Хотел ли Он чего-то кроме освобождения Святой земли?
Если мы знаем, что, согласно представлениям современников, Бог поддерживал крестоносцев, возникает вопрос, почему Он был заинтересован в крестовом походе.
«Официальная» цель крестового похода ясна: в силу разных мотивов, которые менялись и становились более разнообразными с течением времени, было необходимо отвоевать или удержать в своих руках Святую землю. На этом «явные» цели крестового похода заканчиваются. Казалось бы, этого уже достаточно, чтобы объяснить, почему считалось, что Бог столь заинтересован в этой экспедиции.
Однако если мы внимательно прочитаем источники, мы заметим, что у Бога на самом деле были еще и «попутные» цели, которые, есть основания полагать, постепенно стали фактически даже важнее, чем освобождение Святой земли. Это не говорилось прямо и не выделялось специально, а поэтому становится ясно, лишь если внимательно анализировать папские письма и другие источники.
Эти «попутные цели» возникли в условиях необходимости обосновать пастве, почему, если Бог в теории помогает крестоносцам, дела идут так плохо и мы так мало видим на деле его помощь. Казалось бы, Он в теории поддерживает их, но этого как-то не заметно по реальным событиям.
Если резюмировать, обе «попутные цели» имели общее основание: согласно божественной логике, Святая земля должна была быть занята, но лишь теми, кто соответствует определенным «системным требованиям». С одной стороны, крестоносцы должны были не быть слишком греховными, иначе Бог уже не заинтересован их поддерживать, а с другой – должны были путем крестового похода на деле доказать свою приверженность Богу.
2.3.1. Идея необходимости оставления грешного образа жизни
Разнообразные источники по истории крестовых походов объясняют неудачи крестоносцев их греховностью, трактуют их как следствие совершенных ими грехов. Идея уже не первое десятилетие известна историкам. В качестве одного из объяснений неудач крестовых походов в хронике Гийома Тирского идею упоминают Т. Лехтонен, П. Эдбири и Дж. Ров[456]. На примере первого крестового похода сюжет затрагивала С. Кангас[457]. Некоторые примеры опять же на материале первого крестового похода привела С. Трууп[458]. Много примеров по той же экспедиции привел и М. Фелькл в своей монографии[459]. Упоминания ее применительно к различным крестовым походам имеются в общих работах по истории проповедования крестовых походов[460]. Основным же исследованием здесь стоит назвать работу Э. Сиберри, которая посвятила характеристике идеи греховности в крестовых походах специальную главу в монографии о критике крестовых походов[461]. Ею было приведено множество примеров присутствия этой идеи как в пропагандистских, так и непропагандистских источниках на всем протяжении крестовых походов в Палестину. Вместе с тем в этом и в других исследованиях практически не уделялось внимания таким вопросам, как суть грехов, за которые наказывает Бог, а также алгоритм взаимодействия Бога и человека в вопросе греховности, который, как мы увидим, не так уж однозначен. Да, казалось бы, пока крестоносцы грешат, Бог от них отворачивается, а как только они возвращаются на путь истинный, он снова их поддерживает. Но, как оказывается, не столь очевидно, что именно делает Бог в плане наказания крестоносцев. Нужно заметить, что понятие о божественном наказании за греховность имело широкое применение в средние века и не ограничивалось крестовыми походами[462].
Рассматривая развитие алгоритма взаимодействия Бога и крестоносцев в вопросе греховности на всем протяжении крестовых походов, мы находим сведения уже в записях речи папы на Клермонском соборе[463].
Крестоносцы еще не отправились в поход и не потерпели неудач, которые нужно было обосновывать, поэтому акцент пока был еще иной. Папа предлагал конвертировать греховность в праведный образ жизни, отказаться от греховной жизни в Европе ради праведного похода на Восток. Согласно Фульхерию Шартрскому, папа призывал к «конвертации» войн из одной в другую – пусть те, кто сейчас ведут в Европе междоусобицы, выступят против сарацинов на Востоке и станут воинами Христа (procédant, inquit, contra infidèles ad pugnam… qui abusive privatum certamen contra fideles etiam consuescebant distendere quondam)[464]. Об этом же говорит версия Роберта Реймсского: «Да не привлекает вас к себе какое-нибудь достояние и да не беспокоят какие-нибудь семейные дела, ибо земля эта, которую вы населяете, сдавлена отовсюду морем и горными хребтами, она стеснена вашей многочисленностью, обилием же богатств не переизбыточествует и едва прокармливает тех, кто ее обрабатывает. Отсюда проистекает то, что вы друг друга кусаете и пожираете… Пусть же прекратится между вами ненависть… Становитесь на стезю святого гроба»[465]. В версии Гвиберта Ножанского папа говорит, что до сих пор народ вел «ненадлежащие войны» (indebita hactenus bella gessistis), вместо которых сегодня предлагается вести войну, в которой можно обрести славу мученичества (nunc vobis bella proponimus, que in se habent gloriosum martirii munus)[466]. У Бальдрика Дольского он играет словами, говоря, что слушающая его паства больше не militia (войско), а скорее malitia (зло)[467]. Нужно бросить грешные войны и выступить на путь праведной войны. Позднее игру слов militia – malitia, приведенную папой Урбаном в версии Бальдрика Дольского, подхватит святой Бернар в «Похвале новому рыцарству»: обычные войны греховны и дают повод беспокоиться по поводу собственного спасения, но не в случае той «правильной» войны, которую ведут тамплиеры[468]. Он же говорит об этом в письме 363 с призывом к крестовому походу: пусть будет положен конец этому воинству зла (Cesset pristina ilia non militia, sed plane malitia)[469]. Идею оставления греховности повторяет и сравнительно поздняя версия клермонской речи папы, содержащаяся в хронике 1120-1130-х гг. Вильяма из Малмсбери[470].
Обративший внимание на присутствие вопроса о греховности в клермонской речи Поль Руссэ констатировал: в речи папы поход фактически преследовал две цели – помощь братьям на Востоке и прекращение насилия в Европе[471]. Как точно заметил А. Воше, фактически речь Урбана II содержала идею «двойного очищения» – очищения Иерусалима, загрязненного язычниками, и очищение европейских рыцарей, загрязненных грехами[472]. В последующих документах четко эта идея практически не фигурирует. Лишь один такой пример был найден в булле Целестина III от 25 июля 1195 г., дошедшей до нас в составе хроники Радульфа Дицетского. Папа пишет: «Пусть примут знак креста те, кто до сих пор брались за оружие в войнах между христианскими народами (Sumant crucis signaculum, qui hactenus arma militaria inter Christianos populos assumpserunt!)»[473].
Но для нас здесь важно другое: приведенные из клермонской речи примеры показывают, что крестовый поход с самого начала рассматривался как отказ от греховности. Как только крестоносное движение начнется, греховность станет фактором, оправдывающим неудачи крестоносцев на страницах хроник. По сути, ничего не изменится: в основе идея останется прежняя. Крестовый поход является отказом от грехов и становлением на путь истинный.
Уже в хрониках первого крестового похода аргумент наказания за греховность присутствует в напутственных речах священнослужителей. В хронике Роберта Реймсского приведена речь епископа Адемара де Пюи перед битвой с Кербогой, в которой тот говорит о тяготах, перенесенных крестоносцами, как о следствии греховности: «Помните, сколько мучений вы претерпели за ваши грехи» (mementote quantas tri-bulationes passi estis pro peccatis vestris)[474]. В хронике Бальдрика Дольского приводится пересказ проповедей священников перед участниками похода бедноты 1096 г. [475] Священники увещевали воинов не отчаиваться из-за сложностей похода, помня, как все они спровоцировали гнев Бога за свою алчность до имущества братьев и за разрушение церквей по дороге через Византию (reminiscamini quoniam graviter eum offendimus, et irritavimus, qui in rerum fraternarum rapacitate et in ecclesiarum destructione inexplebiter crassati sumus).
Повествовательные части хроник пестрят идеей о наказании за греховность, которая, видимо, была уже достаточно распространенной. Как уже отмечалось П. Руссэ[476], в хрониках идея о неудачах как наказании за грехи уже во время первого крестового похода встречается повсеместно, чтобы объяснить локальные неудачи и сложности. «Деяния франков» комментируют тяжелое положение войска под Антиохией как расплату за грехи: «Господь дал нам познать эту нищету и несчастье за наши грехи»[477]. Раймунд Анжильский также упоминает о сложностях в войске как о божественном наказании вследствие греховности (pro peccatis flagellum Domini sui sustinuit)[478]. Альберт Аахенский, комментируя поражение похода бедноты, говорит, что в этом нет ничего удивительного, ибо это было божественным наказанием за грехи (поход бедноты был очень неорганизован, имел частые стычки с местным населением на своем пути и часто критиковался самими хронистами)[479]. Фульхерий Шартрский пишет о неудачах армий крестоносцев «вследствие совершенных грехов» (peccatis nostris exigentibus)[480]. В другом фрагменте хроники при аналогичных обстоятельствах он же пишет, что ничего удивительного в случившихся неудачах нет, ибо крестоносцы перестали бояться Бога и погрязли в грехах[481]. В хронике Бальдрика Дольского есть примечательный фрагмент диалога сарацинского вождя Кербоги с матерью. Пытаясь отговорить сына воевать с франками, мать говорит, что франков поддерживает Бог, но при этом делает очень примечательную оговорку: «если они сильно не обидят его» (Deus Francorum révéra omnipotens est, quem nisi prias graviter offenderint, semper eos victoriosos protegit)[482]. Ряд примеров можно продолжить.
Начиная со второго крестового похода вопрос греховности стал лишь актуальнее: каждый раз пропаганде нужно было объяснять пастве, откуда взялись неудачи на Востоке, предшествовавшие очередному походу. Именно поэтому с этого времени греховность прочно закрепляется в пропаганде и становится стандартным объяснением, почему неудачи происходят, несмотря на то что в теории Бог поддерживает крестоносцев.
Единственное: источники не солидарны между собой в вопросе, являются ли они следствием грехов всего христианского мира или франков, обосновавшихся в государствах Латинского Востока. Предсказуемо, что в булле Quantum predecessores (1145) папа Евгений III видит причины падения Эдессы в грехах. При этом папа уточняет, что имеются в виду как наши грехи, так и грехи жителей самой Эдессы (nunc autem nostris et ipsius populi peccatis exigentibus… Edessa civitas… capta est)[483]. Формулировку перенимает в пиьсме всем верующим Александр III (1165), который повествует как о падении Эдессы, так и о новой угрозе теперь уже для Антиохии и Иерусалима, но говорит уже лишь о грехах населения Эдессы (ipsius populi peccatis exigentibus… Edessa civitas… capta est)[484]. Впрочем, в своем послании всем верующим за 1181 г. Cor nostrum он уже не уточняет, за чьи именно грехи у Иерусалимского королевства снова возникли проблемы, и говорит лишь peccatis exigentibus[485]. Святой Бернар накануне второго крестового похода трактует неудачи государств крестоносцев как «следствие совершенных нами грехов» (peccatis nostris exigentibus)[486], причем именно «наших», т. е., возможно, имея в виду греховность всего западнохристианского мира. В письме архиепископа Кентерберийского духовенству за 1185 г. проблемы Святой земли также выдаются за следствия «нашей» греховности (peccatis enim nostris exigentibus)[487]. Приписывание неудач «нашей» греховности не является удивительным: поскольку Иерусалим имел величайшее значение для всего христианства, его потеря или перспектива потери могла быть наказанием не только за грехи жителей Палестины, но и всего христианского мира.
В булле Audita tremendi, адресованной всем верующим, успехи Саладина и тяжелые поражения 1187 г., естественно, снова объясняются греховностью. Папа Григорий VIII пишет: «мы не должны думать, что все это происходит из несправедливости судьи, поражающего нас, но из нечестивости греховного народа» (nos autem credere non debemus quod ex iniustitia iudicis ferientis, sed ex iniquitate potius populi delinquentis, ista provenerunt)[488]. В другом фрагменте буллы делаются уточнения насчет принадлежности грехов: там говорится, что, дабы не потерять земли, еще остающиеся в руках христиан, нужно осознать грех обитателей Святой земли, а также всего христианского народа (non solum ресcatum habitatorum illius, sed et nostrum et totius populi Christiani debemus attendere et vereri, ne quod reliquum est illius terre depereat)[489]. В другом своем письме, адресованном всем верующим и дошедшем до нас в составе хроники «О походе датчан в Святую землю», папа Григорий говорит, что захват Иерусалима является божественным наказанием за греховность всего христианского мира: «Всеобщая греховность всецело заслужила бичевания настолько, что многократно упоминаемый святой город, укрепления которого были разрушены, святые помещения осквернены, а жители были уведены в плен и на смерть, находится во владении нечистых народов, и никто не оказывает сопротивления»[490]. Иннокентий III в письме архиепископам и епископам Англии (1201), сохранившемся в составе хроники Роджера Ховеденского, пишет, что «Господь захотел путем оккупации иерусалимской провинции наказать нас так за наши проступки» (voluit Dominus in occupatione Ierosolimitane provincie punire sic nostros excessus)[491]. Похоже, подразумевается, что речь идет обо всем христианстве, а не о населении Палестины в частности. Он же в письме к французскому королю Филиппу II Августу (1199), отправленном затем и английскому королю, говорит о необходимости помощи Святой земле, которая практически вся потеряна ввиду совершенных грехов (fere nunc tota peccatis exigentibus est viris et viribus spoliât a)[492], без уточнения, чьих именно.
Греховностью объясняется и потеря Дамиетты после пятого крестового похода. В письме австрийскому герцогу Леопольду VI (1223) папа Гонорий III описывает, как у крестоносцев все шло хорошо, пока они не возгордились, думая, что «это их выдающаяся рука, а не Бог сделали все это» (fatue cogitantes quod manus eorum excelsa et non Deus omnia hec fecisset), и тогда Бог оставил их[493]. Как описывалось выше, на протяжении всей крестоносной эпопеи в источниках разного плана присутствовала мысль о том, что крестоносцы сами по себе ни на что не способны, и все успехи являются заслугой исключительно божественного вмешательства. В одном из предписаний проповеди крестового похода папа Урбан IV (1263) пишет, что не нужно злить Бога, который может отвернуться в ответ на неблагодарность (ne redemptor noster… ingratitudinis vitio redemptos laborare comperiens, ab eis faciem iratus avertat, eosque velut indignos paterna gratia derelinquat)[494]. После этой фразы папа напоминает: мы не должны забывать все, что Христос сделал для нас во время своей земной жизни. Так, аргумент перекликается здесь с вышеописанной идеей о «долге» перед Богом.
Идея о пагубном влиянии греховности крестоносцев на ход событий встречается и в хронографии различных походов, опять же, без солидарности о том, в чьих именно грехах дело. Оттон Фрейзингенский, написавший свою хронику «Деяния Фридриха» в 1157/58 г., объясняет плачевный исход участия императора во втором крестовом походе «совершенными нами грехами» без дальнейших уточнений (peccatis nostris exigentibus)[495]. Аналогичным образом объясняет неудачи христиан и успехи Саладина хроника об экспедиции датчан после третьего крестового похода (ок. 1200 г.) (peccatis nostris exigentibus), не делая уточнений[496]. Во вступлении к Itinerarium Peregrinorum хронист говорит о том, что несчастья, связанные с завоеваниями Саладина, связаны с общей греховностью Запада (aggravata est manus Domini super populum suum)[497]. Причем подчеркивается, что населению Сирии была характерна особая греховность, в результате чего оно и было наказано (Dominus terram nativitatis sue… in abyssum turpitudinis decidisse conspiciens)[498]. Оливер Кельнский, современник и хронист пятого крестового похода, объясняет греховностью самих крестоносцев скоротечную потерю захваченной на короткое время крепости Дамиетта: «Если вы спрашиваете, почему Дамиетта так быстро вернулась к неверным, причина очевидна: она была развратна, тщеславна и мятежна»[499].
Жак де Витри в письме папе Гонорию III сообщает о том, как лагерь крестоносцев сразила некая болезнь, которую врачи не были в состоянии вылечить. Как пишет Витри, эта болезнь была послана Богом (di-vinitus immissum) либо для очищения от грехов (vel ad purgationem peccatorum), либо для получения более славного венца (vel ad maiorem promerendam coronam) [500].
Таким образом, в итоге непонятно: то ли успех крестового похода зависит от обращения на путь истины самих крестоносцев, то ли всего христианского мира. Здесь вряд ли можно установить ясность. Остается лишь по возможности выяснить, как именно происходит взаимодействие Бога и человека, если человек согрешил. Как именно поступает Бог, чтобы покарать людей за грехи? Без специальных уточнений этот вопрос неясен, ибо из приведенных цитат мы знаем лишь итог божественного наказания (например, какая-то крепость потеряна за наши грехи), но мы не знаем, что именно Бог сделал, чтобы наказать. Кроме того нужно выяснить, что точно требуется сделать человеку для «нормализации» отношений с Богом. Некоторые источники могут помочь нам пролить свет на эти вопросы, хоть и исключительно в области взаимодействий на почве греховности Бога и крестоносцев. Остается лишь предполагать, что в случае наказаний Бога за грехи всего Запада «алгоритм», должно быть, является сходным.
2.3.2. Как именно происходит взаимодействие людей и Бога в связи с греховностью?
На конкретных примерах мы видим, что Бог наказывает верующих в Него за грехи и не пускает их войти в Святую землю (если это неудачи по мере продвижения на Восток) или закрепиться в ней (если это потери территорий Латинского Востока). Но каков именно «алгоритм» действий Бога? Как именно он ставит людям условия? К счастью, в нашем распоряжении имеются, пусть и немногочисленные, источники, которые проясняют, каким образом пропаганда соотносила крестовый поход и греховность. Правда, эти случаи касались лишь случаев греховности самих крестоносцев, хотя, как было показано выше, могло считаться, что Бог наказывает и за грехи всего Запада.
Можно сказать, что ценную мысль в этом направлении высказал в своей статье Е. Блейк, который следующим образом охарактеризовал Готфрида Бульонского: «Его армия, наказанная огнем и мечом за свои грехи, была освящена и, таким образом, заслужила право войти в Иерусалим и поклониться святому гробу» (His army, chastened by fire and sword for its sins, was sanctified and thus deserved to enter Jerusalem and adore the Sepulchre)[501]. Замечание, правда, было сделано мимоходом и не было развито далее ни в одной работе.
«Алгоритм» взаимодействия крестоносцев с Богом довольно ясно показан в булле Целестина III Cum ad propulsandam (1193), адресованной английскому духовенству: крестоносцы спровоцировали гнев Бога (divinum contra se suis perversitatibus iudicium provocantes), ибо возгордились, уповали не на Бога, а на себя, и более не боялись Бога (quia non in Deo, sed viribus propriis confidebant, et non erat ante ipsorum oculos timor), но если они вернутся к Нему (si ad еит сит débita fueri-mus humilitate reversi… firmum propositum assumpserimus), говорилось в булле, он даст им победу над врагом (de inimicis nominis Christi ple-nam indulgebit de coelo victoriam)[502]. Речь в письме идет именно о крестоносцах на Ближнем Востоке, а не о западном мире в целом. Таким образом, все предельно просто: перестань грешить, и дела в Святой земле пойдут хорошо.
Тот же самый папа разъясняет алгоритм еще раз в письме архиепископу Кентербери и его подчиненным Misericors et miserator (25 июля 1195), где предписывалось проповедовать поход. Согласно рассуждениям папы, в ответ на греховность современного поколения, географическая локализация которого не уточняется (in tantum excrevit malitia modernorum), Бог разгневался на нас и отдал Святую землю в руки сарацинов (тапит suam super nos in tantum voluit aggravare, ас terram nativitatis sue, quod sine cordis amaritudine non possumus explicare, in manibus tradere paganorum)[503]. Непонятно, то ли Бог нарочно прислал сарацинов, то ли он просто не мешал им. Но так или иначе итогом стало «загрязнение» Святой земли мусульманами (Jerusalem… calcatur pedi-bus iniquorum et illorum spurcitia inquinatur)[504]. Вместе с тем существует
реальная перспектива решения этой проблемы: необходимо лишь покаяться. «Излейте свои сердца пред Ним, чтобы Бог смилостивился» (ef-fundite coram illo corda vestra, ut adiciat misereri Deus)[505]. Если воины решатся поспешить с должным смирением (сит humilitate débita voluerint festinare) в защиту земли, тесно связанной с жизнью Христа (ad defensionem terre nativitatis Christi, passionis, resurrectionis et ascen-sionis ipsius), Бог сдует язычников, как ветер соломинку (multitudinem paganorum ut paleam ante faciem venti protinus exsufflabit)[506]. Таким образом, ключевой фактор в завоевании Святой земли не доблесть крестоносцев, а степень их греховности. Если «показатель» греховности находится в «пределах нормы», Бог разрешает крестоносцам владеть Святой землей. Для Бога важен не сам факт завоевания, который он фактически определяет сам (в следующем подпункте будет рассмотрена популярная в пропаганде идея о том, что Бог может и сам изгнать сарацинов, но хочет проверить своих верных на верность), а факт ее завоевания достойными этого людьми.
Несколько дней спустя, 1 августа 1195 г. Целестин III отправил письмо германскому духовенству касательно организации процесса проповедования. Папа пишет, за чьи именно грехи наказывает Бог: «за грехи христианского народа и особенно тех, кто оскорблял самого Бога в иерусалимских краях» (pro peccatis populi christiani et specialiter illius, qui in Iherosolimitanis partibus ipsum deum offendebant)[507]. В результате, на сей раз уточняет Целестин, Бог позволил сарацинам захватить Святую землю (terram in qua filius dei dignatus est nasci… nostris temporibus permisit a Sarracenis potenter invadi)[508]. Бог не прислал сарацинов нарочно, а лишь не мешал им прийти, фактически говорит папа.
Применительно к идее «вассального аргумента» уже упоминалась булла Utinam Dominas (1208) Иннокентия III[509], где понтифик говорил верующим, что Бог потерял свое королевство по вине своих рабов (qui cum servorum suorum culpa regnum proprium amisisset). Причем именно из-за наших грехов он живет в изгнании, выдворенный из своего наследия (ipse de sua hereditate pro nostris iniquitatibus pulsus exsulat). Далее папа уточняет, как и можно было ожидать после сопоставления разных идей пропаганды того времени, что захват Святой земли был сознательной мерой со стороны Бога: «…Он позволил, чтобы землю своего рождения, которую Он освятил собственной кровью, и знак животворящего креста захватили враги христианской веры, чтобы выяснить, трогает ли кого-нибудь Его оскорбление, воспламеняет ли кого-нибудь рвение за божественный закон и вдохновляет ли он кого-нибудь на отмщение за оскорбление креста»[510]. Таким образом, Бог сам же позволил, чтобы Его оскорбили сарацины, изгнав Его из Святой земли, но виноваты люди, ибо они своими грехами вынудили Бога занять такую позицию. Опять же ключевое слово здесь «позволил»: Бог не прислал сарацинов сам, они остаются его врагами, которых он отнюдь не рад видеть в Святой земле, но предпочитает не мешать их приходу, чем попустительствовать владеть землей грешных христиан.
О роли греховности в крестовых походах довольно подробно повествует проповедь, приписываемая Жану Альгрину. Бог быстро гневается, когда христиане грешат (vehementer irascitur Dominus peccatis Christianorum), и именно это привело к неудачам христиан в крестовых походах. Господь намеренно позволил сарацинам захватить Святую землю и осквернить ее (eiectis Christianis permittit earn Dominus pollui gentibus). «Он потому терпит это, что грехи язычников являются для Его родины меньшим бременем. Но уж настолько большим бременем являются для Него грехи христиан, что Он не может выносить их из-за их зла и мерзости»[511]. Бог призывает исправиться: «Господь побуждает нас, и мы должны исправиться» (Increpat enim nos Dominus et nos corrigi debemus)[512]. По сути, идея заключается в том, что крестоносцы должны соответствовать «системным требованиям», чтобы овладеть Святой землей. Бог мог бы сказать: «Я хорошо смотрю, но не вижу, кому должен вернуть Святую землю»[513]. При этом приход сарацинов в Святую землю все-таки произошел против воли Бога (gentes ingresse sunt sanctuarium contra preceptum Domini)[514]: видимо, Бог, как и в предыдущем нашем примере, не то чтобы специально прислал сарацинов, но лишь не стал им мешать, прекратив в определенный момент помогать крестоносцам.
Некоторые интересные для нас сведения о взглядах современников, подкрепляющие материал, извлеченный из пропагандистских источников, имеются и в хронике третьего крестового похода Itinerarium Регеgrinorum. Вследствие людской греховности Бог «презрел наследие свое» (hereditatem suant sprevit) и «позволил розге своей ярости, Саладину, безумствовать и изгнать упрямый народ» (virgam furoris sui Salahadinum ad obstinate gentis exterminium debacchari permisit)[515]. Бог предпочел, чтобы Святая земля на какое-то время попала во власть язычников, чем позволять им дальше процветать (maluit enim terram sanctam per aliquantum tempus profanis gentilium ritibus ancillari, quant illos flo-rere diutius)[516]. В другом фрагменте, перед тем как говорить о битве при Хаттине, хронист пишет, что «Господь предал мечу народ Свой и наследие Свое [Пс. 77:62] вследствие грехов, совершенных людьми, предал резне и разграблению»[517]. Более того, якобы даже Саладин в курсе этого: «Среди прочего говорят: [Саладин] часто говорил, что эту победу ему принесла не его собственная мощь, а наша нечестивость»[518]. Как пишет анонимный автор продолжения хроники Гийома Тирского, Саладин часто побеждал не из-за своих качеств, а из-за отсутствия божественной поддержки на стороне крестоносцев, что, в свою очередь, было вызвано их греховностью[519].
Что объединяет все приведенные свидетельства? Вероятно, идея в том, что отсутствие греховности является своего рода «системным требованием» для овладения Святой землей. Нужно ее освободить, но делать это должен не кто попало, а достойные этого люди или даже духовно очистившаяся христианская ойкумена в целом, а не только непосредственно крестоносцы. Бог все же не присылает сарацинов сам, но перестает им мешать, если крестоносцы не стоят того, чтобы им помогать. Греховность провоцирует не «карательное воздействие» Бога, а «карательное бездействие». Вместе с тем, как было описано в параграфе о божественной поддержке, последняя считалась ключевым фактором победы, и без нее крестоносцы были мало на что способны.
Вероятно, это связано с особым статусом Святой земли и священной войны за ее отвоевание, в которой не рекомендуется участвовать «с грехом». Письмо папы Иннокентия III крестоносцам (1203) очень четко показывает, что греховность рассматривалась как противопоказание для вступления в Святую землю. Венецианцы, незадолго до того сподобившие крестоносцев напасть на город Задар на побережье Адриатики, который был торговым конкурентом первых, пребывали под отлучением. В связи с этим папа, обращаясь к крестоносцам, строго приказал: если венецианцы принесут покаяние и получат отпущение (si ergo Veneti potuerunt ad satisfactionem induci et absolutionis beneficium me-ruerunt obtinere), с ними можно вместе сражаться «на войне Господа» (secure сит eis navigare poteritis et pretium Domini preliari); если же нет, то они могут доставить крестоносцев на Восток, однако нельзя ни в коем случае допускать их к боевым действиям. Ни в коем случае нельзя позволить им участвовать в «сражении Бога» (cum eis nullatenus presumatis pretium Domini prealiari)[520]. Уже после взятия Константинополя (1204) папа, настаивая на том, чтобы ни крестоносцы, ни венецианцы не забывали о «генеральной линии партии» и не оставили планы добраться до Ближнего Востока и воевать с неверными, напоминает и о необходимом для венецианцев условии в виде очищения от грехов. Предполагалось, что вначале венецианцы должны раскаяться, получить отпущение, и лишь затем отправиться на Восток и получить право войти в Святую землю (ut absolutione in humilitate quesita et cum devotione suscepta recuperationi terre sancte totis viribus insistatis)[521].
Убедиться в предположениях относительно механизма взаимодействия Бога и человека в части греховности нам могут помочь некоторые отрывки из хроник, повествующих о чудесах. Бог, взявший дело крестового похода под «личный контроль», не только помогал крестоносцам сражаться, оказывая им поддержку, но и давал указания, как поступать надо и как не надо, чтобы достигнуть своей цели. Среди прочего иногда Бог или святые давали указание «не грешить»: грехи могли негативно сказываться на ходе экспедиции как по объективным причинам, так и по причине нежелания Бога поддерживать крестоносцев в случае, когда они грешат.
Ко времени осады Антиохии во время первого крестового похода относится присутствующее в «Деяниях франков» и производных от нее хрониках свидетельство о явлении Бога некоему священнику Стефану. Несмотря на отличия в деталях, основной смысл один: Господь говорит о том, что за Его помощь в походе крестоносцы отблагодарили Его своей греховностью «с грязными христианскими и языческими женщинами». В ответ на это за крестоносцев вступаются Дева Мария и апостол Петр, и Бог призывает крестоносцев отвернуться от греха и взамен обещает вновь помочь им: таким образом, страдания крестоносцев во время осады Антиохии косвенно связываются с их нечестивым поведением[522]. Вероятно, тот же самый случай приводит и Раймунд Анжильский. При всех видимых различиях суть остается одна: Бог недоволен греховностью крестоносцев (populus iste male agendo me elognavit a se), которые лишь в случае возвращения на путь праведный вновь смогут получить от него помощь (convertimini ad те et ego revertar ad vos)’, Богоматерь также заступается за крестоносцев, а Петр на сей раз не фигурирует[523]. О том же говорят в одном из видений апостолы Петр и Андрей во время осады Маарат-ан-Нумана[524]: крестоносцы погрязли в грехе (Deum omnipotentem deseruerunt), но если они вернутся на путь праведный, то Бог вознаградит их и отдаст им город (civitatem vero… donabit). В результате на следующий день было устроено коллективное покаяние, после чего город был успешно взят. 5 апреля 1099 г. Бог явился Петру Бартелеми вместе с апостолами Петром и Андреем и долго объяснял ему, что необходимо жестко бороться с теми крестоносцами, которые фактически не служат святому делу и не участвуют в сражениях[525]. Святой Андрей являлся и некоему священнику Петру Дезидерию, предписывая ему, чтобы крестоносцы шли ко своей основной цели – Иерусалиму и не отвлекались на менее значимые пункты[526].
Тому же Петру Дезидерию являлся и умерший в ходе похода епископ Адемар де Пюи, который предписал совершить покаянную процессию, в результате чего Иерусалим должен был быть взят[527]. В хронике Фульхерия Шартрского приводятся два случая, как одному крестоносцу является Бог, а другому – его умерший брат, чтобы препятствовать их бегству с поля боя во время обороны крестоносцев в Антиохии от войск Кербоги. При этом Бог также напоминает и о греховности и необходимости покаяния[528].
Как уже отмечалось, «концентрация» чудес на осаде Антиохии неслучайна: именно под Антиохией шли самые тяжелые бои первого крестового похода, и именно там божественный контроль был более всего важен.
Более поздний пример можно найти в хронике XIII в., написанной Матфеем Парижским. Он приводит историю о том, как в 1200 г. в Иерусалиме на месте распятия Христа вдруг появилось письмо, пришедшее с неба, в котором Бог обвинял крестоносцев в несоблюдении выходного дня в воскресенье[529]! «Я – Господь Бог, который предписал вам, чтобы вы соблюдали святой день воскресенья, в который я отдохнул от своих трудов, чтобы был всегда отдых и всем смертным, но вы не соблюдали его и не совершали покаяния за свои грехи» (Ego Dominas, qui precepi vo-bis ut observaretis sanctum diem dominicum, in quo requievi ab operibus meis, ut esset requies cunctis mortalibus in eternum, et non custodistis eum, et de peccatis vestris non penituistis), – говорилось в первой фразе этого письма. Именно поэтому, говорится далее, «я наслал на вас язычников и неверных, которые пролили кровь вашу на земле» (Misi super vos paganos et gentiles, qui effuderunt sanguinem vestrum in terra). Бог уточнил, что при дальнейшем несоблюдении воскресенья будут и другие беды: «Я отворю небо и вместо дождя пролью на вас дождь из камней, дерева и горячей воды в течение многих ночей (aperiam celos et pro pluvia pluam super vos lapides et ligna et aquam calidam per noctes)»; кроме того, он обещал наслать на землю голодных хищных зверей, которые поглотят грешников, а также отнять солнечный свет и наслать мрак, если и дальше будет нарушаться заповедь.
Таким образом, в результате анализа источников можно сделать два значимых вывода об «алгоритме» взаимодействия Бога и крестоносцев в ситуации греховности:
– грехи вызывали гнев Бога и потерю божественной поддержки, а раскаяние и становление на путь истины – обретение вновь божественной поддержки;
– для наказания Бог не присылал сарацинов умышленно, он лишь не мешал им прийти самим, переставая поддерживать крестоносцев; однако вместе с тем считалось, что без божественной поддержки крестоносцы ни на что не способны;
– сарацины оставались для Бога крайне нежелательными обладателями Святой земли, но Он предпочитал их грешным христианам.
2.3.3. Испытание верующих в верности
Еще один аргумент, который появился для объяснения неудач крестоносцев – аргумент испытания в верности. Когда начались поражения, паства могла задаваться вопросом: почему Бог, заинтересованный в этой войне, не помогает или помогает недостаточно, хотя считается, что должен бы? Одно объяснение – вышеупомянутая греховность: Бог не хочет позволить владеть Святой землей кому попало, Бог не оказывает помощи кому попало. Но было еще и другое объяснение – Он одновременно хочет проверить верующих в Него в преданности. Причем иногда уточняется: Он может уничтожить сарацинов и сам. Эта идея одновременно могла оправдать не только поражения, но и любые сложности крестовых походов в более широком плане.
В историографии имеются лишь точечные упоминания этой идеи в общих работах, посвященных истории проповедования крестовых походов.
Если подумать, аргумент греховности не лишает крестовый поход изначального смысла – завоевания Святой земли – ибо сделать это должны все равно крестоносцы, пусть и ни на что не способные без божественной поддержки, которая зависит от присутствия или отсутствия греховности. Их труд остается значимым для завоевания Святой земли, хотя и не оправдывает себя, если Бог перестает помогать. А вот аргумент испытания для верующих, прямо формулирующий, что Бог может сделать все сам, если задуматься, коренным образом меняет весь смысл экспедиции.
Слушатель мог этого не осознавать: пропаганда по-прежнему продолжает подчеркивать значимость Святой земли, трагичность для христианства ее потери или угрозы ее потери. Именно она все равно остается на первом плане, а испытание для верующих становится, как и очищение от греха, попутной целью. Освободить Святую землю по-прежнему было нужно, просто теперь ясно декларировалось: Бог и сам может решить вопрос, а участие людей Ему нужно для других целей. Иначе говоря, вместо того чтобы действовать самому, Бог хочет «убить двух зайцев»: вернуть себе Святую землю и провести масштабную «сортировку» верующих с последующим населением Святой земли достойными людьми из их числа.
Получается, впрочем, что аргумент испытания для верующих фактически лишил крестовый поход первоначального смысла. Освобождение Святой земли осталось для Бога ценностью, но поход – что не скрывалось – был нужен на самом деле не для этого.
Рассмотрим описанную идею на конкретных примерах, в которых можно увидеть, как папство и проповедники формулировали идею испытания верующих и в то же время всегда оставляли на первом плане вопрос важности освобождения Святой земли.
Первым найденным упоминанием идеи является письмо 363 святого Бернара: «Разве (Бог) не может послать более дюжины ангельских легионов… и освободится земля? Власть полностью в его руках, когда Он захочет. Но я говорю вам, что Господь Бог ваш испытывает вас. Он смотрит на сыновей человеческих, есть ли кто-нибудь, кто мыслит, любопытствует или печалится по Его причине»[530]. Таким образом, Бог не перестает быть всесильным и может освободить Палестину сам, но Он хочет испытать верных на верность. Как было замечено ранее, акцент на этом не делается как на цели похода. Начинается письмо Бернара с рассуждений о том, что Бог начал терять свою землю (cepit Deus celi perdere terram suam), которую он «обозначил чудесами и посвятил собственной кровью» (quam illustravit miraculis, quant dedicavit sanguine proprio), и враги креста захватили ее[531]. Таким образом, важность Святой земли продолжает оставаться на первом плане.
Несколько позднее в булле Inter omnia (1169), адресованной всем верующим, папа Александр III писал: Бог делает вид, что не слышит, как его верные зовут Его на помощь, чтобы понять, если ли среди них кто-нибудь «ищущий Бога» (dissimulât interdum clamorem exaudire gementium… ut videat si aliquis sit intelligens aut requirens Deum [Ps. 13:2])[532]. При этом снова стоит заметить: на первый план по-прежнему выносятся проблемы Восточной церкви, с констатации которых начинается письмо (nécessitas orientalis ecclesie et fidelium christianorum). Цели похода из этой проверки на верность не делается[533]. Также и после идеи проверки верных речь снова идет об освободительной задаче: верные христиане часто и много борются (sepe ас multum laboratum est а fidelibus christianis) за защиту Святой земли, чтобы там сохранялась христианская вера (ut cultus ibi christiane fidei potuerit conservari)[534]. Получается, формально и постановка проблемы, и преследуемая цель заключается в освобождении Святой земли, а об испытании верующих говорится между делом.
Позднее, в 1185 г., архиепископ Кентербери в своем письме подчиненным ему епископам также писал о «божественном испытании»: «рука Господня не сократилась так, что не может спасти, но она испытывает нас» (non est tamen abbreviata manus Domini, ut salvare non possit, sed probat nos)[535]. При этом опять же письмо начинается с описания проблем в Святой земле, вынесенных на первый план: «Вследствие совершенных нами грехов враги креста Христова стали настолько сильны, что Святую землю, в которой стояли ноги Господа, наследие и вотчину Распятого, пытаются уничтожить гордыней и презрением»[536]. И лишь после целой серии библейских цитат с иллюстрацией трагической судьбы Иерусалима, который, правда, еще не был завоеван Саладином, до читателя доводится мысль о «божественном испытании».
Начиная со времен завоеваний Саладина и затем в XIII столетии, идея звучит чаще: видимо, она стала актуальнее, поскольку стало гораздо более насущным объяснить, почему все-таки Бог не помогает крестоносцам, и они терпят поражения, и, если какие-то успехи все-же имеют место, в общем и целом ситуация лучше не становится.
В булле Audita tremendi (1187), адресованной всем верующим, говорится, что Бог «мог бы охранять Святую землю своей волей», но захотел путем крестового похода «выяснить, есть ли кто-либо ищущий Его» (Poterit Dominas quidem sola earn voluntate servare… Votait enim forsitan experiri, et in notitiam dacere aliorum, si qais sit intelligens aat reqairens Deam)[537]. Начинается же послание, разумеется, с трагических восклицаний по поводу угрозы потери Иерусалима и побед Саладина.
Генрих де Альбано, человек с большим опытом проповедей крестовых походов, комментируя несчастья Святой земли накануне третьего крестового похода, как всегда, выставленные на первый план, написал в своем трактате: «Это все произошло не потому, что Магомет смог, но потому что Христос захотел, желая дать христианам возможность проявить ревность во славу своего Господа, отомстить оскорбление Отцу и вернуть Его наследие. Вот подходящее время, когда испытанные становятся видны, когда Господь испытывает, кто Его, кто Ему верны, кто вероломны, кто суть чужие сыновья, а кто – Его собственные»[538].
В письме клиру Магдебурга (1199), отправленном затем и в другие земли, папа Иннокентий III пишет, что Бог всегда не позволял сарацинам «добить» крестоносцев и посеял среди сарацинов вражду (manus eoram in ipsos convertens, et eos inter se maltiformiter discordantes), чтобы тем самым проверить нашу веру и точнее определить, кто относится к числу «своих» (at probaret adhac fortius fidem nostram et intelligent plenias qui sunt eias, misericorditer impedivit)[539]. Начинается папское письмо, как и всегда, с описаний несчастий в Святой земле.
Мысль о проверке верующих присутствует и в булле Quia maior (1213): «Всемогущий Бог мог бы, если бы хотел, полностью защитить эту землю… но… чтобы пробудить своих верных от смертельного сна к жизнедеятельности, Он предложил им состязание, в котором он проверяет их веру как золото в печи… дабы те, кто верно сражались за Него, счастливо получили от Него венец»[540]. Как ни странно, на сей раз мысль высказана папой как одна из первых, но вначале все-таки говорится об острой необходимости помощи Святой земле (instat nécessitas… ut terre sancte necessitatibus succurratur) [541].
В дальнейших примерах идея проверки верующих снова не выносится на первый план.
Гонорий III говорит об испытании в своем письме к духовенству Германии с предписанием проповеди (1224). Он пишет, что Бог позволил неверным владеть Святой землей для «упражнения» верующих (ad ехегcitationem tamen fidelium earn passus est ab infidelibus detineri), дабы увидеть, есть ли кто-нибудь, кто ищет Его и хочет отомстить за нанесенные Ему оскорбления (ut videat, si est intelligens aut requirens ipsum, qui eius ulcisci velit iniurias)[542]. В письме к верующим Фрисландии (1226) папа пишет, что Бог может освободить Святую землю сам, но, «дабы было упражнение для верующих, Он терпит, как ей владеют неверные, чтобы увенчать сражающихся за земной Иерусалим в отображенном в нем небесном [Иерусалиме] (ipsam tamen ad exercitationem fidelium patitur ab infidelibus detineri, ut legitime pro Jerusalem terrena certantes in celesti per istam figurata coronet)[543].
Идея присутствует в письме папы Григория IX к духовенству с предписанием проповеди крестового похода (1231): «Разве сокращена рука Господа настолько, что не может спасти, или же ухо отягчено так, что не слышит издалека? Или Он испытывает своих верных, чтобы проверить, оставят ли они Его оскорбление неотмщенным или вышеупомянутую землю незащищенной?»[544]. Он же говорит об этом и в письме всем верующим Англии (1234): «[Бог] позволил, чтобы [Святую землю] держали неверные для упражнения верных, ибо рука Его не сократилась настолько, чтобы не могла освободить [Святую землю] за мгновение» (ad exer-citationem fidelium ab infidelibus detineri permittit, cum non sit abbreviate manus Domini… quin… liberare valeat in momento)[545].
В одной из проповедей Жака де Витри также говорится о «проверке» для верующих[546]. Проповедник пишет, что Бог проверяет, кто «суть Его друзья и кто печалится по поводу Его судьбы» (probet qui sunt amici eius et qui doleant vices ipsius). Бог проверяет именно сейчас, когда у Него есть проблемы, ибо, как бы мы сказали в наше время, «друг проверяется в беде» («в благополучное время сложно познать кого-либо») (in prosperis non facile cognoscitur). Бог «проверяет, кто силен духом и кто малодушен, а кто – Его друзья» (probat qui fortes sint animo et qui pussillanimes et qui sunt amici eius).
Об идее испытания говорится и в трактате Гумберта Романского. В 15-й главе трактата Гумберт рассуждает в более широкой перспективе. Он пишет, что многие люди удивляются, каким образом так случилось, что Бог позволяет Магомету и его приспешникам пребывать в мире. Но в таком случае, развивает мысль автор, стоит задаться и вопросом о том, почему Бог со дня сотворения мира позволяет дьяволу преследовать человека. Так устроен мир: «Итак, нужно сказать, что как от начала мира плохие травы растут рядом с хорошими, ядовитые животные – с другими, неядовитыми, а демоны перемешаны с добрыми мужами, так и от начала церкви Бог всегда позволял существовать некоторым терзающим ее людям, среди которых были то правители, то еретики, которые когда-то имели большие возможности в преследовании верных, то сарацины»[547]. И все это не случайно, и в первую очередь для «выявления верных Христовых» (manifestatio fidelium Christi): «Ведь как проявляется верность рыцаря своему королю, когда он мужественно сражается за него против врагов, так и здесь»[548].
Имеются примеры, где подчеркивается, что Бог лично зовет христиан помочь ему в отвоевании Святой земли, желая одновременно «протестировать» их. Так, в речи епископа Страсбурга, приведенной в хронике Historia Peregrinorum (третий крестовый поход), присутствует именно такая комбинация: «Бог приглашает вас на помощь», чтобы проверить вас (ut suos examinet et probet, ad suum vos invitât auxilium)[549]. До этого, впрочем, епископ говорил про оскорбление, нанесенное Богу (Salvato-ris iniuria), и о печали и разорении земли Иерусалимской (terre Iero-solimitane dolor et desolatio), что, как и в других случаях, отодвигает идею проверки верующих на второй план.
В булле Utinam Dominas (1208), адресованной верующим Ломбардии и Марке, об испытании для верных говорится в следующей форме. Папа задает риторический вопрос: разве не может Бог освободить Святую землю сам (aut non est virtus ad liberandum in ipso?)[550]. Естественно, Он может, если захочет, освободить Святую землю без помощи людей (non deficiet nec etiam laborabit quin orientalem provinciam quando voluerit et sicut voluerit de manibus eruat impiorum), но Бог хочет испытать, кто действительно Ему верен. В то же время несколько ранее по тексту, в описании бед Святой земли, которые, разумеется, и здесь вынесены на передний план, папа утверждает, что Бог лично взывает к помощи крестоносцев (ессе ipse… ad suam subventionem auxilium nostrum quasi exhereditatus implorât) [551].
Наконец, Гумберт Романский в 11-й главе своего трактата о проповеди креста комментирует позорнейший для христиан захват особенно дорогой для Бога Святой земли сарацинами: «Конечно, Господь мог бы в одночасье отомстить за все это, но, дабы предоставить возможность славного воздаяния, Он хочет испытать своих верных людей и узнать, кого волнует нанесенное Ему бесчестие, говоря: Кто восстанет за Меня, т. е. за мою честь, на лукавых [Пс. 93:16], т. е. чтобы отомстить за нанесенное Мне ими бесчестие?»[552].
Из приведенных примеров вытекает, что Бог приглашает своих верных помочь Ему в деле, в котором мог бы справиться и сам, но хочет испытать своих верных на прочность веры, и поэтому лишь помогает им, сам от дела скорее отстраняясь. Иначе говоря, если следовать логике пропаганды, формулируемой во многих из приведенных примеров, помощь Богу на самом деле не нужна, и цель крестового похода, с точки зрения Бога, в интерпретации источников, заключается, скорее, в проверке верующих. Вместе с тем высшей ценностью остается освобождение Палестины, которую как таковую по-прежнему нужно освободить, и именно поэтому формально на передний план выставляется тяжелая ситуация в этом регионе и необходимость участия в решении этой проблемы.
Таким образом, с вводом в оборот нового аргумента завоевание Святой земли как таковое уже фактически не являлось для Бога основной целью похода. Богу важно было проверить христиан и узнать, насколько они верны Ему на деле, а изгнать сарацинов из Святой земли Он мог и сам.
По сути же испытание для верующих хорошо дополняло механизм взаимодействия с Богом в ситуации греховности: все работало на то, чтобы Святую землю обрели достойные люди. Эти достойные люди, с одной стороны, должны очиститься от греха, а с другой – доказать свою приверженность Богу путем участия в крестовом походе.