ей было бы наплевать.
Конечно, она скрывала свою с ним связь от родителей. Это оказалось не трудно: клану Йорков было не до того: для всех, кто занимается колдовством, росла угроза со стороны Проклятых, ведь любая ведьма способна распознать присутствие рядом вампира. Как ни странно, эта угроза предоставила Скай больше свободы, чем та, к которой она привыкла с детства. Они с Эстефаном чаще встречалась, и он каждый раз убеждал ее принять участие в обрядах поклонения луне вместе со своими братьями-колдунами.
Он даже перенес эти обряды на более позднее время, и она успела завершить свои обряды и присоединиться к нему. Они встретились в роще, под покровом темноты, все были в масках. Исповедующие Белую магию масок не надевают, но Эстефан объяснил ей, что у них такая традиция: много веков назад Белые маги подвергали гонениям Темных (на самом деле выражение «Темная магия» возникло просто в противовес «Белой»), и исповедующие Белую магию колдуны и ведьмы были так же нетерпимы к тем, кто поклонялся Пану, как католическая церковь к колдовству.
Ритуал почти полностью совпадал с ритуалом, в котором только что участвовала Скай, только вместо Госпожи Великой Богини хвала воздавалась Пану. Во время исполнения ритуальных песнопений она оставалась безгласна, и никто ее в этом не упрекнул. Заглянув к ней на следующее утро, Эстефан сказал, что она была magnified.[54] Она и чувствовала себя magnified… блаженной, полной счастья и света, а вовсе не тьмы.
Magnified. Всякий раз, когда она была с ним, ей казалось, что у нее выросли крылья, она была так счастлива, что хотелось плакать от счастья. Он был богат, как Крез, и часто катал ее в окрестностях Лондона в своем «Ягуаре». Родители Скай считали, что благословенный дар обладания магическими силами можно использовать не ради собственного блага, а только на благо других людей. Семья содержалась на заработки родителей: отец был компьютерным программистом, а мать владела булочной. Эстефан смеялся над этим, говорил, что так жить нелепо. Колдуны традиционно руководствовались жизненным правилом: «Делай что хочешь, если это не вредит другим». А кому какой вред, если ты богат?
И он вовсю пользовался магией, приумножая свое богатство (как именно, она точно не знала), и осыпал ее подарками: покупал дорогие платья, сказочно красивую обувь, сапожки и туфельки, и даже подарил волшебную палочку, которая, по преданию, принадлежала некогда самой Ифигении де ла Тур, знаменитой колдунье, в начале двадцатого века, в так называемую Прекрасную эпоху[55] проживавшей в Париже. Скай собирала все это про запас, и родители вопросов не задавали. Они любили ее, души в ней не чаяли. О, как она будоражила испанскую кровь Эстефана! Он хотел, чтобы она поскорее с ним обручилась, чтобы он мог по праву жениха защищать ее от Проклятых. Она может пока жить в родительском доме, и необязательно кому-то знать, что они соединены навеки. Безумное было время, требующее безумных поступков.
Две ее лучшие подруги, близняшки Солей и Люн, страшно ей завидовали. Какими чарами в лунную ночь солнцестояния она опутала такого красавчика?
Потом наступил сентябрь, и она с Эстефаном тайком отправилась на праздник осеннего равноденствия. Но на этот раз Скай не помнила, что с ней произошло. Она проснулась в своей постели и вспомнила только, что когда она там оказалась, в самом низу спины у нее была татуировка: горгулья,[56] а в зубах у нее сердечко. Размерами два на два дюйма, очень похоже на символ, используемый Проклятыми: летучая мышь с сердечком в зубах.
Она позвонила Эстефану, но он только рассмеялся.
— Ты же сама захотела. Сама попросила сделать наколку, borachin, — сказал он, снова назвав ее пьянчужкой. — Мы вместе ходили в ателье татуировок, неужели не помнишь?
Она страшно испугалась. Солей и Люн с помощью заклинаний попробовали уничтожить ее, но ничего не вышло, и, пока наколка заживала, она ужасно чесалась.
А потом у нее начались ужасные кошмары: будто бы они с Эстефаном где-то на бале-маскараде в сырых подземных пещерах, украшенных алыми гобеленами и освещенных факелами. На ней длинное бальное платье, красное с черным, а он во всем черном. Все остальные — вампиры… и Эстефан пьет с ними кровь и пытается заставить и ее сделать то же самое.
И как только он подносил чашу к ее губам, она в ужасе просыпалась. Слава Великой Богине, она у себя дома! В собственной постели. Только татуировка жжет спину.
Кошмары продолжались всю неделю и совсем измучили ее. Выглядела она ужасно: под глазами круги, на лице красные пятна. Не догадываясь об истинной причине, Мелоди с родителями творили над ней целебные заклинания и заговоры, но ничто не помогало. А Солей и Люн угрожали, что, если она не порвет с Эстефаном, они расскажут обо всем ее родителям.
Совсем отчаявшись, все еще влюбленная, она отправилась к Эстефану и рассказала ему обо всем. Он нежно обвил ее руками за талию и притянул к себе.
— А в этих твоих снах, — прошептал он ей на ухо, — что случится, если ты все-таки выпьешь кровь, a, mi amor? — и довольно больно прикусил ей мочку уха.
И тогда она поняла, что магия, которую он практикует, непосредственно связана с Проклятыми. Каким образом, она не знала, но поняла, что он не просто оболтус без царя в голове. Он дурной человек, опасный, и ей действительно надо как можно скорей порвать с ним.
Но тем не менее она почему-то снова оказалась перед входом в Пещеру Адских Огней своих снов, теперь наяву; на ней был тесный темно-красный корсет, украшенный черными кружевами, черная юбка, отороченная красной каймой, и в руках она комкала черную ритуальную пелерину. И сапожки выше колен и на толстой подошве. Остальные девушки здесь были гораздо соблазнительней в свободно ниспадающих черных платьях и туфельках на высоком тонком каблучке. Лица их были скрыты масками, и она не могла узнать никого из них. В этом-то было все и дело. Ни одна из девушек из ее шабаша не пришла бы сюда. Сомнений не было, что здесь проводится ритуал не темной, но черной магии.
«Зачем я сюда пришла, — думала несчастная Скай, прижимая к груди скомканную пелерину и разглядывая маску. — Надо было порвать с ним навсегда еще по телефону».
Но правда заключалась в том, что она боялась это сделать. Если она отошьет его, что он тогда предпримет?
— Сегодня ночью, — сказал он, закрывая маской ей лицо и завязывая черные шнурки, — мы с тобой обручимся. Давай помогу надеть мантию.
Проскальзывая мимо нее в пещеру, приглашенные широко улыбались ей. В ночном воздухе словно разлилось предвкушение чего-то необычного; лунный свет блестел на иссиня-черных волосах Эстефана, и вдруг, буквально на мгновение, глаза его сверкнули кровавым огнем. И зубы… разве у него такие длинные и острые зубы?
«О, Великая Богиня, — подумала она, — неужели он вампир?»
Могла ли она об этом не знать? Разве ведьмы не чувствуют, если рядом вампир? Те, в свою очередь, тоже ощущают присутствие ведьмы… Уж не поэтому ли вампиры так ненавидят колдунов и ведьм?
— Vamonos, mi amor,[57] — похотливо прошептал он, — давай же сделаем это.
— Что… «это»? — заикаясь, спросила она, и голос ее прозвучал пронзительно-резко.
Она посмотрела на вход в пещеру. Он был освещен багровыми и оранжевыми огнями и был похож на ворота в ад. Она испуганно шагнула назад.
— Эстефан, что здесь происходит?
Он сощурил глаза, и вдруг этот красивый мужчина-колдун преобразился, она увидела в нем то, о чем и раньше подозревала, но что было скрыто его шармом и обаянием. Словно он вдруг снял с себя маску и показал свое истинное лицо. И это лицо было воплощением зла.
— Так мы и в самом деле, — прошептала она, — участвовали в тех сборищах?
Он опустил на лицо черную полумаску, точную копию той, что была на ней, и подошел к ней вплотную.
— Это будет не больно, — сказал он.
С бьющимся сердцем Скай сделала еще шаг назад. Всей душой она теперь понимала, что он лжет. Это будет больно. Очень больно.
Краем глаза она заметила какое-то движение. Из пещеры появились три фигуры в масках, головы закрыты капюшонами, в руках факелы. Она узнала их по фигурам — это были братья Эстефана по шабашу. Они пришли помочь ему, они пришли за ней. Неужели все было заранее спланировано?
Эстефан взял ее за руку.
— Тебе ничто не угрожает, — сказал он.
— Потому что стану такой, как они?
Холодный ужас пробежал по ее телу. Казалось, еще немного — и она превратится в ледяную статую, в зомби, неспособного двигаться самостоятельно, а лишь повинуясь его заклинаниям. Призвав на помощь все свое искусство магии, она противопоставила его магнетическому прикосновению Эстефана, стараясь ни на секунду не забывать об угрожающей ей опасности.
— Нет, что ты, мы не станем вампирами. Но им нужна наша помощь, ведь мы владеем магическими силами. Мы переменимся, конечно, но это не станет «обращением».
Казалось, он не замечает заклинаний, которые она отчаянно сплетает, слово за словом. Неужели он так силен, что может позволить себе не обращать внимания на ее усилия?
— Ay, Hermosa, mi dulce, mi alma,[58] — шептал он сладкозвучные пустяки, что шептал ей на ушко все эти месяцы, размягчая ей сердце и заставляя верить, что он действительно любит ее.
— Ты… ты заключил с ними сделку? — прошептала она, старательно избегая его взгляда, — ведь стоит ему поймать ее взгляд, глаза его околдуют ее окончательно.
— Si, но и для твоего блага тоже, — ответил он.
Пальцы его все крепче сжимали ей ладонь и скользили вверх, пытаясь добраться до запястья.
— Escuchame. Послушай. Скоро весь мир будет у них в руках. Это неизбежно. Но у того, кто встанет на их сторону, кто уподобится им, будет все.