По поводу отношений меджду русскими и эстами в начальный период войны никаких сомнений быть не может. На тот момент для эстов и немцы, и русские выступают в одинаковой роли грабителей и поработителей, просто с новгородцами эстонским нобилям привычнее и проще иметь дело, так как они не покушаются на независимость эстонских земель, им нужна только дань. О том, насколько «со-юзны» были русские эстам можно судить по сообщению Генриха Латвийского, о событии, произошедшем во время похода Мстислава 1212 года: «Лембито (князь Саккалы) ... вернулся к своему войску, и, пока русские были в Эстонии, эти пошли в Руссию, ворвались в город Псков и стали убивать народ, ... русские же по возвращении нашли свой город разоренным. Из этого краткого, но емкого известия видно, что ни новгородцы не собирались выступать в войне в защиту эстов, ни эсты не считали русских своими союзниками. Отношения между ними оставались теми же, что и были до появления в крае немцев и начала войны.
Дипломатия эстов на пятом году ожесточенной войны, как свидетельствует все тот же Генрих Латвийский, сработала совершенно в ином направлении: «В это время ливам, лэттам и эстам, из-за продолжавшихся мора и голода, стали невыносимы тягости войны; они обменялись между собой гонцами и заключили мир помимо рижан»
Итак, эстонские князья договорились о мире со своими соседями ливами и латгалами вопреки желанию растравивших страшный кровавый конфликт магистра венденских братьев Бертольда и самого епископа Альберта. Иными словами, они вернули свои отношения с соседями в то состояние, в котором они находились до развязывания венден-скими братьями войны. Пожалуй, это первое свидетельство существования т.н. Эстонской конфедерации, первое политическое действие, совершенное от имени всей Эстонии, а не отдельных ее земель.
Епископ Альберт, как ни странно, признал и подтвердил этот фактически сепаратный мирный договор и в течение обозначенных в нем трех лет соблюдал его. Генрих Латвийский говорит о нем как о безусловно действующем под 1214 г., когда срок его подходил к концу. Кроме того, в этот период действительно не зафиксировано ни одного серьезного военного столкновения между эстами и Ливонией. Причин этому несколько. Во-первых, латгальские князья и их дружины, а также дружина вассала Риги ливского князя Каупо, в походах на Эстонию 1208—1212 гг. были основной движущей силой. Их выход из войны с эстами означал, что немцы оставались против них в одиночестве, имея, по всей видимости, недостаточно средств. Во-вторых, епископ Альберт оттягивал завоевание Эстонии из-за нестабильности на «полоцком направлении», где Литва, после убийства Даугерутиса, объявила войну Ливонии, а мир с Владимиром Полоцким был крайне ненадежен.
Страна дерзких и непокорных. Эстония 1214-1217 гг. Война без Руси
Срок действия мирного договора истекал в 1214 году, и епископ Альберт готовился к новому крестовому походу. На этот раз уже не венденские братья и латгальские князья должны были стать костяком войска. На Эстонию собиралась в поход вся «королевская рать» правителя Ливонии.
«Епископ созвал всех священников, собрал капитул советовался с ними, а также с рыцарями и приглашенными старейшинами ливов и решил сделать поход в Эстонию, потому что эсты и сами не являлись и о возобновлении мира не заботились, а скорее, наоборот, неизменно желали гибели ливонской церкви. И послал епископ по замкам лэттов, ливов и всего побережья Двины и Койвы и собрал большое и сильное войско, да и в самой Риге было много пилигримов и купцов, и все они с радостью пошли в поход вместе с магистром рыцарства и его братьями; сбор войска назначен был в Койвемундэ. С ними прибыл туда и епископ», — вот так описывает Генрих Латвийский начало крестового похода. Многочисленная рать двинулась в Эстонию теперь уже не ради грабежей. Епископ Альберт официально начал покорение края. Пройдя сквозь землю уже покоренной прежде Сонтаганы, немецкое войско вступило в Роталию.
«По прибытии туда разделили войско отрядами по всем дорогам и деревням и застали по деревням мужчин, женщин и детей и всех от мала до велика, так как не слышали там ничего о предстоящем приходе войска. И в гневе своем ударили на них и умертвили всех мужчин, а ливы с лэттами, превосходящие жестокостью другие народы и не знающие, как евангельский раб, жалости к товарищу-рабу, перебили бесчисленное множество народу, даже некоторых женщин и детей, не щадя никого ни в полях, ни в деревнях. И залили кровью язычников все дороги и места и преследовали их по всем областям морского края, называемым Ротелевик и Роталия. Лэтты с прочими преследовали даже некоторых бежавших на морской лед и, догнав, тотчас убивали, а все вещи и имущество их забирали. И награбили сыновья Талибальда три ливонских таланта серебра, не считая одежды, коней и большой добычи, и все это отвезли в Беверин. Точно так же и все войско и в первый, и во второй и в третий день преследовало бегущих эстов повсюду и убивало направо и налево, пока не обессилели от усталости и люди и кони. Тогда наконец, на четвертый день собрались все в одном месте со всем награбленным, а оттуда, гоня с собой коней и массу скота, ведя женщин, детей и девушек, с большой добычей радостно возвратились в Ливонию, благословляя Господа за это возмездие, посланное на язычников».
Таково красочное описание произведенных в области грабежей и убийств Генрихом Латвийским. Такова была обычная практика походов крестоносцев в земли прибалтийских народов. Целью подобных походов было устрашение противника и принуждение его к кабальному миру. Едва передохнув, войско двинулось уже в Саккалу, где осадило замок местного князя Лембиту, который был вынужден сдаться и принять крещение. Однако, общий эффект от разорения Роталии был обратным. Статью 1216 года Хронист начинает словами: «После роталийского похода и покорения Лембита из Саккалы, вся Эстония стала враждебной Ливонии. Эсты условились явиться сразу с тремя войсками разорять Ливонию».
Условленное было немедленно осуществлено. Эзельцы подошли к Дюнамюнде, роталтийцы вторглись в ливскую область Метсеполе, а дружины из Саккалы и Унгавии осадили замок Аутине. Однако, сил у эстов оказалось недостаточно. Предприятие потерпело неудачу. Атака на устье Даугавы была отбита рыцарями и рижанами, жители Метсеполе попрятались в замках, а осада Аутине была тотчас снята при известии о приближении к замку войска венденских братьев. Пожалуй, единственной «моральной» победой эстов стал захват в плен и убийство талавского князя Талибальда — активного вдохновителя всех военных кампаний против эстов, начиная с 1208 года.
Ответом стал поход сыновей погибшего князя в Унгавию, вслед за которым последовал поход в ту же область братьев-рыцарей Бертольда Венденского. Весь оставшийся год походы в эту область следовали буквально по принципу карусели: одни отряды возвращались с добычей, другие тут же трогались в путь. Разоренная и истекающая кровью земля прислала в Ригу посольство с просьбой о мире и крещении. Вскоре такое же посольство прибыло и из Саккалы. Радость епископа Альберта и «всех христиан», хронистом, правда, была сильно преувеличена. Присланные в Саккалу и Унгавию священники, крестив часть населения, вернулись в Ригу, «не решаясь еще жить там из-за дикости других эстов». Вопрос, по-видимому, был не только в недовольстве других земель Эстонской конфедерации, сколько в настроениях в самих «замиренных» землях, у жителей которых произведенное пред тем тотальное насилие вряд ли могло вызвать умиление как по отношению к христианской вере, так и по отношению к тем, кто принес в их землю ее «божественный свет».
После событий в Унгавии и Саккале для правителей Эстонской конфедерации стало ясно, что предотвратить завоевание страны собственными силами не удастся, необходимо искать союзников. Но и теперь их взоры обратились вовсе не в сторону Новгорода и Пскова, что было бы естественным, будь они давними союзниками. Вместо этого эсты в начале 1216 года посылают посольство к главе другой конфедерации — Владимиру Полоцкому. Смерть полоцкого князя, как говорилось выше, помешала сложению этого союза, и посольство вернулось ни с чем.
* * *
Единственным возможным союзником Эстонии против немцев осталась Новгородско-Псковская Русь. Но она вступает в конфликт с Ригой как будто бы вновь самостоятельно, начав его с политического ультиматума признавшей рижский сюзеренитет Унгавии:
«После того русские из Пскова разгневались на жителей Унгавнии за то, что те, пренебрегши их крещением, приняли латинское, и, угрожая войной, потребовали у них оброка и податей. Жители Унгавнии стали просить у ливонского епископа и братьев-рыцарей совета и помощи в этом деле. Те не отказали им, обещали вместе жить и вместе умереть, подтвердивши, что Унгавния, как до крещения всегда была независима от русских, так и ныне остается независимой».
Итак, поводом к войне стало «отложение» Унгавии, хотя хронист недалек от истины, говоря, что власть русских в этом краю была номинальной. Интересно, что Генрих Латвийский приписывает как политическую инициативу этой «ноты», так и последовавший за ним военный поход Владимиру Псковскому, хотя Унгавия платила дань новгородцам, а не псковичам. В связи с этим вряд ли следует сомневаться в том, что реально за событиями стоит Мстислав Удатный и что Новгород и Псков в конфликте действуют сообща. Вероятно, Владимир взял на себя первые роли, руководствуясь еще и планами личной мести тем, кто опозорил его и изгнал из Идумеи.
Вскоре после дипломатической угрозы Владимир с псковской дружиной (быть может, в ней были и новгородцы) вторгся в Унгавию, «стал на горе Оденпэ и разослал свое войско по всем окрестным деревням и областям. И стали они жечь и грабить весь край, перебили много мужчин, а женщин и детей увели в плен».
Отличие похода 1216 года от прежних новгородско-псковских рейдов для Риги было, прежде всего, в том, что теперь русские разоряли страну, уже находившуюся под вассалитетом Риги, то есть бросали вызов самому правителю Ливонии. Стало очевидно, что завершение кровавого покорения Унгавии, не означает завершения войны за нее. Приобретенного даже таким путем вассала придется защищать от сильного противника. И теперь интересы Риги напрямую столкнулись с интересами Новгорода и война неизбежна. Готовясь к войне с Новгородской Русью, епископ Альберт и меченосцы произвели очередной раздел Эстонии. В Унгавию по просьбе местных нобилей был послан отряд рыцарей, который укрепил замок Отепя и остался в нем. Конфликт разрастался. Псковичи, пришедшие «по своему обычаю» за данью в Талаву, сожгли родовой замок Таливальда Беверину. Бертольд Венденский, узнав об этом, захватил псковских мечников. Однако, после прибытия послов из Новгорода, освободил их.