В ночь на 11 октября подлежащие призыву унтер—офицеры и новобранцы из села Минино поголовно ушли в тайгу. Это послужило сигналом к отказу от мобилизации в других волостях: Зеледеевской, Сухобузимской, Погорельской и Шилинской. Зеледеевские мобилизованные по прибытии к ним карательного отряда завязали перестрелку и ушли в тайгу, объединились с мобилизованными из Покровской, Шерчульской и Михайловской волостей. Ряды повстанцев пополняли местные крестьяне, недовольные продразверсткой. В информационных сводках советских органов отмечалось заметное участие в восстании «беднейшего населения»[847]. В Зеледеевской и Мининской волостях Красноярского уезда в ноябре количество повстанцев насчитывало до 500 человек. Отряды повстанцев действовали в Шерчульской и Покровской волостях. Возникла угроза железнодорожному сообщению Ачинск—Красноярск. Попытки ликвидации повстанцев в конце октября – первой половине ноября 1920 г. не увенчались успехом. Во время боев 6—17 ноября повстанцы отбросили советские войска в районе сел Бельское, Михайловский погост, Подкаменская, Улуйская[848].
Восстание в Красноярском уезде распространилось в конце октября на пять волостей Ачинского уезда. Повстанцы выдвинули лозунг: «Да здравствует советская власть, долой коммунистов!». В ноябре к повстанцам в Ачинском уезде присоединились енисейские казаки[849]. Одним из главных центров восстания в уезде стало волостное село Большой Сереж, в 15 верстах от железной дороги. 31 октября жители села собрались на крестьянский сход. Сход принял решение о восстании, назначив выступление через 2 дня. Были произведены выборы командиров. Начальником штаба избрали Андрея Милицына. Александра Дубского назначили командиром кавалерии, избрали командиров рот и взводов. 1 ноября в селе был убит продработник, на следующий день произошло вооруженное столкновение с продотрядом. Штаб повстанцев объявил мобилизацию мужчин в возрасте 18—40 лет в селах Большой и Малый Сереж (села, разделенные рекой Чулым), и в округе. Местные жители копали окопы вокруг Большого Сережа. Дежурный наблюдатель с колокольни по живому телефону из расставленных по цепочке стариков и подростков передавал сообщения в окопы. В соседние села направили разведку. Вся деревня в короткий срок была окружена окопами, в районе дорог – в 2 ряда. К сережцам присоединились крестьяне из окрестных деревень. Общая численность повстанцев составила 200 человек. Основой боевой силы являлись унтер—офицеры. В селах остались только способные носить оружие, семьи повстанцев ушли в тайгу[850].
Наступление советских войск на Сереж началось 3 ноября. Ночью с 4 на 5 ноября после 40—минутного штыкового боя наступление провалилось. 5 ноября подошли сводные отряды карательный советских войск, в несколько раз превосходящие силы повстанцев, а также бронепоезд, обстреливавший Сереж артиллерийским огнем. Наступающие советские войска 5 ноября имели 848 штыков, орудие, 10 пулеметов, 18 авторужей, 25 конников. Разыгрался жестокий уличный бой, описанный в докладе комбрига 31—й отдельной стрелковой бригады П. Ананьева: «…Однообразие одежды коммунистов с противником вызвало замешательство с обеих сторон. И противник, и красноармейцы кололи и стреляли, неуверенные, кого они бьют – своих или противника… Отдельные защитники окопов не хотели сдаваться и стреляли в упор, многие из крестьян бросались с топорами и вилами. Их прикалывали на месте». Повстанцы в бою 5 ноября потеряли более 100 человек убитыми, всего за время боев 3—5 ноября – 150, взято в плен 104 человека. В качестве трофеев наступающие получили 17 винтовок, около 40 ружей, деревянный пулемет, сделанный повстанцами для имитации пулеметной стрельбы – повстанцы были фактически безоружны[851].
Военно—революционный трибунал войск ВНУС Восточной Сибири признал героизм повстанцев – редкий случай в решениях подобного рода. В приговоре выездной сессии в Ачинске 8 декабря 1920 г. отмечалось: «Сережцы сопротивлялись упорно, дрались до последнего, кто не имел оружия, бросались на наступающие цепи с палками и вилами». Подчеркивалось, что Сережское восстание отличалось «невероятным упорством и кровавыми расправами». 190 повстанцев Ачинского уезда предстали перед судом военревтрибунала. 75 человек из числа организаторов и активных участников были приговорены к расстрелу, их имущество конфисковано, 45 бедняков и середняков – к 20 годам принудительных работ с конфискацией имущества, 54 участника восстания, не имевших даже оружия – к 10 годам принудительных работ, 9 человек – к 5 годам работ[852]. Из приговора трибунала следовало, что основная часть повстанцев – середняки и бедняки. В этой связи представляет интерес докладная записка заместителя председателя Енисейской губернской комиссии по оказанию помощи фронту П. Рябченко, в которой полномочный представитель Советской власти изложил собственные впечатления об инспекторской поездке в Сереж в январе 1921 г. Рябченко писал: «Село Большой Сереж есть село земледельцев—крестьян, именно земледельцев „чистой воды“. И сказать, чтобы село Большой Сереж являлось кровно кулацким, нельзя, – преобладающее место, правда, принадлежит середняку, а за ним уже идет крестьянин—бедняк»[853].
П. Рябченко волновал поиск ответа на вопрос: почему ожесточенное восстание произошло в благополучном селе? Ведь по всей Сережской волости установленная продразверстка в 31506 пудов хлеба была почти выполнена уже до начала восстания – 30107 пудов[854]. По итогам 1920 г., помимо Сережской волости, еще 8 волостей Ачинского уезда (Назаровская, Мало—Улуйская, Ястребовская, Алтатская, Ильинская, Ельниковская, Больше—Улуйская и Подсосенская), – за успешное выполнение продразверстки (далеко свыше 100%) были занесены на Красную доску. Проезжая в Сереже мимо двух рядов окопов, Рябченко размышлял: «Здесь люди дрались, доходя до бешенства. Дрались с красными, и сами в то же время, уже после драки, занесены на Красную доску. Как это понимать?»[855]. Ознакомление с реальной ситуацией в Сереже и уездном Ачинске позволило дать объяснение тому, что здесь произошло. Село Большой Сереж должно было по одной из разверсток поставить картофель. Картофель бережно хранился крестьянами в подпольях. Сданный по разверстке картофель продорганы ссыпали в амбары и там она замерзала. Возмущенным крестьянам пытались объяснить, что картофель этот пойдет на винокуренные заводы, но крестьяне прекрасно знали, что винокуренные заводы никогда мерзлого картофеля не принимали. Бесхозяйственность продорганов не могла убедить крестьян в том, что картофель пойдет на заводы, а не погниет наполовину по складам[856].
В разверстке трудовой повинности на заготовку леса и дров царил произвол. Даже члены комячеек высказывали недовольство несуразной разверсткой: каждому крестьянину предписывалось вывезти не менее 80 подвод заготовленных им же дров и строевого леса. Лесосека находилась на расстоянии от 30 до 40 верст от места жительства и от 3 до 10 верст от реки, куда требовалось вывезти лес. Произвести эту операцию на тех кормах для своих лошадей, какими располагал крестьянин, значило оставить крестьян к весне без лошадей, соответственно – без посева. Однако у крестьян никто даже не поинтересовался, сколько у них в наличии пил, топоров, напильников, без которых, не поточив пил, нельзя работать. Вместо обеспечения условий работы, вместо убеждения и разъяснений на крестьян сыпались устрашающие предписания с угрозой судом ревтрибунала за невыполнение заданий[857].
Не лучше организована работа продорганов в уездном городе Ачинске. Крестьяне привозят продовольствие, долго разыскивают по городу приемный пункт по разверстке, чтобы сдать мясо или масло. Выдача пайков хлеба для бедноты со всего уезда производится в Ачинске: бедняк должен добраться до города, с получением хлеба «вместо порядка царит разнузданность, самое черное невежество. Дают Вам полпайка, а на остальную половину предлагают зайти вечером чай пить. Это, значит, говорят крестьянину, приехавшему в город, чтобы справить свои дела и попасть скорей домой»[858]. В докладной записке П. Рябченко изложил рассказ крестьянки—попутчицы о горестной жизни в деревне: ««Вот у меня не хватило 9 яиц в разверстку, и мне не дали соли. Хорошо, что я имела коноплю, да еще кое—что, пошла обменяла на яйца, получила соль и засолила капусту. Думаю, хоть на рубаху на какую и не хватит, зато детям капуста будет на зиму. Опять же и с помолом. Есть у тебя чего молоть аль нет, а за полгода вперед заплати по 4 фунта за пуд за размол. Это уж помимо денег. А где мне взять, бедной вдове? Вот собрала кое—как 15 пудов да и с тех 1,5 пуда давай, а тут лошадь одна была, да и ту во время боев увели, а куда – не знаю. Приезжала вот искать ее»[859].
В октябре—ноябре 1920 г. развивалось повстанческое движение в Канском уезде: Агинской, Амонашевской, Александровской, Вершино—Рыбинской, Ирбейской, Тальской, Шелоховской волостях. Население помогало повстанцам продовольствием, фуражем для лошадей, скрывало от советских разведчиков их местопребывание и передвижение. 30 октября в Канском уезде к повстанцам перешел отряд из 20 красноармейцев с пулеметом. Одним из основных центров повстанчества стала деревня Голопуповка Амонашевской волости. В Голопуповке крестьяне собрали сход, выступили против разверстки. Ряды повстанцев пополнили призывные унтер—офицеры и новобранцы. Силы повстанцев в Голопуповке насчитывали 450—500 человек