— Ты что, ворочаешь камни? Это дело! — оживленно заговорил Гастон. — Слушай, у меня есть одно предложение. Давай-ка запишемся в батальон Питомцев Коммуны. Я уже договорился с командиром. Да чего там, в самом деле! И Пьер, и Антуан, и Леон уже в батальоне. Сначала там не принимали до четырнадцати лет, затем до тринадцати, а теперь уже берут и двенадцатилетних.
— Вот это здо́рово! — протянул Кри-Кри, с завистью глядя на товарища. — Чорт побери! И я пошел бы, да… — И Кри-Кри смущенно почесал затылок.
— Боишься хозяйки? — насмешливо спросил Гастон и, услыхав далекий раскат орудийного выстрела, прибавил: — Не унимаются, канальи! Когда же наконец мы заткнем им глотки?
— К чорту хозяйку! — рассердился Кри-Кри. — Плевать я на нее хотел! Мне не велит дядя Жозеф. Не пускает ни за что и все приговаривает: «Я сам позову тебя, Шарло, на баррикады, когда настанет время». Видно, время еще не наступило.
В голосе Кри-Кри послышалась досада.
— Д-да, — протянул Гастон, — дядя Жозеф — это дело серьезное.
— И потом, как оставить Мари? Ей так плохо приходится. После смерти отца ее мать не перестает хворать. На плечи бедной девочки свалилось много забот.
— Да, Мари оставлять нельзя. Без тебя она совсем пропадет, — серьезно подтвердил Гастон. — Но все-таки жаль, что ты не пойдешь со мной в батальон. Знаешь, ведь у них настоящая военная форма! — снова оживился он. — Смотри, да вот и Мари, легка на помине!
В самом деле, пересекая площадь, приближалась стройная, легкая фигурка Мари. Слегка согнувшись под тяжестью корзины с цветами, девочка шла, выкрикивая время от времени мелодичным голосом:
— Купите душистых фиалок! Всего два су!
— Мари, Мари, сюда!
Вскочив на камень, Кри-Кри стал махать рукой. Заметив его, девочка ускорила шаги.
Гастон едва дождался, чтобы Мари поровнялась с ними.
— Вы слышали, мадемуазель, последнюю новость? — церемонно обратился он к ней. — Меня приняли в батальон Питомцев Коммуны. Скоро я приду показаться вам) в военной форме. К чорту тогда вот это! — Гастон выразительно взмахнул колодками. — Прощайте, колодки! Прощай, передник!
Он уже готов был скинуть передник, но Кри-Кри удержал его:
— Не дури, Гастон! — Он хотел еще что-то сказать, но удержался, взглянув на Мари.
Ее лицо сияло неподдельным восторгом.
— Может ли это быть? У тебя будет настоящая военная форма? Как? И кепи? Ты придешь мне показаться? Когда ты уходишь? Неужели ты будешь по-настоящему стрелять?
— Я стрелять не умею, — честно признался Гастон, — но хорошо бросаю камни — на лету сшибаю голубя.
— Версальцы мало похожи на голубей, — язвительно сказал Кри-Кри. — Вот я — так стреляю без промаха. Жаль патронов, а то я бы показал, как надо сшибать голубя не камнем, а пулей… Верно, Мари?
Но девочка не слушала Кри-Кри. Она больше интересовалась Гастоном, которому было приятно ее внимание.
— Не подаришь ли ты мне что-нибудь на память? — сказал он. — Уходящим на баррикаду всегда дают что-нибудь на счастье. Так уж водится…
— С удовольствием! — вспыхнула Мари. — Но что я могу тебе дать? Вот разве цветы. Смотри, какие свежие. Я сегодня рано утром — солнце еще не вставало — нарвала их в лесу.
Она выбрала самый пышный букетик из крупных фиалок и протянула его Гастону. Но он не торопился его взять.
— Ты не хочешь их поцеловать, — робко сказал он, — как это сделала Аннет Ромар, когда ее жених ушел на форт Нейи[20].
Мари потупилась. Она решительно не знала, как поступить.
Кри-Кри поспешил ей на выручку:
— Так ведь ты не жених Мари — это во-первых, а во-вторых — ты еще не идешь в бой.
— Кто знает? Может быть, я не вернусь… — В голосе Гастона не было страха, но Мари вздрогнула и робко обхватила обеими руками руку Гастона. Она была взволнована, но не находила подходящих слов, чтобы выразить свои чувства. После небольшой паузы она решилась: поцеловала букетик и протянула его юному коммунару.
Мари поцеловала букетик и протянула его юному коммунару.
Гастон был удовлетворен. Зато Кри-Кри отвернулся и стал с напускным равнодушием рассматривать витрину музыкального магазина, около которого они стояли. Мари сразу поняла настроение своего друга. Выбрав еще букетик фиалок, она робко протянула его Кри-Кри:
— На, возьми и ты, Кри-Кри, это самые лучшие.
— Если ты раздаришь все цветы, ты не выручишь ни одного су. Что ты принесешь домой матери?
Это был жестокий выпад. Кри-Кри и сам это понял тотчас, как только произнес обидные для Мари слова. Ее глаза наполнились слезами. Казалось, еще мгновенье — и она расплачется. Кри-Кри смутился. Он много отдал бы, чтобы вернуть эти неосторожные слова, этот несправедливый упрек. Чтобы ослабить впечатление, он сказал:
— Я ведь пошутил, Мари! Ну, и хорош же я! Совсем забыл! Посмотри, что я принес тебе.
Он вытащил из кармана кусок хлеба из темной муки, смешанной с отрубями. Мари обрадовалась не столько хлебцу, хотя она не ела с утра, сколько раскаянию Кри-Кри и сказала:
— Вот это кстати. Я не могла купить сегодня хлеба: если бы ждать в очереди у булочной, я пришла бы сюда не раньше двенадцати часов.
Она взяла хлеб и уже откусила было кусочек, как вдруг спохватилась:
— А ты, Кри-Кри? Это же твоя порция!
— Нет, нет, — заторопился Кри-Кри, — кушай на здоровье, это я для тебя приберег.
Увидя, что Мари отвлеклась едой, Гастон отвел Кри-Кри в сторону и зашептал:
— Шарло, ты ничего не слыхал от дяди Жозефа? Говорят, что наши дела очень неважны. Версальцы пробиваются то в одном, то в другом районе. Там, где они водворились, кровь льется рекой. Я не хочу, чтобы Мари это слыхала, но, говорят, они не щадят ни женщин, ни детей.
Кри-Кри пожал плечами:
— Не знаю, как другие, но дядя Жозеф уверен в победе. Он говорит, что пока он жив, версальцы не пройдут к нам в район…
— Ну, мне пора, — сказала Мари. От еды щеки ее раскраснелись, глаза заблестели. — Я сегодня еще не заработала ни одного су. — И она громко рассмеялась.
— Желаю тебе удачи, девочка, — покровительственно сказал Кри-Кри. — Мне тоже пора возвращаться в кафе.
— Мне-то и подавно некогда здесь болтать, — спохватился Гастон. — Надо еще разделаться с этим, — и Гастон презрительно ткнул пальцем в колодки, — забежать домой, а потом на улицу Маньян, в батальон. Прощай, Мари! Кри-Кри, будь здоров!
Мари, взяв корзину, пошла вдоль баррикады. Некоторое время был еще слышен ее мелодичный голос:
— Купите цветов! Два су букетик, только два су!
Кри-Кри, попрощавшись с Гастоном, сдвинул набекрень каскетку и направился в кафе.
Но не успел он сделать и двух шагов, как его нагнал Гастон.
— Опять ты? — удивился Кри-Кри. — Но что с тобой? — Кри-Кри заметил, что Гастон не то озадачен, не то взволнован.
— Видишь ли… — сказал Гастон, переминаясь с ноги на ногу. — Я хотел тебя кое о чем попросить…
— В чем дело?
— Я не знаю, как ты на это посмотришь, — и яркая краска залила лицо, уши и даже шею Гастона.
Видя смущение Гастона, Кри-Кри заинтересовался еще больше:
— Говори, говори.
— Видишь ли, неизвестно, вернусь ли я с баррикады. Мне хотелось бы…
— Брось мямлить… Говори прямо.
— Я написал стихотворение, и предлинное… для Мари, понимаешь? Целиком ты его все равно не запомнишь, но я хотел бы, чтобы она знала хотя бы четыре строки. Я думал ей прочитать сам, но не решился…
Кри-Кри иронически улыбнулся:
— Ты знаешь, я и сам непромах насчет стихов, но мне и в голову не приходило посвящать стихи… девчонке.
— Так ведь я только на тот случай, если меня убьют, — взволнованно сказал Гастон, и Кри-Кри сразу пожалел о нечаянно вырвавшихся словах.
— Говори, я запомню целиком, — поспешил он заверить друга, — увидишь, я все запомню.
Гастон на мгновенье задумался, как бы припоминая, и затем сказал очень просто, но с глубоким чувством:
Мари, твой светлый облик
Всегда передо мной.
Мари, моя подруга,
Прощай, иду я в бой!
Пока Гастон произносил эти строки, Кри-Кри понимающе кивал головой. Затем не выдержал и сказал:
— Только почему «светлый» облик? По-моему, лучше «нежный»… Впрочем, если тебе так нравится, мне все равно, но я бы написал «нежный».
— Ну, повтори, повтори, чтобы я был уверен, — просил Гастон.
— Ладно.
И, преодолевая смущенье, Кри-Кри повторил, стараясь нарочно говорить без выражения, чтобы не проявить излишней нежности.
Лицо Гастона просияло:
— Хорошо! Теперь я могу итти спокойно. Береги Мари!
— Можешь не сомневаться.
— Давай-ка обнимемся на прощанье!
Кри-Кри порывисто обнял друга.
Стараясь скрыть волнение, Гастон высвободился из объятий Кри-Кри и быстро зашагал, не оглядываясь.
Время шло, не считаясь ни с чем. Кри-Кри пора было возвращаться на работу.
Бодрой походкой, напевая песенку, он пошел по направлению к кафе. Но, повидимому, ему не суждено было туда сегодня добраться.
Едва он отошел на несколько шагов, как увидел невдалеке человека, стоявшего в тени густого платана. Притаившись, человек записывал или, может-быть, зарисовывал что-то в свой блокнот.
Наружность и поза этого человека привлекли внимание Кри-Кри.
Наружность и поза этого человека привлекли внимание Кри-Кри.
Он отчетливо видел его тонкий, сухой профиль, орлиный нос, маленькие поджатые губы, подбородок с глубокой ямкой посередине. Темный штатский костюм плотно облегал его мускулистое, крепкое тело. Мальчик сразу невзлюбил короткую красную шею незнакомца, составлявшую резкий контраст с его сухим и нервным лицом.
«Что делает здесь этот человек? Бьюсь об заклад, что он неспроста смотрит на нашу баррикаду! Он ее срисовывает. Не будь я Кри-Кри Бантар, если это не так!»
И тотчас же Кри-Кри оказался возле незнакомца.