Он подослал к Домбровскому своего агента с предложением предать Коммуну. Домбровский тотчас сообщил об этом прокурору Риго, и у них созрел план ответить хитростью на провокацию: принять предложение и впустить часть армии версальцев в Париж, устроив им таким образом ловушку.
Однако в последний момент они отказались от этого плана. Тогда агенты Тьера стали распространять фальшивки-письма, компрометирующие Домбровского, который якобы получил взятку от Тьера. Провокация не удалась, но она заставила Домбровского пережить много тяжелых минут.
Меры борьбы с провокациями и диверсиями внутренних врагов Коммуна стала принимать с большим запозданием, и они не носили систематического характера.
Вот почему Люсьену Капоралю было нетрудно плести паутину предательства.
Глава седьмая«КОММУНА ИЛИ СМЕРТЬ!»
Весь опыт сооружения баррикад, накопленный за время атак версальских войск, был использован Жозефом Бантаром при постройке укрепления на улице Рампоно. С фронта баррикада была неприступна. Сюда были свезены десятки возов с бочками, которыми было заполнено пространство между двумя стенами. Одна стена была выложена из камней, другая — из бумажных кип. На баррикаде царило оживление, когда к ней подходил Кри-Кри.
— Эй, глядите-ка, что я нашел! Вот это находка!
Жако, молодой парень с маленькими, недавно пробившимися усиками, веснусчатым лицом и веселыми карими глазами, разглядывал какой-то металлический предмет, который он извлек из кучи строительного мусора, собранного на развалинах разрушенного версальскими снарядами дома.
— Что там такое? — отозвался Кри-Кри. — Уж не кости ли слона из зоологического сада, которого недавно съели парижане?
— Дурень, смотри, это осколок зажигательной бомбы!
— Ну-у! — Кри-Кри наклонился вместе с Жако и стал рассматривать остатки металлической коробки с неровными краями.
Несколько коммунаров также бросили свою работу и присоединились к мальчикам.
— Этакие мерзавцы эти версальцы! — с возмущением сказал один из взрослых федератов. — Ведь это одна из тех знаменитых бомб, которые они придумали. Они не решались применять их против пруссаков, ну, а для парижских рабочих все средства хороши! Негодяи!
— Ну, друзья, как подвигается работа? — Люсьен Капораль, неизменно свежий, чисто выбритый и аккуратно одетый, показался у баррикады.
Увидев Люсьена, все снова принялись за работу.
— Ничего, гражданин Капораль, как будто скоро кончим. Нам осталось немного.
— Хорошо, хорошо, — сказал Люсьен, проверяя прочность укрепления, сооруженного из балок, щебня и мешков с песком. — Хорошо! — еще раз повторил он и направился в другой конец баррикады.
Здесь постройка была поручена подрядчику. С тех пор как Париж покрылся сетью баррикад, находилось немало ловких дельцов, предлагавших свои услуги по их постройке, и Коммуна была вынуждена прибегать к их помощи.
Сооружение баррикады на улице Рампоно было поручено Кламару, специалисту по строительным работам.
Увидев Люсьена, Кламар почтительно снял шляпу и заискивающим тоном спросил:
— Не угодно ли зам будет, господин Капораль, осмотреть нашу работу?
Люсьен, ничего не ответив, пошел с Кламаром.
Беседа между коммунарами снова возобновилась.
— Да, — говорил один из пожилых коммунаров, — неладно получилось, что Париж оказался отрезанным от Франции; об этом постарался Тьер. Ему это нетрудно было сделать при помощи своих друзей, пруссаков.
— Еще бы! — ответил другой.
Он упорно долбил мотыгой неподдававшуюся землю. Воткнув мотыгу в горку песка, он отер пот со лба, закурил папиросу и сказал:
— Вот что я тебе скажу, Винэ: если и теперь Франция не услышит нашего призыва, нам конец! Читал ты последнее воззвание, адресованное всему французскому народу?[26]
— Нет, — сказал Винэ и тоже отложил работу.
— О, это замечательный документ!
Коммунар вытащил из кармана аккуратно сложенный листок и, откашлявшись, начал его читать с большим выражением, делая паузы и повышая голос в наиболее важных местах:
«Героический, непобедимый, неутомимый Париж борется без устали и без передышки.
Большие города Франции, неужели вы останетесь равнодушными свидетелями этого единоборства не на жизнь, а на смерть, происходящего между Будущим и Прошлым, между Республикой и Монархией.
Не помогать Парижу — значит его предать!
Чего же вы ждете, чтобы подняться? Чего вы ждете, чтобы сбросить бесчестных агентов правительства капитуляции и позора, которое попрошайничает и в этот самый момент покупает у прусской армии снаряды для бомбардировки Парижа со всех сторон.
Большие города, вы присылаете Парижу братский привет. Вы говорите ему: сердцем мы с вами!
Теперь не до манифестов. Настало время действовать. Сегодня слово принадлежит пушке!
Довольно платонических восклицаний! У вас есть ружья и снаряды. К оружию! Восстаньте, города Франции!
Не забывайте вы, Лион, Марсель, Лилль, Тулуза, Нант, Бордо и другие: если Париж падет в борьбе за свободу мира, мстительница-история с полным правом скажет, что Париж был удушен и что вы дали свершиться этому преступлению».
— Это хорошо написано! — восторженно вскричали Кри-Кри и Жако.
— Эх вы, молодежь! — улыбаясь, сказал Винэ. — Никто не спорит, что это хорошие слова. Но где гарантия, что города ответят на наш призыв? Говорят, что в Марселе Коммуна продержалась всего две неделя, а в других городах и того меньше. Вот разве только Лион нас поддержит… Я слыхал, что там снова восстание…
— Что касается Парижа, то мы еще продержимся, — бодро сказал пожилой федерат, — за бойцами у нас дело не станет, были бы только патроны.
— Баста! Время отдыха окончилось! — прокричал Винэ, взявшись за мотыгу, и все дружно последовали его примеру.
— А вот и Мадлен! — воскликнул Кри-Кри.
Мадлен Рок, приветственно помахав рукой федератам, хотела пройти, не останавливаясь, к дальнему краю баррикады, но несколько голосов сразу окликнуло ее:
— Мадемуазель Мадлен, посмотрите на нашу работу! Мадемуазель Мадлен!
— Я не сомневаюсь, что у вас работа идет хорошо, — улыбнулась Мадлен, показывая свои ровные зубы. — Я хочу посмотреть, как дела у Кламара. Это важнее!
— Там Люсьен Капораль, — поспешил сообщить Кри-Кри.
— Тем лучше, — кивнула головой Мадлен и прошла дальше.
Увидев Мадлен, Люсьен бросился ей навстречу:
— Как хорошо, дорогая, что ты пришла!
Мадлен рассеянно ответила на приветствие Люсьена. Она не отрываясь смотрела на стену, возводимую Кламаром. Нетрудно было заметить, что со вчерашнего дня постройка нисколько не подвинулась вперед.
— Гражданин Кламар, — произнесла Мадлен, резко отчеканивая слова, — мне не нравится ваша работа!
Кламар съежился под суровым взглядом Мадлен.
— Мадемуазель, вы слишком строги и забываете, что у меня нет нужных материалов и людей… Я уже докладывал господину Капоралю, который вполне со мной согласен…
— Не знаю, о чем вы докладывали Капоралю, — перебила его Мадлен, — но за людьми у нас остановки не бывает. Что касается материалов…
— Осмелюсь сказать, мадемуазель, ваши люди не идут ко мне работать, а наемных рабочих трудно найти.
— Все ясно, — по-военному произнесла Мадлен. — Гражданин Кламар, вы свободны. Нам ваши услуги не нужны. Вам больше подходит строить триумфальную арку для встречи версальцев.
Кламар, сконфуженно почесав затылок, отошел в сторону.
— Я попробую договориться с депутатом Бантаром, — пробормотал он, ни к кому не обращаясь.
Мадлен вся кипела. Голубые глаза ее метали молнии, руки нервно сжимали висевший у пояса револьвер.
— Мадлен, дорогая, — ласково взяв ее под руку, сказал Люсьен, — ты не права. Кламар может еще нам пригодиться. Ты вооружаешь его против нас, таким путем мы от него ничего не добьемся.
— Чтобы заставить работать этих каналий, — вспыхнула Мадлен, — существует одно средство — вот это! — и она выразительно указала на револьвер.
— Успокойся! Ты смотришь так сердито, как будто хочешь испепелить и меня заодно с этим Кламаром, — пошутил Люсьен, но в его шутке не было веселости.
Мадлен, наоборот, рассмеялась совершенно искренне. От недавнего гнева не осталось и следа, когда она сказала, обращаясь к Люсьену:
— Ты не знаешь, как он меня обозлил! Еще минута, и я, кажется, пустила бы в ход револьвер. Да и ты хорош, не видишь, что он явно мешкает.
— Но ведь я не каменщик и не конструктор, к тому же и материалы…
— Глупости! — перебила его Мадлен. — Не надо быть ни каменщиком, ни конструктором, чтобы видеть, что Кламар работает плохо.
— Нельзя же требовать, чтобы старик Кламар горел на работе так же, как молодая, полная сил Мадлен Рок…
— Брось шутки. Я не узнаю тебя, Люсьен! С некоторых пор ты стал какой-то странный.
— Я не узнаю тебя, Люсьен!
— Я почти не вижу тебя, Мадлен, в эти безумные дни. От этого и происходит наша видимая отчужденность.
— Я всегда помню о тебе, мой милый, — сказала вдруг мягко и задушевно Мадлен, положив руку на плечо Люсьена. — Настали дни тяжелых испытаний. Надо их выдержать, Люсьен. Да?
С этими словами она взглянула прямо в глаза Люсьена, как бы стараясь в них что-то прочесть.
Люсьен отвел взгляд и смущенно пробормотал:
— Ты знаешь, Мадлен, что положение наше совсем не так весело, как это пытается изобразить Бантар. Версальцы заняли три четверти Парижа. У Коммуны нет никаких шансов на победу, а Жозеф балагурит и распевает песенки…
— Куда девалось твое мужество, Люсьен? Как ты можешь упрекать Бантара! Он поет и балагурит… Да ведь это прекрасно! Он поднимает дух бойцов! Он не только поет и балагурит, он организует, работает, борется!
— Ты не понимаешь меня, Мадлен. Я не пожалею жизни за республику, и тебе не придется стыдиться за меня перед товарищами. Но я против бессмысленной гибели ради упрямства или ради глупости других. Пойми меня: затея Жозефа укрепиться в районе Рампоно и удержать наступление версальцев — безумная затея и, кроме бесполезных человеческих жертв, ничего не даст. Моя любовь к тебе…