Он отвел взгляд от этого зрелища и вывел на передний план сознания свои инфопотоки, скручивающиеся в водовороты и наслаивающиеся друг на друга. Мало что в них могло принести утешение. С печальным отсутствием удивления Тей увидел свои обнаженные мысли: основными отметками в ядрах всех его сгустков текущих мыслей были Адджи и Дапрокк, Дапрокк и Адджи. Лицо Дапрокка, поднятое к небу, на зиккурате, в ту ночь, когда повстанцы сделали свой ход. Они оба в единении над Кладбищенским Храмом. Адджи, в глубокой медитации, в своей клетке-станции. Туго свернутые данные из их мыслей и частных коммуникаций — ни та, ни другой не знали, что Тей открыл их и скопировал. Он знал, что ему предстоит еще долго скорбеть по ним.
Пора завершить дело. Он рывком перевел внимание обратно на Короля.
— Не таков был секрет, который я от них скрывал. Этого я бы вообще не стал утаивать. Мы знаем, с кем сражаемся за миры Саббат. Мы знаем природу своего Архиврага. Мы знаем, что твой создатель — из тех, что якшаются с варпом, теолог богохульства. Как еще он мог обрести вдохновение на то, чтобы создать нечто подобное тебе? Мы знаем, что наш космос затронут сверхъественным. Мы учим, что достижения интеллекта и конструирования неизбежно должны прикасаться к этому сверхъественному, и мы называем то, чего они касаются, своим богом. Богом Машины. Или же они должны касаться врага нашего бога. Врага нашего вида. Врага всего сущего. Не буду углубляться. Ты гораздо более близко знаком с этим врагом, чем я… Но на самом деле это не так.
Из рукавов мантии Тея донеслись тихие щелчки и треск. Его длинные металлические пальцы сплетались друг с другом, сжимались и разжимались.
— Это сложно передать. Это сложно концептуализировать, даже мне, Королёк, и я говорю тебе без ложной скромности, что я был рожден, взращен и переделан с разумом, предназначенным для удержания концепций, которые сломили бы обычных представителей нашего жречества. Но вот в чем дело. Твой ужасный секрет не в том, что тебя сотворили с помощью варп-ремесла. Секрет в том, что тебя сотворили без него.
Мысленно моргнув, Тей перевел свободно парящий рой инфоточек в упорядоченный режим. Теперь перед его зрением Короля обрамляли светящиеся пурпуром знаки, образуя нечто подобное иконным триптихам, столь популярным в храмах сегментума Пацификус. Слева — Адджи, такая, какой он хотел ее запомнить, справа — Дапрокк. В центре, окруженный собственным нимбом данных — Наследный Король. Сверкающие, как самоцветы, карты согласований Тея материализовались поверх его очертаний. Знамена аннотаций и перекрестных ссылок развернулись на вершине его тарана, короткой толстой сенсорной мачте, острых концах каждого из сегментов шасси.
Тей мгновение подумал, затем переставил местами несколько ключевых мыслей и послал один отросток связующего процесса к инфохранилищу, встроенному в спину Бочонка. Он воспринимал программы извлечения, проникающие вглубь его памяти, как нечто скользящее по задворкам разума. На кратчайший миг это ощущение сменилось содроганием, когда секретные пакеты кодов, погребенные его начальством в глубинах разума, вырвались из своих укрытий и присоединились к отростку. Затем Тей вывел их на передний план сознания и стал наблюдать, как они раскручиваются и озаряются светом на фоне Наследного Короля.
Парад призрачных образов лег на корпус Короля. Они сверкали красным в точках согласования и выцветали до тусклого сине-фиолетового оттенка там, где схемы отличались друг от друга. Настоящая, материальная машина за окнами галереи была дополнена массой гусениц, колес, таранов, громадных бронированных бастионов, турелей и шпилей. Орудия и двигатели вырастали из ниоткуда, отделялись и начинали кружить вокруг основного корпуса: гигантские тарелки для создания ударных звуковых волн, мачты, усеянные ракетами, словно невероятные шипастые башни кораллов, и еще более странные вещи.
— Ординатусы, — сказал Тей. — Не знаю, говорил ли тебе о них твой зодчий. Или, по крайней мере, оставил ли знание о них в сетях твоего разума, чтобы ты открыл его после пробуждения. Я уверен, что он знает об их существовании. А насколько много он знает… Хм.
В ответ на его мысли по облакам информации молнией пронеслась крошечная точка яркого света, выбивая искры из схем ординатусов, плавающих вокруг Короля и сравнивающих себя с ним. Позади оставался бурный след из перестроенных ассоциаций данных. Тей на миг обратил на точку внимание, и этого хватило, чтобы она раскрутилась, как клубок, и выдала последовательность заголовков досье. Это были записи о переговорах между культом Машины и Имперской Гвардией за месяцы до того, как Механикус и Легионы титанов прибыли на Ашек II.
— Военный магистр Слайдо знает, — сказал Тей. — Он упоминает их в нескольких коммюнике.
Точка развернулась еще больше и породила небольшую солнечную систему из иконок Муниторума, Линейного флота Пацификус, символов разных полков: 50-го Королевского Вольпонского, 21-го Кетзокского и 3-го Витрийского мобильного.
— Обращаясь к командующим своих бронетанковых войск и флота, он открыто предполагал, что твой создатель строил кощунственный вызов Центурии Ординатус и ее святым творениям. Ну как, «открыто». Он устроил так, что моим коллегам стало известно про используемые им каналы связи, он применял фразы, которые наверняка привлекли бы наше внимание, и знал, что мы взломаем этот код. Мы знали, что он замышляет. Он заронил идею, что твой отец-Наследник знаком с нашей мудростью. Что он, возможно, даже был когда-то одним из нас. Что он обращает наши секреты против нас же. Что мы не торопимся вступить в войну на Ашеке, потому что нас сдерживает необходимость пойти против того, кого мы считали одним из нас.
Глубоко в рукавах робы металлические ладони Тея пощелкивали и скрежетали одна о другую.
— Довольно неприглядное поведение. Но я понимаю, почему он так сделал. И это, конечно, сработало. Доказательством тому служит громадное кладбище боевых магин под нами. И все-таки, он поместил нас в неловкое положение. Думаю, он мог бы просто чуть более вежливо попросить. Но пути дипломатии Адептус неисповедимы, не правда ли?
В ответ Наследный Король направил всю энергию на внутренние механизмы-сгибатели, и все его тело сотряслось, словно живая, пытающаяся вывернуться конечность. Напряжение внутренних систем вспышкой отдалось в сознании Тея. Ему показалось, что он даже слышит стон, доносящийся от корпуса. Это, конечно, было лишь воображение, не более — Король парил в вакуума, в неосязаемой хватки гравитационных захватов ковчежного отсека. Но избавиться от этой фантазии было сложно. Тей смотрел, как машина дергается и вырывается посреди водоворота данных, который заполнял его зрение от одного края до другого.
Желания злорадствовать у него не было. Он чувствовал себя уставшим, и только.
— Знание об Архивраге не является угрозой, какой считают его инквизиторы, — сказал он. — Знание, что существует воплощение аннигиляции, выступающее против вечного порядка Императора и созидательной воли Бога-Машины? Это не подвергает душу опасности. Оно усиливает ее. Таково мое истинное убеждение, Королек. Оно предоставляет силу, с которой должны бороться вера и воля. Оно завершает симметрию. Адджи знала о так называемых Темных Механикус. Она знала о механизмах Хаоса, построенных на искаженной логике, и машинных духах, наполненных мусорным кодом и голосами демонов. Естественно. Она знала, что Наследник умеет их строить. И это тоже естественно. Она думала, что ты — одна из этих машин. Но проблема в том, что это не так. Ты — то, что величайшие умы Адептус Механикус обсуждают лишь вполголоса, на закрытых конклавах, и даже между собой используют для этих разговоров самые зашифрованные коды и самые расплывчатые формулировки. Ты — вещь, нарушающая симметрию. Наследник Асфодель построил тебя сам.
Тей наконец заметил движение в стекле перед собой — руки его размытого отражения сплетались и сжимались. Он высвободил их из коричневато-красных рукавов и неподвижно сомкнул перед грудью, изобразив символ аквилы, переходящей в шестеренку.
— Что за разум! — сказал Тей. — Мы видим подобные ему все время, не в последнюю очередь среди самих себя. Разум, способный охватить природу окружающего мира, начать видеть закономерности, проверить их, извлечь знание и приумножить самое себя. Наши труды и наша религия, — на текучем коде Первичного Наречия, которое использовал Тей, слова, обозначающие «труд» и «религию», были одинаковы, — основаны на таких умах. Бессчетные поколения их заложили фундамент, на котором был воздвигнут наш культ, когда мы обрели возможность по-настоящему использовать свой интеллект и понимание посредством инструкций Омниссии. Но твой создатель никогда не внимал учениям Машины, как и нашептываниям Антитезы. Он пришел к ним позже, когда уже обрел могущество. И это могущество… он построил его. Сам.
Точки основных обозначений испещрили инфопространство Тея, и иконки ординатусов, изменив траекторию, закружились вокруг них, словно придворные вокруг монархов на каком-то громадном торжественном балу. Каждое из обозначений развернулось, когда его коснулось внимание Тея, и раскрылось, превратившись в досье одного из аспектов машиностроения Наследника Асфоделя. Его металлургия, его настройка двигателей, его баллистика, его авионика. Его машинные духи, его термоядерные реакторы. То, как искусно и любовно он обустраивал свои сети стрекочущего кода, и то, как искусно и любовно он мастерил каждое крошечное лезвие на ободах своих «Колес свежевания».
— Наследник Асфодель беспокоит нас не потому, что он был одним из нас. Мы и раньше имели дело с отступниками. Преступление твоего создателя — в том, что он нарушает симметрию между нами и Антитезой. Он — третья сторона в космосе, который, как говорит нам вера, разделен лишь одной осью. Не божественное вдохновение и не возвращение знания, дарованного Омниссией в великую эпоху разума, из коей мы вошли в Древнюю Ночь. Лишь человек. Один-единственный, невообразимо гениальный самоучка. Разве есть в наших исчислениях место для такого, как он?