[162], потерявшего последовательно трех братьев, убитых и замученных матросами…? А сколько их таких?»[163].
На угрозы со стороны Деникина судом по поводу бесчинств и насилий не обращалось серьезного внимания. Командование белой армии само являлось бывшими собственниками, земли которых подверглись захватам. Генерал Врангель заявил, что Добровольческая армия дискредитировала себя грабежами и насилиями. Идти под добровольческим флагом дальше было нельзя – требовалась другая идея. Врангель упрекал в письме Деникина: «Армия, воспитанная на произволе, грабежах и пьянстве, ведомая начальниками, примером своим развращающими войска, – такая армия не могла создать Россию…»[164]. Не отрицая фактов произвола, связанных с «возвращающимися помещичьими шарабанами», Деникин позднее неубедительно пытался объяснить, что бедствия деревни ограничивались объективной трудностью проникновения в деревню «шарабанов» вне фронтовой полосы, а также политикой собственного правительства: запрещением самоуправного восстановления собственности, возмещением за незаконные реквизиции, ссудами, предоставленными сельским обществам на обсеменение полей и сбор хлеба, освобождением или отсрочкой мобилизации, нормированием арендной платы за землю и «вообще рядом законодательных актов, подводивших некоторое юридическое обоснование под факт земельного захвата»[165]. Однако вопреки заявлениям Деникина, крестьяне убеждались на собственном опыте, что за деникинским лозунгом о великой, единой и неделимой Россией скрывалась опасность возвращения к прежним порядкам. Для них это означало, в первую очередь, потерю земли, захваченной в ходе революции. Продекларированная забота о «малоземельных собственниках» не нашла выражения в конкретных практических акциях – осталось неясно, кто подразумевался под малоземельным собственником, вряд ли речь могла идти об основной массе крестьянства.
Секретные информационные сводки отдела пропаганды деникинского правительства (Особого совещания) свидетельствовали о реальной обстановке, связанной с земельным вопросом. 27 августа 1919 г. отдел пропаганды информировал: отношения между крестьянами и крупными землевладельцами «сильно обострены». Поводом конфликтных ситуаций являлась неурегулированность порядка аренды земли: собственники «громадных участков земли» даже не удосуживались явиться в собственные имения, в результате десятки тысяч десятин пахотной земли, сдававшейся прежде в аренду, оставались необработанными[166]. Прежние землевладельцы, возвратившись в свои поместья, нередко предпочитали не выгонять новых пользователей – они устанавливали чрезмерно высокую арендную плату, включая в нее даже предыдущие годы революции и Гражданской войны. Временные нормы использования урожая, составленные Особым совещанием и утвержденные Деникиным в июне 1919 г., были выгодны не столько тем, кто его вырастил и собрал, сколько прежним собственникам. Так называемый «третий сноп» (право собственников на треть урожая за якобы аренду земли), введенный для урожая 1918 г., сохранился и в 1919 г., когда в России вырос отменный урожай. Деникинский закон об урожае, формально оставляя его за посеявшим, установил норму аренды для пользователя земли в форме оплаты собственнику (бывшему помещику) части урожая: в размере 1/3 выращенного хлеба, 1/2 трав и 1/6 корнеплодов. Закон о посевах на следующий 1919/1920 г. вменял в обязанность лиц, «в действительном пользовании коих земля находится», пахать и сеять, обещая «обеспечить интересы засевщиков при сборке урожая». Закон об аренде предоставлял возможность фактическим владельцам земли (захватчикам) продолжать пользование ею в 1920 г. по договору или без договора, но за установленную арендную плату. По определению Деникина, указанные законы белого правительства преследовали тройную цель: обеспечение сельскохозяйственного производства, сохранение принципа собственности и «по возможности меньшее нарушение сложившихся в деревне взаимоотношений» (8:35). Впоследствии установленные нормы менялись. Применение закона об урожае в произвольном толковании местной власти Деникина еще более возмущало крестьян.
По информации отдела пропаганды Особого совещания, в августе—сентябре 1919 г. крестьянское население было крайне недовольно приказами Деникина о трети урожая в пользу собственников земли, резкими колебаниями арендной платы и отсутствием уровня предельной цены за аренду, возмущалось грабежами и «беззакониями» белогвардейских частей[167]. Белое правительство юга России, возглавляемое Деникиным, не помышляло о реальном удовлетворении крестьянства посредством своей земельной политики. В результате тыл деникинской армии сотрясался от волн крестьянских восстаний, как и тыл белой армии Колчака.
Проект земельного положения в правительстве Деникина появился лишь в начале ноября 1919 г., затем Деникин приказал его опубликовать в печати для обсуждения «широких общественных кругов». Положение, по его оценке, отличалось выверенными юридическими формулировками, которые позволили соблюсти «осторожность и стирание острых углов». Земельное положение Деникина устанавливало в течение двух лет добровольные сделки, по истечении этого срока —принудительное отчуждение земель; определялась норма частных владений (усадеб, лесов, открытых недр и земли): от 150 до 400 десятин; отчужденные земли могли быть проданы исключительно лицам, занимающимся земледельческим трудом, преимущественно местным; максимальные нормы для покупающих землю были установлены от 9 до 45 десятин[168]. Однако утверждать земельное положение, тем более обсуждать его было поздно: армия Деникина катилась к разгрому. 15 декабря 1919 г. появился запоздалый и радикальный по духу наказ Деникина Особому совещанию, в котором излагалась основная программа политики главнокомандующего. Правительству приказывалось «принять в основание своей деятельности» основные положения: Единая, Великая, Неделимая Россия; военная диктатура как режим правления, участие политических партий «отметать», любое противодействие власти справа и слева – карать. Вопрос о форме правления объявлялся делом будущего, когда «русский народ создаст Верховную власть без давления и без навязывания». В области внутренней политики поручалось продолжать разработку аграрного закона в духе декларации командующего, а также закона о земстве. Бунты, дезертирство подлежали наказанию суровыми мерами, в данном случае смертная казнь называлась как «наиболее соответственное наказание». Предлагалось «оздоровить» фронт и войсковой тыл назначением доверенных генералов с большими полномочиями, полевым судом и применением репрессий[169].
Однако 16 января 1920 г. на заседании Верховного Круга Дона, Кубани и Терека в Екатеринодаре Деникин был вынужден существенно смягчить собственные требования. Наряду с положениями о Единой, Великой и Неделимой России, всероссийском Учредительном собрании, призванном в будущем установить форму правления в стране, ему пришлось учесть справедливость требований аграрного населения: в речи на заседании Круга Деникин признал лозунг «Земля – крестьянам и трудовому казачеству», а также право «широкой автономии» казачьих областей. Тем не менее на данном заседании главнокомандующий ВСЮР был подвергнут серьезной критике со стороны руководства казачьего Круга. Они утверждали, что лозунг – земля должна принадлежать трудовому народу и казачеству – должен был написан на знамени борьбы с большевиками еще в самом начале борьбы; лозунг об Учредительном собрании также требовалось провозгласить в самом начале борьбы. Белые атаманы доказывали Деникину: установлением диктатуры большевиков не победить[170].
4 января 1920 г. Колчак указом сложил с себя полномочия Верховного правителя и передал верховную всероссийскую власть Деникину. Однако разгром ВСЮР осенью 1919 г. – зимой 1920 г., завершившийся новороссийской эвакуацией («новороссийская катастрофа») в Крым в марте 1920 г., подвел итог неудавшейся попытке генерала Деникина реализовать свою аграрную программу, а также его командованию – закончился период антибольшевистской войны белых сил в государственном масштабе. Идеи единой всероссийской власти и единоначалия Верховного правителя, ориентированные на объединение всех антибольшевистских сил под одной властью, завели лидеров Белого движения в тупик.
Правительство белой армии на Северо—Западе, как и правительство ВСЮР, не спешило удовлетворять крестьянские желания. Более того, были изданы приказы, фактически объявившие о восстановлении прежних дореволюционных порядков, что отвернуло население северо—западных областей от белой власти. Командующий белогвардейским корпусом на Северо—Западе генерал А. П. Родзянко издал приказы 17 и 19 июня 1919 г. (№12 и №13 соответственно), подготовленные начальником военно—гражданского управления полковником Хомутовым. Лозунг, на который ориентировался Родзянко – «Против большевиков без политики» – не мог удовлетворить крестьянина, своим прагматичным умом верившего лишь правде жизни. На занятых белыми территориях Петроградской и Псковской губерний делались попытки восстановить деятельность земских учреждений на основе положения, изданного Временным правительством в 1917 г. Однако командование Родзянко являлось сторонником жесткой военной диктатуры. Приказ №12 определял порядок использования живого и мертвого инвентаря сельских хозяйств. Данным приказом требовалось возвратить все движимое имущество, перешедшее от одних лиц к другим за время революции, прежнему владельцу: «Всем лицам, захватившим самовольно и незаконно, или получившим от большевистских (коммунистических) властей чужое движимое имущество… вменяется в обязанность в течение десяти дней со дня опубликования сего постановления вернуть таковое имущество собственникам или владельцам». За невыполнение приказа следовала угроза военным судом. Однако установленного срока было недостаточно не только для решения самого вопроса, но даже для доведения приказа до населения.