Громыхающая, извергающая пламя железная повозка была, правда, только одна, а передовой отряд страшных русичей и не менее ужасных степняков никак не тянул на многотысячную орду. Тем не менее, остатки «небесного воинства» пали. Дерптская знать окончательно утратила волю к сопротивлению. И это сейчас здорово помогало Бурцеву вести переговоры.
Дерптцы опасались, что в случае конфликта с немногими уцелевшими победителями цайткоманды им придется иметь дело уже с самим грозным князем Александром и каким-нибудь татарским ханом впридачу. А потому плату за проявленный нейтралитет просили небольшую: не предавать город огню и мечу. Когда же парламентеры узнали, что Бурцев даже не собирается облагать Дерпт данью, из настороженных собеседников они мгновенно превратились в радушных и гостеприимных хозяев.
Из города потянулась вереница повозок с угощением для пришлых воинов. Местные лекари занялись ранеными. Зазвучали обещания нерушимых союзов и заверения в вечной дружбе. Главы купеческих и ремесленных гильдий уверяли, что с самого начала подозревали, будто его преосвященству Герману фон Крайземану помогает вовсе не небесное воинство, а нечистая сила.
— А как же иначе! — с пеной у рта доказывали почтенные бюргеры. — Адское оружие воинов фон Берберга извергает серный дух. А на их богохульном знамени изображен крест с поломанными концами. Не иначе как враг рода человеческого околдовал нашего грешного епископа и заставил впустить в город свой проклятый легион! Вот за то Господь и покарал его преосвященство!
Бурцев лишь молча кивал. Сейчас, когда епископ дерптский мертв, его войско разбито, а цайкоманда уничтожена, горожане, конечно, могут позволить себе такие речи.
Кстати, о цайткоманде. Насчет «уничтожена»… Рано радоваться-то: в Кульме-Хельмно сохранились еще фашистские недобитки — псевдолегат Святого Рима со товарищами.
Бурцев позвал татарского сотника-юзбаши:
— Бурангул, ты бы поставил своих лучников в дозоры. Если кто вдруг объявится не из наших, пусть стреляют сразу и без предупреждения.
Понятливый юзбаши кивнул и побежал отдавать приказы. Дмитрий тоже расставлял новгородцев вдоль периметра с колючей проволокой. Дело нужное: из-за раненых им тут придется задержаться надолго. А дерптцы — они хоть и смирные, но береженного Бог бережет. И еще эта кульмская братия никак не шла из головы.
Бурцев чувствовал: если он сейчас просто плюнет на команду эсэсовского псевдолегата и оставит все как есть, впредь спокойной жизни ему не видать. Кто знает, какую игру затеют кульмские фашики, откуда и при каких обстоятельствах вынырнут отчаявшиеся, готовые на все остатки цайткоманды СС?
Нет, это слишком хитрый, коварный и осведомленный враг, слишком опасный, чтобы забыть о нем вот так запросто. Да и не забываются такие враги. Они будут приходить вновь и вновь. Сначала — во сне и в тревожных навязчивых мыслях. А, в конце концов, придут по-настоящему, наяву придут… Тринадцатое столетие слишком тесно, чтобы делить его с таким противником.
Бурцев взглянул на Аделаиду. Что, если фашики опять доберутся до краковской княжны? Что, если он потеряет ее снова? Страшно даже подумать… Вот именно — страшно.
Он уже сейчас начинал бояться.
Освальд подошел со спины. Тронул за плечо. Бурцев вздрогнул. Нервы, однако…
— Послушай, Вацлав, я тут подумал… — добжинец смотрел в сторону, отводил глаза — в них тоже сейчас было что-то, здорово напоминающее страх. Не за себя — за близкого человека.
— Что, Освальд?
— Воины изломанного креста ведь еще хоронятся в Хелмно. И вожак их — тот, что выдавал себя за Вильгельма Моденского тоже там.
— Ну?
— Они не успокоятся, Вацлав. Я не знаю, что они могут еще натворить, но нас будут искать — это точно. И меня, и тебя, и Ядвигу с Аделаидой. Один раз эти люди уже отняли у меня Ядвигу. Я бы не хотел, чтобы такое повторилось. Так, может быть…
Они переглянулись.
Они прекрасно поняли друг друга.
Есть ведь возможность раз и навсегда избавить себя от этого липкого неотступного страха. Возможность простая и очевидная: ударить первым. Добить врага.
Глава 65
Операцию проводили ночью — под прикрытием темноты. Незачем давать любопытным дерптцам повод для сплетен и домыслов. Аделаиду и Ядвигу оставили под присмотром лучников дядьки Адама и лучших бойцов Бурангула и Дмитрия. Никакие возражения не принимались. А обещания давались щедро. Обещания вернуться еще до утра. Обещания вернуться живыми и невредимыми…
Охранять захваченную базу СС и раненых оставалась практически вся русско-татарская дружина. Диверсионная команда для телепортационного десанта подобралась небольшая, но надежная и не единожды проверенная.
Бурцев отправлялся в Кульм с ручным пулеметом из Взгужевежевского арсенала. Сыма Цзян взял у убитого немца полюбившийся «шмайсер». Остальные обвешались более привычным оружием. Бурангул спустился к основанию дерптской платц-башни с неразлучным луком, стрелой на тетиве, полным колчаном и саблей на боку. Дядька Адам тоже прихватил лук со стрелами. Дмитрий и Освальд ограничились мечами. У Збыслава в руках тихонько позвякивала цепь кистеня.
Щиты, шлемы и кольчуги оставили. В том, что «невидимые стрелы» пробивают любую броню, каждый уже имел возможность убедиться. Да и куда важнее нательного железа были сейчас стремительность и легкость движений. Лошадей тоже брать не стали. К месту назначения их доставит древнеарийская магия, а уж там скачки на перепуганных телепортацией конягах ни к чему.
Договорились так: Сыма Цзян перебрасывает всю группу в Кульм и сразу произносит заклинание возвращения. Если угораздит наткнуться набдительного врага и станет совсем туго, — даст Бог, успеют убраться восвояси без потерь. Если же никого поблизости не окажется, китаец просто оборвет магическую формулу на полуслове. Тогда будет время осмотреться. А там уж можно действовать по обстановке…
Еще прежде, чем багровая дымка рассеялась, Бурцев понял: они на месте. На том самом месте!
Приземистое строение — заброшенный домик кульмского мельника едва возвышалось неприметным холмиком над берегом Вислы. Они стояли у самого входа, упершись взглядами в сорванную с петель дверь. Бурцев вздохнул. Здесь, именно здесь он тогда с Ядвигой… Спьяну, с отчаяния… А потом фон Берберг вышиб дверь… А потом Аделаида…
Шепот Сыма Цзяна возник над самым ухом и резко оборвался. Китайский мудрец не договорил короткое заклинание возвращения. Совсем немного не договорил — может быть, слог, может быть, звук. Но сделал паузу. По-птичьи втянув голову в плечи, китаец выжидал.
Усилием воли Бурцев отогнал неприятные воспоминания. В прошлом, все в прошлом, а теперь нужно думать о настоящем. Ну, и о будущем тоже.
Из непроглядного дверного проема никто на них не кидался, никто не стрелял. А телепортационный кокон все еще слабо пульсировал в темноте. Будь здесь засада, их давным-давно бы заметили. И приняли меры. И Сыма Цзян проорал бы концовку колдовского заклинания.
Но китаец по-прежнему молчал. Бурцев успел уже дважды сморгнуть. Ни звука! Пронесло?
— Что это?! — прохрипел Дмитрий. — Там… Никак стоит кто-то?
Бурцев обернулся. Е-опс, мля! Все-таки засада. Все-таки их здесь ждали!
Фашики стояли неровными шеренгами далеко позади — возле самого леса. В полный рост стояли. Даже вроде как на каком-то возвышении, полностью растворившемся во мраке. Окопные брустверы, что ли? Хорошо, видать, подготовились, к встрече, гады…
А тело уже само распласталось плашмя — стрелять из пулемета на весу, с руки, да при такой паршивой видимости — последнее дело.
А палец уже жмет на спусковой крючок. И из ствола вгрызаются во тьму огненные всполохи очередей. Вспарывают, будят ночь… Несколько человек дернулись, пошатнулись, покачнулись. Никто, однако, не упал.
А сквозь зубы летят проклятья. Мать-перемать! И туды ж растуды ж!
А Сыма Цзян все ждет чего-то. Да какого?! Почему не заканчивает заклинание?! Почему не возвращает их обратно?! Перестреляют ведь сейчас ответными очередями! Всех перестреляют…
В них не стреляли.
Маленькая рука китайца легла на плечо Бурцева. Отпустило… Он пришел в себя.
Странные темные фигуры — там у леса — все еще покачивались. Так, как не могут качаться люди, крепко стоящие на земле. Тогда кто же это? Призраки? Или…
У Бурцева перехватило дыхание. Он ожидал увидеть здесь все, что угодно. Но только не это.
— Господи, спаси и помилуй! — Дмитрий перекрестился. — Висельники, никак!
Бурцев опустил пулемет, пошел к лесу, еще не веря и не понимая… Да, это, вне всякого сомнения, была кульмская цайткоманда. Знакомые по турниру «монахи» в рясах и эсэсовцы резервного взвода поддержки, прибывшие сюда позже.
Виселиц для гитлеровцев не строили. Просто вздернули на ветках, что потолще, да покрепче. По два-три человека на дерево. Деревья поскрипывали. Тела на прочных пеньковых веревках покачивались. Бурцеву невольно вспомнился легницкий купец Ирвин. Тоже ведь пеньковый магнат… Может быть, как раз его товар и пущен в дело?
В центре свисали псевдомонахи псевдолегата. Да и сам самозванец Вильгельм — вот он, тут же. Ветерок треплет фиолетовую епископскую сутану. Высокая митра сбилась набок — нахлобучена криво, нелепо, жутко… Видимо, у палача присутствовало чувство юмора. Черного юмора.
Глаза человека, выдававшего себя за моденского епископа, вылезли из орбит. Распухший язык вывалился изо рта. А вокруг, словно вытянувшись по стойке смирно, свисали мертвецы в эсэсовской форме.
Надо же… Вот ведь как оно бывает…
Некоторое время все четверо смотрели на повешенных, потрясенные, не произнося ни слова. Потом молча развернулись, направились обратно. По дороге часто оглядывались — жутковато все-таки.
Однако тихий, на грани слышимости, шорох заставил вмиг позабыть о висельниках. Бурангул вскинул лук. Но стрелу не выпустил. Редкостный вообще-то прокол для кочевника, привыкшего бить навскидку в любое время суток. Нужно быть очень шустрым, чтобы успеть укрыться от такого стрелка. Или очень напуганным.