит в руке перо и знает предписания ислама, тоже воин, и его перо острее меча».
* Шиитское направление ислама имело иное понимание джихада. Шииты считали, что джихад может объявить только имам, а поскольку он сокрыт от людей, то и джихад до приближения конца света объявлен быть не может. Поэтому Фатимиды Египта не использовали понятие «священной войны» в своей борьбе с крестоносцами.
Но как бы ни изощрялись ученые алимы в подробнейших разработках правил джихада, они понимали, что идеи, не подкрепленные реальной силой, остаются лишь благими пожеланиями. Нужен был военный вождь, способный поднять знамя священной войны. Маудуд и Ильгази не справились с великой задачей и не оправдали надежд теоретиков джихада. Но вторая четверть XII века, наконец, дала лидера, который смог сплотить .шачительную часть сил исламского мира в борьбе против крестоносной угрозы. Им стал атабек (т. е. наставник эмира) Мосула Имад ад-Дин Зенги, который в течение года завоевал всю Северную Месопотамию, а в 1128 году, стремительно вторгшись в Сирию, овладел Халебом, находящимся у самых границ Анти-охийского княжества.
Зенги действительно выделялся на фоне своих неудачливых предшественников, и не столько полководческими талантами, сколько ясным пониманием своих политических целей. Его главной задачей было объединение всех мелких мусульманских эмиратов Сирии и Северной Месопотамии (а в стратегической перспекти-ае — и присоединение Египта), с тем, чтобы уже объединенными усилиями обрушиться на крестоносные государства. Задача весьма обширная, и, фактически, решена она была только при его преемниках, но и сам Зенги добился немалого на этом поприще.
Понимая, что мусульманские распри серьезно ослабляют единый антикрестоносный фронт, Зенги многое- сделал для идеологической обработки мусульман в нужном ему духе. Он организовывал и поддерживал мадрасы* (медресе) и ханаки**, в которых проповедовались идеи возрождения и очищения ислама, объединения исламских сил перед лицом крестоносной опасности. Фанатики джихада из числа алимов и суфиев активно агитировали за Зенги как избранного самим Аллахом вождя священной войны.
* Мадраса — учебное заведение, в котором преподавались Коран и религиозный закон.
** Ханака — помещение, в котором жили и совершали свои Обряд'ы суфии — мусульманские монахи.
Нельзя, впрочем, сказать, что Имад ад-Дин Зенги полностью оправдал ожидания своих сторонников. Большую часть времени он тратил на борьбу против своих соперников-мусульман, дважды ходил походом на непокорный ему Дамаск, умный правитель которого, Муин ад-Дин Анар, в конце концов в 1139 году решился вступить в союз с крестоносцами.
Дамаск так и не покорился Зенги. Однако исламский вождь сумел произвести и несколько серьезных ударов по крестоносцам. В 1137 году он нанес им тяжелое поражение при Барине и едва не взял в плен иерусалимского короля Фулька Анжуйского. А в 1144 году, используя благоприятную политическую ситуацию (незадолго до этого скончались Фульк Анжуйский и византийский император Иоанн Комнин, сын Алексея), Зенги двинулся на восточный форпост христиан — Эдессу, и после недолгой осады взял эту важнейшую крепость штурмом. В результате христианское владычество за Евфратом рухнуло, и в опасности оказалась уже столица христианской Сирии — Антиохия.
Известие о падении Эдессы вызвало настоящую панику в странах Латинского Востока. Со дня на день ожидали наступления Зенги на Антиохию или Иерусалим. Казалось, наступил последний час крестоносных государств — такой грозной виделась мощь армий Имад ад-Дина. Но, к счастью для франков, как раз в это время вспыхнуло восстание в Мосуле, Зенги двинулся на его подавление, а оттуда уже не вернулся, так как в 1146 году он был убит своим собственным рабом. Но до этого положение представлялось критическим, и крестоносцы обратились с мольбой о помощи к папе римскому и европейским государям.
Просьба левантийских христиан сначала вызвала в Европе неоднозначную реакцию. Папство в это время переживало не лучшую эпоху в своей истории, ведя отчаянную борьбу за святой город с Арнольдом Бреши-анским — еретиком-реформатором. В 1145 году эта «битва за Рим» как раз достигла своего апогея. Папа Пуций II был убит в сражении при попытке штурма Капитолия, его преемник Евгений III бежал к италийским норманнам, а Арнольд Брешианский суровой рукой наводил в Риме свои порядки. В общем, апостольскому престолу было не до Палестины. По этой же причине не откликнулись на восточный призыв и свирепые италийские норманны Рожера Гвискара — наследники славы великого Боэмунда. Так же прохладно отреагировали вначале и немцы — для них поход в Святую Землю казался помощью извечным соперникам — французам, которые составляли, напомним, 4/5 всех крестоносных ополчений Леванта.
Но и в самой Франции единства не было. Молодой и энергичный король Людовик VII рвался в поход: ему очень хотелось загладить тяжелый грех — в 1143 году По его приказу сожгли церковь в Витри (шла распря с графом Шампанским), и в огне погибло около тысячи христиан. Короля в его рвении поддерживали и молодые соратники, но мудрый и осторожный аббат Су-герий — этот Ришелье XII века — отговорил Людо-ВИКа от скоропалительного решения. Наконец, Постановили обратиться к главному духовному авторитету Европы — Бернару Клервоскому.
Святой Бернар оправдал надежды «Христова воин-СТВв». Было ли это желанием помочь старым друзьям-|.1мплиерам, или клервосцем руководило искреннее религиозное чувство — сказать трудно. В конце концов, может быть, тут была и гордыня, стремление испытать настоящую степень своего влияния. Во всяком случае, на съезде в Везеле в 1146 году, получив формальный к.-фт~бланш от римского первосвященника (который, кстати, был его учеником), Бернар произнес яркую проповедь в пользу крестового похода. Проповедь имела огромный успех: крест принимали сотнями, так что и результате приготовленных заранее матерчатых крестов не хватило, и Бернару пришлось вырезать их из собственной одежды.
Весну и лето 1146 года клервоский монах провел в непрерывных проповедях во Франции. Путешествие его ныло триумфальным, и, как он сам писал папе Евгению III, «когда я проповедовал и говорил, число их (принявших крест) умножалось. Замки и города стоят пустыми, семь женщин едва могут найти одного мужчину».
Этот грандиозный успех и последовавшее за ним приглашение архиепископа майнцского посетить германские земли подтолкнули Бернара к мысли привлечь к походу и германского императора Конрада III, а с ним и до этого индифферентный к крестовой идее немецкий народ. Речь Бернара в Шпейере перед императором и немецкой знатью стала подлинным шедевром ораторского искусства. Конрад III, ранее и не помышлявший ни о каком походе, в слезах просил у Бернара крест, а за императором потянулись и многочисленные дворяне. Сам клервоский затворник изумлялся этому достижению и называл духовную победу над Конрадом чудом из чудес. Но и этим не удовольствовался неистовый францисканец. Он и сам проповедовал перед народом в западной части Германии, и рассылал десятки посланий по всем германским землям.
Триумф был не меньшим, чем во Франции: казалось, вернулись времена Клермонского призыва. Крестовая лихорадка охватила сотни тысяч людей; под знамена Людовика и Конрада собирались гигантские армии, в ходу было предсказание, что воины Христа завоюют Багдад и Вавилон, а затем поставят на колени и весь Восток.
Второй крестовый поход закончился сокрушительным провалом. Причин тому немало, но главной все же была потрясающая некомпетентность вождей похода — Конрада III и Людовика VII. Пожалуй, не было такой ошибки, которой бы они не допустили. Впрочем, ошибка — это мягкое слово, более точным было бы другое определение: «преступление». Так, Конрад, презрев тяжелые уроки Арьергардного похода, двинулся в Малую Азию, не дожидаясь своего главного союзника. Сокрушительное поражение немецкого воинства под Дорилеей (на той самой земле, где ровно полвека назад покрыли себя славой воины первого крестового похода) и последующее паническое отступление с брошенными обозами унесли девять десятых императорского войска. Людовик VII, напуганный таким развитием событий, повел свою армию по другому маршруту, гораздо более трудному и опасному, ЧТО едва не кончилось катастрофой. Наконец, дойдя до Антальи, французский король, не