[360]. Ревком давал коммунистам слово на собраниях.
Лишь 16 марта 1921 г., накануне решающего штурма мятежного Кронштадта, ревком решил отправить Советскому правительству ультиматум: в случае непрекращения стрельбы по городу и мирному населению будут приняты «крайние меры к заложникам—коммунистам»[361]. В этот же день в ревкоме обсуждался вопрос о расстреле группы коммунистов, – инициатива исходила от коменданта следственной тюрьмы Шустова. Ревком отклонил это предложение, разрешив право расстрела лишь при попытке к побегу. Возможность вынесения смертных приговоров противоречила провозглашенной кронштадтцами революционной отмене смертной казни как «гнусного учреждения тиранов». Поэтому угрозы в адрес арестованных коммунистов (среди них были комиссар Балтфлота Н. Кузьмин, председатель Кронштадтского Совета П. Васильев[362], комиссар бригады линейных кораблей А. Зосимов) полевым судом и расстрелом не имели легитимного основания.
Уроки мятежного Кронштадта заставили Л. Троцкого позднее, в 1927 г., вывести политическую формулу «сползания к Кронштадту». В «Кронштадской форме Термидора путем захвата военной механики», по его определению, состояла «дьявольская хитрость истории». В чем суть конструкта Троцкого? Троцкого насторожило участие в восстании многих матросов—коммунистов. Вместе с беспартийными, по оценке Троцкого, они «сдвинули власть с классовой зарубки». Кронштадтская форма «Термидора» – военное восстание. Но при определенных условиях появляется опасность мирно сползти к Термидору. Если кронштадтцы, партийные и беспартийные, под лозунгом Советов и во имя Советов спускались к буржуазному режиму, то, по Троцкому, можно сползти на термидорианские позиции даже со знаменем коммунизма в руках[363].
Совет Труда и Обороны Советской Республики 2 марта 1921 г. объявил: 28 февраля начались волнения на корабле «Петропавловск», принята черносотенно—эсеровская резолюция; 2 марта появилась открыто группа бывшего генерала Козловского с офицерами, руководившие заговором за спиной эсеров; под их руководством осуществлялись аресты партийных руководителей и коммунистов. Решением Совета Труда и Обороны, подписанным Лениным (в качестве председателя указанного органа) и Троцким (председателем Реввоенсовета Республики) устанавливалось осадное положение для Петроград и Петроградской губернии, власть передавалась чрезвычайному военному органу – комитету обороны Петрограда. Мятежники объявлялись вне закона[364].
Приказом Предреввоенсовета Троцкого и главкома Каменева от 5 марта была восстановлена 7—я армия с подчинением непосредственно главнокомандованию Республики. Командующим армией назначался М. Н. Тухачевский (одновременно командующий западным фронтом), ему подчинялись все войска Петроградского округа и Балтийского флота. Тухачевскому поручалось подавить восстание в Кронштадте в кратчайший срок[365]. В тот же день было обнародовано ультимативное по своему содержанию Обращение РВС и командования Красной Армии к мятежникам: сложить оружие, только сдавшиеся могли рассчитывать на милость Советской Республики, ответственность возлагалась на белогвардейских организаторов мятежа. Решительность и оперативность действий объяснялась Троцким в телеграмме, направленной 5 марта Э. М. Склянскому: только овладение Кронштадтом покончит с политическим кризисом в Петрограде[366]. Военный мятеж невольно позволил решить силовыми методами наболевшую политическую проблему – утихомирить бастовавший Петроград и устранить брожение в Балтийском флоте.
Кронштадтское восстание под красным флагом не было белогвардейским мятежом, как утверждалось в советской легенде. Создателем идеологического мифа стал председатель Реввоенсовета Советской Республики Л. Троцкий. В интервью для иностранной печати Троцкий обвинил в подготовке кронштадского восстания контрреволюционные центры за границей[367]. Несмотря на указание высшего советского руководства и на все предпринимавшиеся усилия, расследование чекистов не установило следов подготовки со стороны какой—либо контрреволюционной организации внутри крепости или шпионов Антанты. О гипотетической возможности организации заговора чекисты узнали бы первыми: особый отдел Кронштадтской крепости, имевший по штату отдела 50 осведомителей, создал широкую сеть своих осведомителей в крепости – 150 человек, почти все доносили без оплаты[368]. Пришлось сделать заключение, что восстание возникло стихийно в неорганизованной матросской и рабочей среде. По информации ВЧК, «широкая масса восставших не хотела и слышать об Учредилке». Уже 3 марта в Обращении к крестьянам, рабочим и красноармейцам ВРК сделал заявление о «неправде по поводу власти генералов и белых»[369].
Среди членов ревкома не было ни одного бывшего офицера. В его состав входили в основном специалисты флота с большой практикой, включая более трети (6 человек из 15) представителей команд линкоров «Петропавловск» и «Севастополь». Кронштадтский ревком, учитывая негативное настроение матросской и солдатской массы крепости в отношении белогвардейцев, посчитал необходимым «раз и навсегда покончить» с домыслами и слухами о руководстве восстанием якобы со стороны «белых генералов и попов», публично объявив состав ВРК в специальном воззвании ревкома: Петриченко – старший писарь линкора «Петропавловск», Яковенко – телефонист службы связи Кронштадтского района, Ососов – машинист линкора «Севастополь», Архипов – машинный старшина линкора «Петропавловск», Перепелкин – гальванер линкора «Севастополь», Петрушев – старшина—гальванер линкора «Петропавловск», Куполов – старший лекарский помощник, Вершинин – матрос—электрик линкора «Севастополь», Тукин – мастеровой электромеханического завода, Романенко – содержатель аварийных доков Кронштадтского порта, Орешин – заведующий 3—й трудовой школой, Вальк – мастер лесопильного завода, Павлов – рабочий минных мастерских, Байков – заведующий обозом управления строительства крепости, Кильгаст – штурман дальнего плавания[370]. В составе ревкома была создана оперативная тройка: Петриченко, Яковенко, Ососов. Руководитель ревкома С. М. Петриченко, кадровый матрос с 1914 г., служил на флоте около семи лет. В «партийную неделю» 1919 г. Петриченко, как и многие на флоте, вступил в РКП (б), но вскоре выбыл из нее во время очередной перерегистрации. В мятежной матросской и солдатской среде не допускалось даже мысли о возможности работы в ее среде белых шпионов. Почти все воззвания Советского правительства публиковались без сокращений на страницах кронштадтской газеты.
В указанном выше интервью для иностранной печати Троцкий связал восстание с выбытием «огромного числа революционных моряков 1917 года» из Балтфлота[371]. Для подобной интерпретации у Троцкого были серьезные субъективные основания – личные счеты к кронштадтцам. Моряки Кронштадта не поддержали Троцкого с его лозунгом «перетряхивания» в дискуссии о профсоюзах. Общее собрание Кронштадтской организации РКП (б) 14 января 1921 г. большинством в 525 голосов против 96 отвергло платформу Троцкого, проголосовав за платформу Зиновьева и Ленина. 19 января на общем собрании моряков—коммунистов в зале Морского корпуса Троцкий отстаивал свою позицию лично, дискуссия для него завершилась провалом: из 3,5 тыс. присутствующих за его платформу высказалось не более 40—50 человек[372].
Но легенда Троцкого о кардинальном изменении социального состава балтийских моряков за годы Гражданской войны и влиянии на них со стороны «мелкой буржуазии» опровергается реальными фактами. К 1921 г. на кораблях служили преимущественно кадровые моряки. Состав их был относительно постоянный, особенно командный состав и штатные специалисты, прослойка последних на крупных кораблях была значительна, достигая порой половины команды. Для подготовки таких специалистов – гальванеров, механиков, комендоров, электриков, машинистов – в ту пору требовались годы, заменить их было непросто. Кадровый состав служил на мятежных линкорах. Сохранились списки личного состава команд линейных кораблей «Петропавловск» и «Севастополь» по данным на февраль 1921 г.: почти 4/5 экипажей двух сильнейших кораблей Балтфлота начали службу на флоте до 1917 г. Имелось немало кадровых моряков, служивших по пятнадцать и более лет. Именно они были очевидцами (и участниками) событий февраля и октября 1917 г., создавали пробольшевистский Центробалт. Молодые матросы («клешники» или «иванморы») никак не определяли настроения моряков в Кронштадте.
Роль штаба крепости ограничивалась решением оперативных и специальных военных вопросов: организация стрельбы с батарей и судов, связь артиллерийского огня и действий пехоты, способы отражения атак. Бывшие офицеры, служившие до восстания в штабе крепости, были привлечены ревкомом в качестве военспецов и возглавили, под контролем ревкома, организацию военного дела в штабе крепости[373]. Основная часть штаба осталась на прежних должностях. Начальником обороны крепости стал начальник штаба крепости Соловьянов, начштаба обороны – начальник оперчасти штаба крепости Арканников. На прежних местах остались командиры линкоров бывшие офицеры Карпинский и Христофоров, начальник берегового отдела бывший капитан Зеленой, командир порта Ермаков, а также начальник связи, начальник воздушной обороны, командиры дивизионов. Бывший контр—адмирал Дмитриев, являвшийся до восстания начальником бригады больших линкоров, занимался снабжением технической части кораблей. Начальником артиллерии остался бывший генерал Козловский (примечательно, что Дмитриев и Козловский вызывались в штаб крепости лишь при необходимости)