Как показало проведенное исследование, недооценка объективных закономерностей цивилизованной аграрной эволюции, которая не была учтена в условиях большевистских преобразований по марксистской модели, привела к просчетам и ошибкам в идеологии и осуществлении политики военного коммунизма, следствием чего стал системный кризис в стране весной 1921 г. Освещение последствий военного коммунизма в условиях перехода к нэпу дало возможность констатировать признание большевистской властью ошибочности предположений по поводу непосредственного перехода пролетарского государства к коммунистическому государственному производству и распределению в мелкокрестьянской стране. По мнению автора исследования, изменение политики, олицетворяемое с переходом от «штурма» (военный коммунизм) к «осаде» (нэп) не означало стратегической корректировки партийных установок. Доктрины большевистских теоретиков (Е. А. Преображенский, Н. И. Бухарин) ограничивались рамками марксистской коммунистической доктрины. Разногласия имели место в отношении тактических моделей в границах переходного периода от капитализма к коммунизму. Переход от военного коммунизма к нэпу в значительной мере совершался методами военного коммунизма.
Исследование крестьянского движения в условиях создания Советского государства выявило особенности и хронологию его трансформации. Автор работы осветил перерастание крестьянской революции 1917—1918 гг. в крестьянскую войну против политики военного коммунизма. Начало крестьянской войны авторы связывает с проявлением первого массового протеста крестьян против системы военного коммунизма (ноябрьско—декабрьские восстания крестьян в 1918 г., которые охватили почти половину территории, находившейся под контролем Советского государства), а также официальной констатацией большевистской властью появления «единого контрреволюционного фронта». В 1919—1922 гг. крестьянская война приобрела полномасштабный характер. Природа крестьянской войны на территории Советского государства оценивается авторыом в качестве войны гражданской по своему содержанию. Мощное крестьянское протестное движение охватило практически все регионы Советской Республики и создало опасность для самого государства.
На основании обобщения характеристики крестьянского сопротивления государственной политике Советского государства можно определить признаки крестьянской войны в период ранней советской истории: охват движением значительной территории, контролируемой повстанцами; элементы организованности в стихийном крестьянском движении: складывание единого военно-политического руководства в крупных восстаниях, объединяющего разрозненные действия отдельных повстанческих отрядов; создание повстанческой армии и штабов по руководству вооруженными повстанческими формированиями, включая сражения с регулярными армейскими частями Красной Армии; общие для всего движения лозунги, разработка и принятие социальных и политических программных документов. Постановка вопроса о взаимоотношениях социальной группы (крестьянство) и власти (государство). Борьба против политики общегосударственного масштаба, а не только его местных органов (в дореволюционном прошлом крестьяне поднимали оружие против помещиков, но не против государства). Такой политикой выступала единая общегосударственная политика в масштабе всей страны – политика военного коммунизма, в рамках которой получили законодательное оформление насильственные порядки для всей страны и осуществлялось ее проведение в отношении всего крестьянства страны. Вопрос об организации власти стал для крестьянства одним из ключевых: борьба не против государственной власти как таковой, а за справедливую народную власть, олицетворяемую с властью избранных народом Советов. Изменение общественного сознания проявилось не только в осознании собственной угнетенности, бесправия, обездоленности, безнадежности, не только в накоплении ненависти и неприятии государства, но и в разнообразных формах активного сопротивления, включая вооруженное. При этом характерными чертами крестьянской войны, как и в другие эпохи, стали стихийность и разрозненность крестьянских действий и в целом стихийный характер войны. Массовое участие крестьянства придавало сопротивлению силу, размах и остроту. Длительность войны объяснялась тем, что, будучи подавленной в одних районах, она вспыхивала с новой силой в других.
Автор диссертации сделал вывод, что историческое значение крестьянской войны заключалось в ее воздействии на политику государства, дальнейшее социально-экономическое и политическое развитие страны. Это проявилось в признании государственной властью ошибочности прежней политики и объявлением переход к нэпу. В то же время авторы не переоценивает проявление легитимации ряда крестьянских требований в новом Земельном кодексе, который был принят 30 октября 1922 г. и вводился в действие с 1 декабря. Новое советское земельное законодательство в определенной мере можно рассматривать как уступку, в духе нэпа, крестьянским интересам, однако основополагающим принципом советской земельной политики объявлялась национализация земли – крестьянство так и не дождалось обещанной социализации. Допущение элементов капитализма в экономической сфере нэпа сопровождалось одновременным ужесточением политической системы.
Результаты проведенного диссертационного исследования дали возможность автору работы получить обоснованные и достоверные заключения и оценки в интерпретации и понимании исторических событий и явлений, а также опровергнуть многие из до сих пор существующих мифов и искажений исторической истины. Во-первых, следует отметить, что нередко возможности крестьянского протеста получают преувеличенную характеристику. В этой связи важным вопросом является оценка степени угрозы крестьянского движения для Советского государства. Рассуждения о гипотетическом варианте объединения крестьянского протестного движения в масштабе всей страны (или хотя бы крупного региона), тем более о захвате власти в стране беспочвенны. Конечно, крупные протестные явления (антоновщина, махновщина, Западно-Сибирское восстание, «чапанка», «вилочное восстание», серовщина, Кронштадт и др.) создавали военную угрозу государству. Однако следует утверждать, что даже в условиях кульминации крестьянской войны не военная опасность являлась определяющей, а продовольственная угроза, которая могла поставить под сомнение само существование Советского государства.
Парадоксально, как считает автор, но изначальным источником продовольственной угрозы для Советского государства являлось не крестьянское движение, а экономическая политика самого государства. Нельзя забывать об общем неблагоприятном фоне: в ходе крестьянской революции 1917—1918 гг. в стране произошел экономический регресс, связанный с возвратом к натуральному, патриархальному хозяйствованию: крестьянские хозяйства в большинстве своем обеспечивали лишь потребности собственной семьи, располагая незначительными запасами товарного хлеба. «Осереднячение» деревни объективно сокращало сектор крестьянского землевладения, на котором велось товарное производство, порождало падение производительных сил. Политика военного коммунизма ускорила данный процесс: из—за незаинтересованности крестьянина в обработке земли, изъятии «излишков» сверх потребительной нормы привел к резкому сокращению посевных площадей и уменьшению крестьянских хозяйств. Не имея никакого интереса в расширении своих хозяйств, крестьянство ограничивалось производством лишь для потребности собственной семьи. Стремительный рост натуральных хозяйств подрывал продовольственную политику, построенную на извлечении «излишков», то есть реквизиций хлеба при разверстке.
По заключению авторыа, военный коммунизм, порождавший протестное движение в крестьянской среде, по сути своей работал на собственную самоликвидацию. Уход крестьян к повстанцам сокращал трудовые ресурсы в деревне. Военная цель – подавление восстаний и уничтожение повстанцев – противоречила экономическим соображениям. В опустевших крестьянских волостях (одни были убиты, другие репрессированы, третьи ушли к повстанцам) не у кого было забирать «излишки» – не стало ни излишков, ни их производителей. Возникала опасность потери источника продовольственных ресурсов. Никакой реквизиционный аппарат не был в состоянии решить данную проблему. Принуждение с использованием вооруженной силы оказывалось бессмысленным занятием, когда некого принуждать к выполнению хлебной и других разверсток, с начала 1921 г. – семенной разверстки, посевных кампаний (полного засева полей). Некому было также выполнять трудовые повинности: подвозить хлеб, заниматься заготовкой топлива и пр. У крестьян не осталось ни лошадей, ни фуража. В результате образовался своеобразный порочный круг: государственная политика военного коммунизма, являясь причиной крестьянского сопротивления, одновременно поставила государство перед чрезвычайной необходимостью ликвидации повстанческого движения, поскольку провал посевной кампании и сбора продразверстки (из-за потери производителей и сельхозпродукции) создавал реальную и постоянную угрозу голода в стране. Монополизация продовольственного дела, как задача огромной трудоемкости, предполагала наличие организованного, отлаженного и огромного государственного механизма, которого Советское государство не имело. Затраты государства, связанные с заготовкой крестьянского хлеба (изъятием и сохранением зерна и продовольствия у крестьян) и доставке его в города оказывались непомерно высоки: на современном экономическом лексиконе это означало нерентабельность всего государственного предприятия.
Во-вторых, не преодолен идеологический миф о характеристике повстанческого крестьянского движения как следствия заговоров и руководства белогвардейского офицерства. В книге специально рассмотрен крестьянский вопрос в Белом движении. Отношение крестьянства к красной и белой власти являлось определяющим фактором в гражданском противоборстве. В результате изучения данного вопроса выяснилось, что «осередняченное» крестьянство, рассматриваемое в качестве господствующей части данной социальной группы, объединяло с красными наличие общего врага – Белой гвардии, пытавшейся восстановить ненавистную для крестьянства помещичью Россию. Для крестьянина главным врагом был помещик и его защитник – Добровольческая армия. Белогвардейцы в крестьянском сознании ассоциировались с бывшими угнетателями, одетыми в офицерские мундиры, ко