жность, а сплошной крышки не терпит. Дарья поджала губы и сказала, что сможет держать руку на этом участке. Её характер подошёл бы любой рассаде. Терпение без лишней горячки.
Про целину мы говорили уже другим голосом. Это решение меняет не только урожай. Оно меняет ритм жизни. В деревне всего три лошади. У каждой свои хозяева и свои заботы. Нельзя просто взять и сказать, что нам так нужно. Надо расписать время, свести очереди, рассчитать, сколько вытянем за день, не ломая спины. Матвей выслушал всё без лишних слов и предложил собрать короткий совет. Не большой, без толпы. С теми, кто отвечает за лошадей, за тележки, за кромки полей.
Совет случился к сумеркам. Пришли хозяева лошадей. Пришёл Савелий, потому что без его слова здесь не начинают новую тропу. Пришёл Антон. Ещё двое мужчин, которых я прежде видел издали. Ефим и Пётр. Один почти всегда держит в руке молоток. Второй знает все ухабы на дороге к солонцам. Мы положили на стол мою схему. Бумага не пахнет потом, поэтому её надо сразу привязывать к телу. Я сказал спокойным голосом.
Сначала распределили дни. Каждой лошади по два дня на целине, затем перерыв. Между этими днями она уходит на обычные хозяйские дела. На целине работаем только утром и ближе к вечеру. Полуденный жар не для тяжёлой тяги и не для людей, которые идут за плугом. Мы прикинули длину борозд и ширину будущих лент. Здесь бобы карликового типа. Рядом репа сплошным посевом. По краю узкая лента злаков только на семена. Отметили места, где пройдём легко, чтобы позже уложить зелёную массу под землю. И несколько пятен, где зададим глубину и перевернём тяжёлый пласт.
Потом добрались до плуга. Старые ножи ещё держали кромку, но целина умеет крошить металл и выдавливать клюв в сторону. Кузни в шаговой доступности нет. Новое железо далеко. И менять весь лист нет смысла. Я положил на стол железную полосу с отбортовкой. Нашёл её у старого сарая, когда разбирал ненужный хлам. Когда-то эта полоса держала бортик тележки. На коротком куске можно сделать накладку на носок. Тогда металл войдёт легче и будет ложиться ровнее. Ефим провёл пальцем по кромке и сказал, что согнуть можно и без огня, если подложить кругляк и бить терпеливо. Пётр добавил, что на плуге один болт давно живёт не на своём месте. Если переставить, ловим другой угол. Мы склонились над железом и разговаривали тем самым тихим мужским разговором. Не про слова. Про узкую деталь, которая сбережёт чью-то спину.
Договорились так. Завтра утром Ефим с Пётром разбирают носок и подбирают старую скобу под направляющую. Антон проверит оглобли, чтобы не гуляли, и крепления на хомуте. Я нарисую на планшете два варианта накладки и отдам людям, которые знают металл на вкус. Мы не делаем вид, что придумали что-то великое. Мы просто хотим, чтобы старая вещь работала тише и ровнее. Само вспахивание целиком отложили на пару дней. Пускай железо ляжет правильно.
Следующий день мы отдали близкой земле. Не той, что ждёт плуг, а той, что кормит нас каждый день. Я расписал короткие дела. Такие, что прирастают в привычку и меняют вкус хлеба. Лёнька повёл детей переносить настилы ближе к мокрому месту у бочки. Там всегда хотелось срезать угол. Мы положили три новые доски и тропа осталась сухой. Дарья взяла на себя утренний полив. Не ведро на плечо, а кружкой под корень, туда, где земля говорит спасибо очень тихо. Антон с Петром поставили над компостом крышу из дерна. Дождь не стал рвать тёплый верхний слой. Матвей с Романом прошли вдоль всей полосы и в опасных местах добавили по одному пояску. Работали молча. Время от времени переглядывались. Этого хватало, чтобы сказать друг другу, что идёт как надо.
К полудню мы с Дарьей вышли на новый участок под горох. Я вбил ряд тонких прутиков. Мы перехватили их редкой верёвкой, чтобы молодые усики зацепились. Рядом провели неглубокую бороздку и положили семена негусто. Поверх уронили слегка подсохшую крошку. Дарья сказала, что к утру всё здесь станет другим. Она редко ошибается. На следующий день тень от прутиков легла ровной сеткой, и в этой сетке уже чувствовалась жизнь.
Для капусты я нашёл на дворе плоское корыто, которое когда-то служило крышкой. Мы сделали в нём неглубокие лунки и посадили туда первые маленькие ростки. На полдня прикрыли тонкой тканью. Дарья достала её из сундука. Так листу легче перенести жар. Мы не спешили. Капуста любит неторопливую руку. Я сказал об этом Лёньке. Он слушал серьёзно, будто я выдал тайну, а не простую вещь.
Вечером Матвей позвал меня посмотреть место, где можно взять целину. Это была полоса между давней осокой и невысоким подъёмом. Весной вода здесь задерживается. Потом уходит в сторону оврага, но часть влаги остаётся в глубине. Корка держится упрямо, а земля под коркой пахнет правильно. Жизнь сидит сбоку и ждёт приглашения. Мы прошли весь кусок, отметили веточками углы, где удобнее разворачивать лошадь, и точки, где стоит сделать вырез под сбор лишней воды. Я показал ладонью место первой ленты под бобы. Рядом, чуть выше, станет репа. Её не будем жалеть. У неё быстрый характер и честный вкус. Она даёт корм и землю не обижает. По краю пройдёт узкая полоска злаков только ради семян. Их мы соберём вовремя и уберём в сухое место. Всё остальное пойдёт обратно в землю. Людям это понравится не сразу. Через год поймут, почему так лучше.
К середине обхода нас догнал Савелий. Он смотрел на землю так, как смотрят те, кто знает, где весной тонет колесо. Он сказал одно. Дайте утру самому сказать, где здесь ходит вода. И только потом ставьте линии. Мы переглянулись с Матвеем и согласились. Мы уже научились не торопить этот разговор.
Пока мы договаривались о завтрашнем утре, женщины разложили свой день. Дарья взяла на себя рассадник капусты. Попросила у соседки Марфы два глиняных горшка. Поставила их на солнечную кромку под навесом. Имена постепенно становились голосами. Марфа смеялась так звонко, что у Лёньки в глазах появлялась смута, и он тут же делал вид, что занят настилами. Антон принёс из сарая длинную лыску старого ремня. Сказал, что хомут сядет тише, если проложить её под пряжками. Пётр выменял где-то тонкую железную полосу, как раз такую, какую я рисовал на планшете. Когда железо появляется из ниоткуда, в деревне не спрашивают лишнего. Просто говорят спасибо и кладут в дело.
Сумерки выкатились из-за кустов. И тут Матвей позвал меня к пустой лавке у прохода. Он посмотрел в сторону соседнего двора. Там жили двое. Отец и взрослый сын. Дом чистый. Дощатый. С низкой светёлкой и сухим порогом. В этом доме давно нет женского голоса. Матвей сказал негромко, что люди предлагают мне перейти под крышу. Места у них хватит. Печь держит тепло ровно. Он не настаивал. Оставил мне решение на ночь. Переезд не вещи. Переезд согласие. Я кивнул. Решу утром.
Ночь принесла тишину. Где-то звякнуло ведро о деревянный край. Где-то ребёнок перевернулся на лавке и стукнул пяткой по доске. Где-то скрипнули петли у дверцы сушилки. Я лежал на соломе и смотрел на тонкую полоску света, которую принёс из-за крыши месяц. Рядом сидел мой рюкзак. Привычный, как ладонь. Я думал о том, как легко ошибиться, если начать гнать. Земля терпит неточности, но не любит спешки. Люди тоже.
На рассвете мы с Романом пошли к намеченной целине. Туман висел у самой травы. В этом тумане видно, как ходит вода. Там, где она любит останавливаться, трава темнее. Там, где уходит быстро, лента светлее. Мы поставили тонкие палочки на границах этих переходов. Савелий пришёл позже, поправил две отметки и сказал коротко. Здесь вода обманчива. Мы не спорили. На краю я воткнул новый прутик с выжженным знаком. Так мы договорились с утренним светом.
Дальше день целиком достался дворам. Я попросил женщин принести тёплую воду и развести в ней вчерашнюю золу. Мы прошли вдоль участков и подсыпали по щепоти. Сразу закрывали влажной крошкой, чтобы не пустить в небо. Эту работу надо делать утром. В полдень каждая пылинка ищет шанс улететь. Ближе к вечеру перебрали компост вдоль краёв. Внутрь не полезли. Там свой ход. С краёв сняли узкую тёплую полоску и дали по щепоти к рядам гороха и будущей капусты. Земля отозвалась мягко. Будто улыбнулась через плечо.
К вечеру снова случились посиделки. Разговор был короткий и деловой. Ещё раз проговорили очереди к лошадям. Определили, кто смотрит за настилами на полевых тропах. Это оказалось важнее, чем думали. Когда тележка идёт по мягкому, колёса рвут кромку. Потом приходится тратить силы на то, что можно было заметить заранее. Дарья предложила держать у каждого двора связку коротких веток и горсть колышков. Если кто-то видит выемку у тропы, он тут же отмечает и притаптывает. Не ждать общего сбора. Делать руками, которые ближе. Все согласились. Мы и правда стали говорить чаще именно так.
Я достал планшет и показал Ефиму рисунок накладки. Он кивнул, взял железную полосу и сказал, что завтра к полудню поставим всё на место и проверим ход на песчаной кромке у ручья. Там грунт мягче и будет видно, идёт ли кромка как нужно. Он попросил у меня короткий клинышек, чтобы задать угол. Я вырезал его из старой ручки. Инструмент оставили у Романа. У него в сенях всё всегда сухо.
Перед тем как расходиться, Матвей напомнил о доме вдовца и его сына. Сказал имена. Отец Никита. Сын Гаврила. У Никиты крепкая печь и чистая постель на широких досках. Никита держит дом так, как держат хлебную лопату. Без лишних слов. Я поблагодарил Матвея и сказал, что утром приду к порогу и поздороваюсь как надо. Он понял меня с полуслова. Переезд оставили на завтра. Это будет новой страницей и для меня, и для людей вокруг.
Ночь снова была тихой. Я прислушивался к себе и ловил то чувство, которое приходит, когда место начинает стягивать внутрь. За эти дни мы не сделали ничего громкого. Но ухватили главное. Земля перестала жить на одном хлебе из мусора. Она получила пищу, которая пахнет правильно. Люди увидели, что пояски держат воду. Что прутик помогает не спорить с памятью. Что настил спасает межу от ног. Это не чудеса. Это рутина. Но именно из неё складывается живой год.